Нет, что ни говорите, а чудеса существуют. Или, скажем мягче, происходят никак не предугадываемые события. К их числу отношу выход в России в издательстве “Пальмира” моей повести “Телохранитель”. Книга буквально на днях увидела свет и представлена на основных российских интернет-площадках, прежде всего, в интернет-магазине Озон.
Заслуга в этом известного издателя Вадима Назарова. С начала 1990-х годов он возглавлял крупнейшие санкт-петербургские издательства “Северо-Запад”, “Азбука” и “Амфора”. Создатель популярных книжных серий – например, широко известны серия «Fantasy» (переводная фантастика) и серия “Азбука-классика” (классические произведения мировой литературы в мягкой обложке).
В 2016 году возглавил новообразованное издательство “Пальмира”. В 2020 году Вадим Назаров удостоен Премии Андрея Белого в номинации «За заслуги перед литературой».
Повесть рождена Перестройкой. В конце 80-х – начале 90-х она входила в список бестселлеров. Почти полностью была напечатана в “Неделе” – приложении к “Известиям” (1988 г.), а потом выходила большими тиражами вкупе с двумя другими моими текстами (романом и документальной повестью) в московских издательствах, включая “Советский писатель”. В 2014 г. “Телохранитель” появился в виде аудиокниги.
Вот краткая аннотация к повести.
“Охранник Лучковский верой и правдой служит главному «бесу» Сталину, ввергнувшему страну в беззаконие и репрессии. Не сразу и не все он понимает, так как тоже дитя века, тоже сформировался в эпоху сталинизма. Тем выстраданнее его прозрение, тем сильнее ощущает он сокровенный смысл «закона сохранения вины», которому подвластны все жившие в то страшное время: и палачи, и жертвы”.
Аннотация отражает, естественно, далеко не все сюжетные линии книги с детективным закрутом, однако подчеркивает главное: герой повести и вместе с ним автор мучительно размышляют, существует ли «закон сохранения вины», иными словами, существует ли личная вина за происходящее в стране? Можно ли избыть, зачеркнуть в душе и памяти события преступной эпохи, к которым ты был причастен в той или иной, пусть даже в самой малой, мере? И в конце концов, несет ли коллективную ответственность за содеянное весь народ? Согласитесь – звучит более чем злободневно в связи с с происходящим в Украине…
В нынешней путинской действительности, когда войну под страхом тюремного срока нельзя называть войной и за критические посты в Сети и публичное чтение смелых стихов дают по семь лет лагеря, выход жестко-антисталинской книги – гражданский поступок российских издателей. Для меня совершенно неожиданный.
Какая же интрига лежит в основе “Телохранителя?”
…Сергей Степанович Лучковский, историк, кандидат наук, приезжает на отдых в дом творчества писателей в Пицунде. В столовой он натыкается взглядом на отдыхающего, разбудившего мучительные воспоминания своим удивительным сходством с человеком, чье лицо бывший охранник не забудет, сколько будет жить. Именно его, якобы имевшего целью застрелить из именного пистолета Берию во время первомайской демонстрации 1952 года, вылавливает в толпе демонстрантов на подходе к Красной площади молодой сотрудник госбезопасности Лучковский. И хотя тут же выясняется, что человек этот, директор московского завода, ни при чем – его оклеветала по каким-то ведомым ей одной соображениям жена, – пойманный директор куда-то пропадает. Сколько Лучковский ни пытается выяснить его дальнейшую судьбу, все тщетно. Начальство ему приазывает прекратить проявлять активность. Вскоре он женится на еврейке и изгоняется из органов, в которых успел разочароваться.
С той поры много воды утекло, Сергей Степанович внутренне изменился, осуществил мечту юности – стал заниматься историей. Однако не может до конца избыть тот эпизод. Чувство вины присутствует в нем, глубоко, прочно угнездилось в сознании. И вот – неожиданная встреча с обитателем дома творчества Шаховым, которого он принимает за сына директора завода. Притом фамилию арестованного им Лучковский начисто забыл…
Он знакомится с Шаховым и весь месяц отдыха они проводят вместе, делясь откровенными мыслями об эпохе, которая, как им кажется, заканчивается, ибо идет перестройка, грезящая демократией, свободой, высвобождением из пут сталинизма.
Такова завязка повести.
Новые знакомцы – единомышленники в резко-негативной оценке Сталина. Лучковский, естественно, не рассказывает о своей короткой службе в органах, точнее, в наружной охране вождя. Он вначале должен убедиться. что Шахов – именно сын директора завода, а уж потом… Потом он откроется, расскажет все без утайки – и своим признанием облегчит душу, несмотря на контрдоводы внутреннего оппонента: ты же лишь выполнял служебный долг, не ты, так другой поймал бы директора, так стоит ли угнетать свою совесть, винить себя… Но Шахов покамест уходит от рассказов об отце…
Джойс в “Улиссе” поразительно точно рисует подобное состояние психики такого человека, как Лучковский.
“Существуют грехи или (назовем их так, как называет их мир) дурные воспоминания, которые человек старается забыть, запрятать в самые дальние тайники души – однако, скрываясь там, они ожидают своего часа. Он может заставить память о них поблекнуть, может забросить их, как если бы их не существовало, и почти убедить себя, что их не было вовсе или, по крайней мере, что они там были совсем иными. Но одно случайное слово внезапно пробудит их, и они явятся перед ним при самых неожиданных обстоятельствах, в видении или во сне, или в минуты, когда тимпан и арфа веселят его душу, или в безмятежной прохладе серебристо-ясного вечера, иль посреди полночного пира, когда он разгорячен вином. И это видение не обрушится на него во гневе, не причинит оскорбленья, не будет мстить ему, отторгая от живущих, нет, оно предстанет в одеянии горести, в саване прошлого, безмолвным и отчужденным укором”.
В свое время читавшая повесть филолог Людмила Гозун пишет: “Телохранитель” захватывает и не отпускает до последней страницы. Меня, как, уверена, и многих читателей, увлек любопытный, неизвестный нам антураж, связанный с работой охранников Сталина. Многое в повести построено на воспоминаниях бывших охранников, которых автор смог разговорить. Замечательны, метафоричны эпизоды, скажем, единственного личного, прямого контакта Лучковского с вождем, или рыбалки Берии и Хрусталева, да-да, того самого, чью фамилию Алексей Герман вынес в название своего фильма…”
“Не откажу себе в удовольствии, – пишет дальше Людмила Гозун, – привести характерный отрывок из повести. Ранним утром на кавказской даче начальник сталинской охраны генерал Носик (в реальности Власик), выйдя к воротам, просит молодого сотрудника Лучковского принести ему забытую им пачку папирос “Герцеговина Флор”.
“Гордый доверием, Сергей полутрусцой направился к даче, миновал скамейки с росшими рядышком тоненькими березками и, обойдя дом, приблизился к входу во флигель, где жил Носик. И тут его окликнули.
Метрах в двух от него стоял Хозяин. Сощурившись. он изучающе смотрел на Сергея, словно оценивая смысл его появления здесь в неурочный час. Маленький, с рябинами на усталом бледном без следа загара лице, паутинкой морщинок у глаз и серыми, точно присыпанными пеплом, усами, он смотрел на Сергея снизу вверх, и тот вдруг устыдился своего большого ладного мускулистого тела. Он не знал, что Хозяин всегда прищуривался, когда смотрел на кого-либо, будто брал на мушку, но сейчас ему стало не по себе, и чем дольше ощущал этот взгляд, тем сильнее что-то внутри сковывало его.
Хозяин раздельно произнес несколько слов и замолчал. Сергей коротко кивнул в знак того, что принял к исполнению приказание, отдал честь, повернулся и бегом бросился назад.
В нескольких метрах от ворот он замедлил бег, перешел на шаг и только тут ощутил, что не воспринял ни единого слова, произнесенного Хозяином, а уж тем более их смысла. Слова эти пошли сквозь него, как рентгеновские лучи, не оставив ни единого следа. Сергея обуял ужас. С трудом переставляя вмиг одеревеневшие ноги в сапогах, он приплелся к Носику и тупо уставился.
–Принес? – спросил тот. – Давай, чего стоишь, как истукан?
Сергей молчал, пытаясь выдавить из себя какие-то звуки.
–Молчишь, как телок… Где папиросы?
–То… Това… Товарищ генерал, – с трудом разлепил сухие губы Сергей. – Меня… Мне приказал товарищ Сталин, а что, не могу… не могу вспомнить…
–Как не можешь? – удивился Носик.
Сергей опустил голову.
–Малахольный ты, что ли? – произнес Носик и дернул плечами. – О чем хоть он говорил с тобой?
Сергея била противная мелкая дрожь.
–Ну, хлопец, с тобой не соскучишься. Ты чем, болван, слушал, ухом или брюхом, когда к тебе вождь обратился?! – генерал начинал терять терпение и перешел на фальцет. – Внезапно смолк, поджал губы, наморщил лоб и задумчиво стал глядеть куда-то поверх Сергея. – Так, ладно, пойдешь на кухню, попросишь стакан холодного кефира и поднесешь товарищу Сталину на подносе. Уразумел? Выполняй!
…Остальное прошло перед Сергеем, как в тумане. И то, как повар наливал кефир, и то, как Сергей нес стакан на подносе, боясь расплескать, и то, как подал поднос Хозяину. Вот только взгляд Хозяина во всю жизнь потом не мог забыть, взгляд, менявший оттенки: недоуменный, ошеломленный, разгневанный и вконец растерянный. О чем думал семидесятилетний всесильный человек, не допускавший и мысли, что его распоряжение можно не выполнить или выполнить не так, вовсе тем ранним утром не хотевший кефира и вынужденный отпить из стакана?
Спустя годы, придирчиво и беспощадно оценивая и переосмысливая прежнюю свою жизнь, Лучковский пришел к твердому убеждению: в тот миг к Сталину наверняка прихлынули горькие, безотрадные мысли о наступившей старости, глубоком склерозе, отшибающем некогда безотказную память, и тому подобных неизбежных вещах, которые, как еще недавно казалось, должны его миновать и вот нежданно-негаданно проявились неумолимыми законами природы, не жалующими и не щадящими ни простых смертных, ни вождей. Потому-то и глядел он на Сергея растерянно и жалко, не ведая, какой всепоглощающий страх сковал и оледенил державшего поднос”.
Да, антураж мог заслонить главную идею “Телохранителя”. Но только не для тех, кто ищет в литературе не “развлекуху”. В тамбуре поезда, несущего их домой, в Москву, Лучковский наконец открывается Шахову, рассказывает об эпизоде на Красной площади. Ошеломленный приятель, в свою очередь, говорит, что он не сын директора завода – его репрессированный отец погиб в лагере под Воркутой, посмертно реабилитирован, воспитывал его отчим-художник, жив по сей день…
“Это же прекрасно, что я ошибся! – лилось изнутри Сергея Степановича. Ему оставалось лишь объяснить, раскрыть, сколь мучился он тягостными воспоминаниями, как покинул органы, избыл мрачную полосу жизни, и он заговорил сбивчиво и горячо, желая и надеясь быть понятым до конца.
…Он очень устал и мигом заснул. Очнулся от скрежета открываемой двери, приоткрыл глаза и увидел, что уже по-утреннему развиднелось. Зевнув, сел на полке, свесив ноги.
–Курск проехали, – объяснила причесывавшаяся внизу женщина. – А ваш приятель ночью сошел…
–Как сошел? – не поверил.
–Да, ночью. Вроде в Харькове стояли. Я проснулась, он шебаршится, чемодан и сумку берет и в дверь. Вы в Москву вместе ехали, чего это он?..
Лучковский мигом соскочил с полки, гонимый предчувствием, и на столе обнаружил листок бумаги. Развернул и увидел свои телефоны – рабочий и домашний, которые накануне продиктовал Шахову. Ниже шла приписка: “Возвращаю за ненадобностью”.
Шахов не простил новому приятелю его прошлого. Для него, жесткого и категоричного, все, имевшие отношение, прямые или косвенные, к сталинским “органам”, достойны презрения.
Так, значит, закон сохранения вины существует и Лучковский не зря угнетает себя воспоминаниями? Я оставляю ответ на усмотрение читателей. Некоторые, полагаю, согласятся с Шаховым, некоторые поспорят или попросту отвергнут такой подход. Память, по их мнению, не должна постоянно колоть и укорять, саднить и мучить, это саморазрушительно для личности. Может, они и правы, кто знает…
Личная вина и коллективная ответственность… Так или иначе, тяжким грузом лежит это бремя на поколениях россиян, родившихся уже после сталинской эпохи. На их детях и внуках. На тех, кто отдает приказы уничтожать мирных украинских граждан, на тех, кто непосредственно, намеренно разрушает города и убивает бомбами и ракетами ни в чем не повинных людей, на тех русских, кто за деньги идет проливать кровь, чужую и свою, на тех, кто оправдывает злодеяния, бесконечно лжет с экрана телевизоров, с газетных полос.. Ощущают ли хотя бы некоторые из них душевный раздрай, как Лучковский, или совесть их спит спокойно? Ответ составьте сами.
Вот почему повесть “Телохранитель” так актуальна. Повесть о так и не выученных уроках прошлого, напомнивших сегодня о себе зловещей реальностью.
Комментарии
"Телохранитель". Перечитывая заново.
Повесть Д. Гая «Телохранитель» – одно из тех пророческий произведений, в которых возможность возрождения тоталитаризма в России была предсказана еще на заре Перестройки, когда казалось, что поток художественной, исторической, мемуарной антисталинской литературы, делает невозможным повторение трагического прошлого. Мало кто смог предвидеть, что впереди ещё не одна развилка и не все дороги «ведут к Храму». В повести «Телохранитель» убедительно показана неизбежность трагического поворота российской истории к страшным временам тотальных репрессий, напоминающих сталинский террор. Не случайно повесть была оценена думающим читателем и входила в список бестселлеров в России в конце 80-х – начале 90-х годов.
В сложном переплетении сюжетных линий и коллизий каждый читатель, несомненно, найдет тот сюжет и тему, которая покажется ему наиболее актуальной и близкой. Мне представляется художественной удачей изображение процесса постепенного прозрения главного героя повести. Это интересно и важно именно потому, что Сергей Лучковский первоначально был властью очарован и обласкан, а прозрение было мучительным и разрыв с властью потребовал от героя немалых усилий и жертв. Эволюция главного героя – это путь трезвого осознания личной вины за происходящие в стране злодеяния и необходимости личного покаяния. Несомненно, подобный путь рано или поздно придется пройти значительной части и современного российского общества.
Проблема коллективной ответственности и личной вины, пронизывающая всё повествование и столь актуальная для современной России, в повести не сводится к отвлеченным философским рассуждениям, – тема вины глубоко прочувствована и самим автором, и его героем, а закон «сохранения вины» не просто печальный итог жизни героя, но тот урок, который предстоит осмыслить каждому читателю.
Вызывает восхищение и заслуживает добрых слов смелость издателя повести В. Назарова, решившегося на переиздание такого произведения в современных российских условиях. Публикация резко антисталинской повести, мне кажется, дает надежду на возможность преодоления состояния так называемой «навязанной беспомощности», погрузившей остатки российского общества в полное оцепенение. Происходящие в России события последних лет убедительно свидетельствуют, насколько дальновидным и прозорливым оказался автор повести «Телохранитель».
Добавить комментарий