Циолковский - редкий тип человека не от мира сего. Деревенский чудак, которого соседи считали городским сумасшедшим. С точки зрения быта и здравого смысла это так и было. Вот место из его автобиографии "Черты из моей жизни":
"Вставал я и долго что-нибудь бормотал без сознания, иногда сходил с постели, блуждал по комнатам и прятался где-нибудь под диваном... возвратился к своим физическим забавам и к серьезным математическим работам. У меня сверкали электрические молнии, гремели громы, звонили колокольчики, плясали бумажные куколки, проделывались молнией дыры, загорались огни, вертелись колеса, блистали иллюминации и светились вензеля. Толпа одновременно поражалась громовым ударом"...
Все это очень неплохо для розыгрышей, но маловато для науки. И даже для изобретательства. Морзе или Эдисон тоже не были учеными. Равно как Яблочков или Лодыгин. Но вот они изобретали то, чего не было ранее. Телеграфный аппарат, лампочку, электрическую дугу. Гудьир, к примеру, изобрел вулканизацию каучука и изобрел резину. Да мало ли... Десятки, если не сотни тысяч разных изобретений. Константин Эдуардович Циолковский родился 17 (5 сентября) 1857г. в Ижевске. Отец - поляк, Эдуард Игнатьевич Циолковский. Мать - Мария Ивановна Юмашева - русская с примесью татарской крови. Смесь вышла бурная и непредсказуемая. Об отце Константин Эдуардович в автобиографических набросках "Черты моей жизни" написал:
"Вид имел мрачный. Был страшный критикан и спорщик... Отличался сильным и тяжелым для окружающих характером".
В Вятке 9-ти летний Константин катался на коньках, провалился в прорубь, скоро заболел скарлатиной и почти полностью оглох. Учиться стало трудно. За неуспеваемость был оставлен на второй год, а в тринадцать лет и вовсе отчислен из Вятской мужской гимназии. Стал читать все немногочисленные книги из отцовской библиотеки. Характером Константин был в отца - нелюдимый, тяжелый. Сидел в одиночестве и читал. Наконец, отцу надоело это чтение, сыну тоже, ибо все книги кончились, и в 1873 году отец отправил 16-летнего сына в Москву, якобы в какое-то училище. Никакого училища не случилось.
"Что я мог там сделать со своей глухотой! Какие связи завязать? Без знания жизни я был слепой в отношении карьеры и заработка. Получал из дома 10-15 рублей в месяц. Питался одним черным хлебом, не имел даже картошки к чаю".
Вообще-то 15 рублей в месяц - приличные деньги по тому времени. Жалование квалифицированного рабочего-металлиста. Допустим, что молодой самоучка тратил деньги на книги. И весь посвящал себя размышлениям о вечном. Вынашивал он, сидя в Чертковской библиотеке целый год, глубокие проблемы:
"Нельзя ли устроить поезд вокруг экватора, в котором не ощущалась бы сила тяжести?" "Нельзя ли строить металлические аэростаты, вечно носящиеся в воздухе?", "Можно ли подняться за атмосферу в небесные пространства?".
Второй год (1874) те же проблемы уже 17-летний Константин стал обдумывать в Румянцевском музее (позднее - Ленинка).
Перемещение из одной библиотеки в другую он совершил синхронно с библиотекарем Николаем Федоровичем Федоровым, по происхождению бывшим незаконным сыном князя П. И. Гагарина и пленной черкешенки.
Проблемы, которыми озаботился молодой Константин, особо нравились незаконному отпрыску княжеского рода Гагариных. Николай Федоров как раз в это время измышлял свою "Философию общего дела", суть которой в том, что у всех ныне живущих есть долг перед всеми предыдущими поколениями - "отцами" - их воскрешение во плоти и во всей славе. Отцы родили детей, теперь за ними нарос огромный нравственный долг: родить отцов. Именно это и должно стать главной задачей науки близкого будущего.
Смерть - страшная природная бездуховная сила. Ее может победить только высочайшая нравственность, которая и обозначается как воскрешение отцов. Ну и матерей, само собой, хотя Федоров исключительно говорит о долге сыновей перед отцами. А не дочерей перед матерями. Вот только куда девать такую прорву народа - этих отцов с матерями? Это не на шутку беспокоило старца-альтруиста. И тут его взор упирался в звездные дали. Вот где сколько угодно места! В ту же сторону смотрел и юный Константин. Космос! Туда всех и отправим. Каким образом? Ну, человеческая мысль найдет выход.
Отец уже умирал, денег больше не было. До его воскрешения было еще далеко. Константин вернулся, стал репетитором по арифметике-физике, пользуясь теми крохами, что вычитал в книгах.
Так прошло четыре года. Желающих репетировать у глухого учителя становилось все меньше. Он сдал экстерном экзамены на право преподавания в начальных классах (учитель уездной школы). По назначению от Министерства просвещения Константин Эдуардович едет в Боровск на свою первую государственную должность - учителем арифметики в единственное в Боровске уездное училище. Трудно сказать, почему, будучи почти глухим, юному Константину было невозможно учиться, но вполне возможно - учить. Видно, второе легче. Но, как пишут многие его бывшие ученицы, преподавал он интересно. Все опыты по физике ставил. Искры летят, что-то гукает, трещит, шарики катаются. И обязывал учеников повторять сказанное им. Смотрел по реакции - понимают ли остальные. Двоек же, в отличие от опытов, не ставил. Все хорошо да отлично. Это нравилось более всего.
В Боровске Циолковский снимает квартирку и тут же совершает одно из своих редких удачных практических действий - он предлагает молоденькой хозяйке Варваре Евграфовне Соколовой (дочери священника Единоверческой церкви) руку и сердце (1880). И платить за аренду не надо! Никакой любви, сплошная прагматика. Женихов в Боровске совсем не густо. Можно сказать - вовсе нет. Константин шел нарасхват. Варенька мгновенно соглашается. Позже не конфузясь, Константин Эдуардович написал:
"Я женился без любви, надеясь, что такая жена не будет мною вертеть, будет работать и не помешает мне делать то же. Браку я придавал только практическое значение".
Никакой свадьбы. Сразу началось "только практическое значение". Жених ушел прямо после венчания, оставив гостей, приглашенных тестем, наедине с поросенком и невестой. Им же больше досталось. Ушел он покупать токарный станок.
И тут же приступил к изготовлению на этом станке нечто вроде центробежной машинки, небольшой центрифуги.
Изучал на ней, при каких перегрузках живые организмы перестают ими быть.
"Ни одно живое существо мне убить не удалось, - то ли огорчается, то ли радуется экспериментатор. - Вес рыжего таракана, извлеченного из кухни, я увеличивал в 300 раз, а вес цыпленка - раз в 10, я не заметил тогда, чтобы опыт принес им какой-то вред".
Отлично, Констанин! Конечно, не убить цыпленка - это не то же самое, что воскресить отца.
Так как никакого результата достигнуто не было - рыжий таракан, как бегал, так и бегает по кухне, то Константин Эдуардович приступил к науке. Он придумал молекулярно-кинетическую теорию газов.
И отправил рукопись "Теория газов" в Русское физико-химическое общество. И вскоре (о, прекрасные патриархальные времена!) получил ответ от самого Менделеева: кинетическая теория газов уже открыта более 25 лет назад трудами Клаузиуса, Больцмана, Максвелла и Ван-дер-Ваальса, о чем (и о ком) молодой ученый никогда не слышал.
Потерпев фиаско в теории, молодой несостоявшийся теоретик газов налег на практику. У него один за другим пошли дети. Что само по себе тоже не ново, и не может дать членства ни в каком научном обществе, кроме как стать членом все растущей семьи. В общей сложности Константин Эдуардович стал отцом семерых (!) детей. Из них все сыновья, вопреки Н. Ф. Федорову, умерли значительно раньше его. А двое даже покончили с собой.
И тут молодой практик Циолковский прочитал какую-то статью о дирижаблях. На многие последующие годы дирижабль стал главным увлечением Циолковского. Не ракеты, а именно дирижабль. В нем он видит возможность стать известным и вырваться из провинциальной нищеты.
Он посылает рукопись "Аэростат металлический управляемый" Менделееву, а тот передает ученым Русского технического общества. И снова - нечто обескураживающее. Ответ гласит:
"Милостивый государь!
Представленный Вами проект построения металлического аэростата, способного менять свой объем, не может иметь практического значения, поэтому просьбу о субсидии на постройку модели решено отклонить".
За время учительства в Боровске, а потом в Калуге (с 1892 года), в женском епархиальном училище, Циолковский написал около 600 работ на разные темы. В том числе - на философско-метафизические. Многие из них он сумел издать. И все посылал и посылал - в библиотеки, общества, отдельным лицам. О Циолковском постепенно перестали говорить как об "изобретателе, показывающем несомненную талантливость", а стали говорить все больше как о безнадежном прожектёре и городском сумасшедшем. На его письма перестали отвечать. Только один раз его рассылка имела феноменальный практический результат. Но это произошло уже при большевиках.
После смерти сына Ивана, в разгар гражданской войны, Циолковский высылает оставшиеся у него 58 брошюр про дирижабль командованию Южного фронта с предложением "начать стройку металлических дирижаблей для расширения транспорта". "Сам я стар, - заканчивал он призыв, - глух и слаб, мне необходим проводник, достаточное питание, самую простую одежду...".
Выглядит это в условиях разрухи и братоубийства дико и потому подозрительно. Проводники быстро прибыли. За Циолковским приезжают чекисты, увозят и сажают его в подвал. Достаточного питания, правда, не дали. Подержав изобретателя-контрреволюционера пару недель в походном допре, и допросив его, даже чекисты уловили, что имеют дело с безумным стариканом, от которого пользы врагу быть не может, но и вреда для пролетариата тоже никакого. Изумленного сверх меры поворотом судьбы изобретателя посадили в товарняк и отправили домой.
Настоящий успех тоже пришел при большевиках. Когда они мало-мальски укрепились у власти и им понадобились свои собственные ученые. Вот тогда же, когда и Мичурина, заприметили калужского отшельника комиссары в пыльных шлемах. В 1919 году Циолковский был избран в социалистическую Академию (будущую Академию наук СССР), а 9 ноября 1921 год ученому была дарована пожизненная пенсия как шкрабу (ШКольному РАБотнику). И тут как раз (она сразу же вышла и в СССР) тиснули работу немца Германа Оберта (в 1923 году) "Ракета к планетам", про космические полеты на ракетах, без всяких ссылок на Циолковского. Начался бум интереса. В Москве при обильных толпах прошли научные диспуты "Полет на другие миры". Следствием бума стал роман Алексея Толстого "Аэлита".
Циолковский был сражен. Он же опубликовал примерно об этом еще в 1903 году! Но с той статьей "Исследование мировых пространств реактивными приборами" тогда случилась неприятность: умер редактор журнала, и большая часть тиража номера с первой статьей о космических полетах была конфискована полицией (за долги журнала). Только в 1912 году Циолковский продолжил ту статью, издал брошюру, но эффект новизны был смазан.
Поэтому после триумфа Оберта Александр Чижевский - молодой калужанин, друг и ученик калужского мечтателя организовал переиздание той старой статьи с предисловием на немецком языке. Изданная в Калуге брошюра была разослана по 400 адресам ведущим ученым всех стран мира. Оберт прочел и ответил Циолковскому (по-русски!), признавая его приоритет.
Но самого большого успеха Циолковский достиг к концу жизни. К 75-летию со дня рождения в 1932 г. Калинин вручает ему орден Трудового Красного Знамени. Опять поразительное сходство с Мичуриным.
Оно, кстати, во всем. Они почти одногодки (Циолковский моложе только на два года). Умерли вообще в одном году и один после другого через пару месяцев (1935). Оба стали получать награды только к концу жизни - к 75-летию. Мичурин - награждён орденом Ленина и орденом Трудового Красного Знамени, Циолковский - только Трудового Красного Знамени. Оба не имели образования (кроме низшего), оба стали в конце жизни волею большевиков академиками. Между прочим, талантливые самоучки имели ордена и от старого режима: Мичурин за свои садоводческие успехи в 1912 г. был награжден орденом св. Анны 3-й степени. А Циолковский за успехи в преподавании барышням из Калужского епархиального училища математики и физики был награжден орденами святого Станислава 3-й степени (1906 г.) и святой Анны 3-й степени (1911 г.). Самородки ценились не только большевиками. Но только большевики делали самоучек-садоводов и изготовителей домашней центрифуги академиками.
И от обоих осталось по одному, типологически сходному афоризму.
От Мичурина: "Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее - наша задача" (и запасной - "Наука - враг случайностей").
От Циолковского: "Планета - колыбель разума, но нельзя же вечно жить в колыбели" (запасной - "Невозможное сегодня станет возможным завтра").
Самый же большой успех, подлинный триумф был достигнут обоими при получении поздравительных телеграмм от тов. Сталина. Корифей и вождь очень точно, прямо по ленинскому искусству революции, определял, когда посылать. Сегодня - рано, послезавтра - поздно. Значит - завтра. А почему завтра? Потому, что сегодня он еще может наговорить нечто неуместное для новой власти (особенно этого можно было опасаться от Циолковского с его самобытной философией "монизма"). А когда они уже поздравлены лично тов. Сталиным, то им, и всем прочим будет труднее объяснить их несуразность. А почему бы не послать, для надежности, поздравление послезавтра? Да потому что, не ровен час, молодые академики, но очень старые и больные самородки могут отбыть туда, где им уже никакие поздравления не нужны. Поэтому - посылать завтра. Так и было сделано: оба народных умельца получили поздравления Сталина как раз накануне убытия.
И так и остались на десятилетия: один - создателем новой мичуринской биологии, а второй - научной космонавтики.
Давайте, однако глянем, каким образом Циолковский пришел к своей идее использовать ракеты для освоения космоса.
Мы помним, что первую идею о проникновении человека в космос (с целью расселить в нем невообразимые толпы воскрешенных отцов) Циолковский получил от Николая Федорова в 1874 году. А занялся проблемой освоения космоса только в 1897 году. То есть только через 23 года! Отчего же такой временной зазор?
Он объясняется тем, что только в 1896 году Циолковский прочитал книгу А. П. Федорова (не путать с духовным учителем, основателем русского космизма Н. Ф. Федоровым!) "Новый способ воздухоплавания", исключающий воздух как опорную среду. В ней А. П. Федоров предложил схему реактивного движения и набросал схемку ракеты с кабиной пилотов, баками горючего, камерой сгорания и соплом для выброса газов. Между прочим, очень похожие идеи и похожую схему высказал и нарисовал накануне казни народоволец Николай Кибальчич. В конце концов, китайцы без всякой науки еще на заре эры изобрели пороховые ракеты и запускали их сотни лет. И это было широко известно. Сие означает, что подобные идеи и рисунки были частым явлением. В любой стране. И только благодаря невероятному стечению исторических обстоятельство, именно городской чудак Циолковский стал основоположником и отцом космонавтики.
Да, а как же "формула Циолковского", без которой ракета и с места не сдвинется? Сейчас будет ответ. Давайте обратим внимание на следующие даты. Молодой Циолковский получает "духовное завещание" от своего гуру Николая Федоровича Федорова в 1873-74 годах (когда он ходил к нему в Румянцевский музей в Москве).
Вспомним, что с книгой А. П. Федорова "Новый способ воздухоплавания" он познакомился в конце 1896 года. Включился механизм поиска ответа на вопрос-задание другого Федорова - Николая Федоровича: каким способом отправлять неисчислимые орды воскрешенных отцов с матерями в космос? А вот он - ответ. Вот схема ракеты. Вот шутейные ракеты китайцев. А вот и (внимание!) формула Ивана Всеволодовича Мещерского, выведенная для движения "точки с переменной массой" (статью Мещерского "Динамика точки переменной массы" Циолковский увидел в одном из физических журналов немного позже - как раз весной 1897 года). Циолковский использовал эту формулу для расчета скорости ракеты с переменной массой, а саму ракету - для идеи космических полетов к иным мирам. Тоже очень похвально. Статья Циолковского "Исследование мировых пространств реактивными приборами" с ответом на запрос Учителя вышла в 1903 году, через 7 лет после работы Федорова-2 "Новый способ воздухоплавания".
Да, все сделанное Циолковским к 1903 году в области будущей космонавтики недурно. Особенно на фоне его многословных рассуждений и доказательств, что космоса нельзя достичь ни на пушечном ядре (это он реагировал на роман Жюль Верна "Из пушки на луну"), ни даже на любимом дирижабле. Это еще хорошо, что в то время Циолковский не читал приключения Тартарена из Тараскона, а то бы пришлось доказывать несбыточность достижения иных планет на диких гусях.
Многие десятилетия ничего не говорилось о философии основоположника космонавтики. И вот - настало время! Но тема философии Циолковского настолько деликатна, что давайте перенесем ее на следующий раз.
Добавить комментарий