Рукопожатия в России - дело обыденное, и в наши времена от них редко уклоняются по принципиальным причинам (некогда такое уклонение подразумевало немедленный вызов на дуэль). Мы тут ко многому претерпемшись за годы строительства коммунизма и жизни при социализме уже развитом (идиотского слово: раньше слово "развитой" с ударением на последнем слоге относилось к какому-нибудь парню, выбившемуся из темных низов).Мне вот в долгой уже моей жизни случалось пожимать руку людям очень могущественным и ничтожным, знаменитым и безвестным(не столь редко, высокоодаренным и более талантливым, чем знаменитые), истинным святым и деятелям,прославленным своей подлостью. От иных рукопожатий, пожалуй, век не отмоешься(впрочем, и меня некоторые собратья по перу считают "нерукопожатным", отчего никакого не ощущаю урона и ущерба, ибо зависть и жажда отместки за литературные обиды всегда найдут повод для справедливого негодования и наветов, но, впрочем, это - другая повесть). В общем-то у меня в неизданных пока мемуарах есть глава "Рукопожатия", где довольно подробно описываю наиболее памятные мои опыты в этом жанре и изображаю трепетные свои ощущения от прикосновения к целому ряду ладоней, принадлежащих истории, отечественной и даже мировой...И, конечно, незабвенно рукопожатие с Александром Исаевичем.
Он принял меня по издательскому поводу - в ту пору я был главным редактором славного и поныне петербургского издательства "Лимбус Пресс". Конечно, я шел на эту встречу с глубоким волнением. Я понимал, с личностью какого масштаба мне предстоит говорить, перед кем я буду предстоять,мысленно обращаясь к своей совести("побитой молью", по выражению одного крупного поэта). Притом далеко не всё в этой личности мне было по душе: казался и языковой пуризм чрезмерным, и раздражала некоторая тенденциозность и предвзятость и даже некоторые отступления от истины в исторических исследованиях. Кроме того я считал и считаю, что то, что казалось блистательным началом пути, равным дебютам самых великих писателей, оказалось, увы, и всем, окончательным итогом, если иметь в виду собственно литературную деятельность. Остальное - политика и публицистика. Остальное - трактаты и статьи, однако написанные не чернилами,а палящим огнем...
И всё же это была встреча с великим человеком. И попытки его поддеть и вызвать на диспут, свойственные самоуверенным интеллектуалам,честным литераторам средней руки, мне всегда виделись смехотворными. Не по рангу, знаете ли!
Великий человек был чрезвычайно прост в общении и вместе с тем очень зорок, приглядчив. В беседе о будущей книге точен и деловит...Все же я не смог удержаться в рамках темы и сказал, что с отрочества дорожил его первой, изменившей мир повестью. И сейчас берегу первоиздание, как зеницу ока... Он спросил:
- Она была у Вас и тогда, когда за хранение давали срок?
- Да.
Тут А.И. снял с полки том своих избранных статей, сделал надпись и подарил мне эту книгу. Ну, вот, она стала большим для меня подарком.
У него была большая широкая ладонь с мягкими буграми и ощущением некоторой влажности, но и силы. В возрасте уже и тогда преклонном, он определенно не был хилым. Рука у литератора,на протяжении десятилетий проводившего за письменным столом дни и ночи, была крепкая.Я думал о том, что этой рукой он запустил метательный снаряд, который проломил нерушимую стену.
Комментарии
Да, человек великий, но...
Автор отмечает, что попытки обычных людей спорить с «самим» Солженицыным кажутся ему смехотворными... Что ж, это право автора. Однако в таком случае какое-либо замечание, исходящее от меня, грешного, в отношении автора, весьма известного литератора, а уж тем более А. И., может вызвать не только снисходительный смех, но и оглушительный хохот. Вот так-то, объявленных «истинно великими» - не трожь! Так ведь в чем-то и Ленин был велик, и многие, которых и упоминать-то не хочется...
И все же позволю себе сказать, что, при всём несомненном, и в особенности «социально -политическом» величии Солженицына и его заслугах в развале коммунистического монстра (само имя А. И. поддерживало у нас в 70-е годы НАДЕЖДУ), хотелось бы увидеть в заметке чуть больше объективной критики. И как писатель он был, мягко говоря, своеобразным. И как интерпретатор исторических событий - спорным. А уж национально-«патриотические» взгляды позднего Солженицына у многих вызывают резкое неприятие. О мертвых - «ничего кроме хорошего ИЛИ ПРАВДЫ».
Великий...?
У меня тоже хранился тот номер "Нового мира" с нашумевшей повестью и "Роман-газета" с ней же. И главы "Архипелага" по радио слушал. Но вот издали 6-ти томник в бумажном переплёте и я стал читать его книги подряд. И оказались книги написанными тяжелейшим языком, с придуманными якобы русскими словами. В "Архипелаге" ярко проступил его антисемитизм, который он потом подтвердил в "200 лет вместе". Надо откровенно признать, что писателем Солженицин был средним и малочитабельным. Я уж не говорю о "Красном колесе"-за его прочтение надо орден давать.
Великий без "но"
Прекрасный теплый (ко времени) очерк без идеализации:
"Притом далеко не всё в этой личности мне было по душе: казался и языковой пуризм чрезмерным, и раздражала некоторая тенденциозность и предвзятость и даже некоторые отступления от истины в исторических исследованиях. Кроме того я считал и считаю, что то, что казалось блистательным началом пути, равным дебютам самых великих писателей, оказалось, увы, и всем, окончательным итогом, если иметь в виду собственно литературную деятельность. Остальное - политика и публицистика. Остальное - трактаты и статьи, однако написанные не чернилами,а палящим огнем..."
Если можно, большая цитата из моего некролога 2008 г. (http://berkovich-zametki.com/2008/Zametki/Nomer11/ERabinovich1.php):
«Сейчас, когда его жизнь завершена, все ясно видят два периода его общественного лица: первый, 1962-1974 гг., в Советском Союзе; и гораздо более длинный второй, 1974-2008 гг., в эмиграции и в новой России. Общепринятая точка зрения, что этот неуживчивый, возможно, мало приятный человек (я его лично не знал), неверный по отношению к друзьям, с ультра-славянофильскими взглядами, своим вторым периодом почти перечеркнул первый.
Я не согласен. Было время, когда я сам боялся его внезапной анти-демократичности, думал, что он сговорится с коммунистами, въедет в Россию на белом коне и примет участие в её возвращении в необитаемый для разумного человека континент… Этого не произошло. И сегодня, оглядываясь на Солженицына второго периода, мы можем с удивлением, но и явным облегчением сказать: влияние его второго периода на человечество и Россию – ноль. Он не создал когерентной фашистской идеологии, от него не осталось ни партии, ни последователей, он никак не повлиял и не влияет на жизнь современных России и Запада. На его руках нет крови… В этот второй период Солженицын также заявил претензию на моральное руководство Россией и миром, и он совершенно провалился в этой претензии. Итак, мы можем попросту отмести его второй период, как не имеющий значения и не оставивший следа в жизни, политике и культуре…
…Борьба Солженицына с Западом была пустой, безрезультатной, не имеющей значения, совершенно несопоставимой с его борьбой против Советской власти в первый период.
И какой блистательный был этот первый период! – человек бессмертен благодаря ему, и доминирующая он фигура – благодаря ему. Рассказы, романы «Раковый корпус» и «В круге первом» стали классикой. А придуманный им термин «Архипелаг ГУЛАГ» и трёхтомник, написанный без доступа к архивам, навсегда останется серьёзным и определяющим историческим повествованием, даже если последующие работы и перекроют его по точности конкретных данных. Эти работы сделали Солженицына бесспорным классиком русской литературы и общественной фигурой демократического движения».
Мой Солженицын
Очерк М. Синельникова вызвал у меня двоякие чувства. Во-первых, автор напомнил о столетии человека, не вызывающего у меня и теперь сомнений в масштабе его личности и широкой известности во всём мире. Причём сделал это он (автор) очень элегантно, сумев благодаря своему несомненному профессионализму обойти все острые углы в оценке этого неоднозначного человека. Возможно, это и правильно – не навлекаешь на себя критику ни с одной, ни с другой стороны. Но я, да простит меня автор, так не умею. Не претендуя на авторитетное суждение, попробую сформулировать своё собственное отношение к этой неоднозначной фигуре без попыток умалчивания и смягчения формулировок.
Помню наше впечатление от неожиданного появления в «Новом мире» рассказа ««Один день Ивана Денисовича». Сказать, что это был глоток свежего воздуха – значит ничего не сказать. Да, эта тематика часто бывала в наших разговорах в узком, достаточно проверенном кругу (как принято говорить, «на кухнях»), но чтобы читать это в журнале, да ещё таком авторитетном! И язык необычный, и детали точные, и характеры выпуклые, а уж содержание… И обсуждать можно без оглядки на «стук» – ведь ГДЕ напечатано!
Потом появились «Раковый корпус», «В круге первом». Правда, их можно было добыть только нелегально, уже снова рисковали и дающий, и читающий, но это было настолько мощно, что некоторые уже проявившиеся там слабости литературного характера тогда совершенно не определяли общую оценку, настолько мощно было это обрушено на нас.
«Красное колесо», признаюсь, осиливал с трудом; не уверен, что смог дочитать до конца. Однако это ещё не вызывало у меня отторжения – даже у хороших литераторов бывают неудачи. Правда, всё чаще по мере необходимости заставлять себя его читать появлялось сомнение в том, что это – литератур. Однако продолжала давить и побуждать продолжать чтение память о первых удачах.
Но когда Солженицын стал выступать в качестве самоназначенного духовного лидера народа и давать безапелляционные великодержавные рекомендации, вещая сначала из-за океана, а потом – на остановках трансроссийского поезда, моё уважение к нему сильно уменьшилось. А уж после «200 лет вместе», где раскрылась его шовинистическая суть, скрываемая раньше под благообразием демократических призывов, он для меня просто перестал существовать как авторитет.
Поэтому я, в отличие от профессионала М.Синельникова, не могу позволить себе обтекаемые и приглаженные формулировки при оценке этой получившей широкую известность фигуры. И называть его великим человеком, несмотря на бесспорные ранние заслуги, тоже никак не могу.
Михаил Гаузнер.
А "Архипелаг?
Но это так странно, что Вы не упомянули "Архипелаг ГУЛАГ". Разве он не стоит в центре всего, что он сделал, и не сыграл немалой роли в развале Советского Союза? Антисемит же он был не самый большой и довольно заурядный.
Уважаемый Элиэзер,
Уважаемый Элиэзер, относительно "Архипелага ГУЛАГ" Вы совершенно правы, мне следовало упомянуть его трудно переоценимый вклад в возрождение демократизации нашего общества. Но в по-настоящему большой роли романа в развале Советского Союза я не уверен - для того было достаточно много причин, и не только идеологического характера: и экономика, и национализм в бывших республиках, и личные амбиции их лидеров, и многое другое. А вот с тем, что явно выраженный антисемитизм(хоть и успешно скрываемый Солженицыным на первых порах - видимо,было неудобно)должен оцениваться по степени заурядности, по тому,самый ли он большой или не самый, согласиться не могу. Он, как талант - либо есть, либо нет. Это особенно существенно, когда идёт речь о человеке,явно претендовавшем на роль спасителя общества и его идейного вождя. В сочетании с этим дурно пахнущим и не скрываемым качеством его великодержавные призывы и явно выраженный национализм (не имеющий ничего общего с патриотизмом)привели меня к полному разочарованию в этой поначалу такой привлекательной и заслуживавшей уважения личности.Потому и написал в своём комментарии "называть его великим человеком, несмотря на бесспорные ранние заслуги, никак не могу".
Добавить комментарий