- Ё – моё! – сказала по-русски моя американская сноха, глядя в окно. – Началось!
Я вытянула свою гусиную шею из-за её спины и тоже посмотрела. По майской зелёной улице мела бурая метель. Чёрно-жёлтые крупные хлопья набегали волнами и разлетались в разные стороны.
- Казнь египетская! – простонала сноха.
- Неужели саранча? – не поверила я своим глазам.
- Нет, мама. Это немного лучше, - сказала сноха. – Это цикады.
- Откуда они прилетели? – осведомилась я, вытаскивая из памяти ассоциации, связанные с этим словом: что-то степное, пахнущее травами и поющее.
- Они не прилетели, они лезут из-под земли, - возразила сноха. – Когда я была пятнадцатилетним подростком, такое здесь уже было. Они падали мне с дерева прямо на голову, как маленькие птицы, и запутывались в волосах.
И она завертелась по кухне на одной ноге, пытаясь вращением сбросить с себя воспоминания семнадцатилетней давности.
- Почему их не ОБРАБАТЫВАЮТ? – спросила я. – Они же урожай пожрут. В Советском Союзе их бы давно уже ОБРАБОТАЛИ.
- Я не поняла, -- сказала сноха. – Что это значит?
- Ну, химикатами побрызгали, - объяснила я. – Чтобы жить не мешали.
- Во-первых, они мало едят, - сказала сноха. – Намного меньше саранчи. А во-вторых, бороться с природой по большому счёту - слишком дорого обойдётся. Легче перетерпеть месяц.
Между тем одна из тварей приземлилась на жестяной оконный наличник по ту сторону стекла, и я смогла хорошо её рассмотреть: огромная жирная муха, сантиметров шесть длиной, паучьи лапки, две пары прозрачных белесых крыльев, сложенных под углом. Тварь смотрела на меня немигающими красными глазками.
* * *
" Мы сделали это! Мы выжили! И опять начинаем свой цикл.
Старуха в окне этого дома – не та, что была семнадцать лет назад, но выражение брезгливости на её лице – такое же.
Они по-прежнему не любят нас. Им не нравится наша внешность, наш образ жизни, наши песни.
Они не любят нас, потому что мы – ДРУГИЕ!"
* * *
Утром проснулись в ином мире. Фоном ему стала пронзительная песня цикад – как если бы тучи птиц слетелись в округу и принялись громко щебетать в миллионы маленьких горлышек.
- Чем они поют? – спросила я сына, вспоминая, что кузнечики стрекочут, кажется, ногами.
- Надо у Бориса спросить, - ответил сын. – Он знает.
Борис – сосед, живущий с женой и дочкой-студенткой через дом от нас, страшно одинокий человек, вступающий в продолжительную беседу всегда, со всеми и по любому поводу. Биолог по специальности, он жил какое-то время в Африке, и цикады были ему не в диковинку.
Мы подкараулили его, возвращающегося после работы, вечером возле дома, и он поведал, что цикады поют мембранами на животе.
Стоя под старой раскидистой дикой яблоней, мы смотрели, как цикады клубились вокруг дерева, перелетали с места на место, ни секунды не находились в покое. Их прозрачные крылышки трепетали. Их пронзительный металлический щебет не замолкал.
- В нашем университетском кампусе (студенческом городке) замеряли их шум, - сказал Борис. – Доходит до девяноста децибелл. Если слушать постоянно, может пострадать слух.
- Они не кусаются и не ядовитые, но они очень противные, - высказалась Полина, жена Бориса, вышедшая к нам в домашних тапочках, и все с нею согласились.
- У них скелет не внутри, а снаружи, - распространялся сосед, радуясь возможности поговорить по-русски, - так называемый экзоскелет. Когда он ещё не затвердел и нежный, как сейчас, цикад можно есть. В Африке их жарят. Вообще по составу они близки к шримпам – креветкам.
Я ушла, пока меня не стошнило.
Собака у соседей справа лаяла во дворе на цикад, считая их приход покушением на свою частную жизнь. У соседей слева над пустой птичьей кормушкой вилась случайная муха: с появлением цикад у птиц наступил многодневный праздник обжорства.
Крупная цикада-матка по-прежнему сидела за кухонным окном и поглядывала на меня красными глазками.
* * *
" Местные жители немало смущены нами. Они называют нас "чёрной волной" и слишком непримиримо к нам настроены.
У меня нет к ним ненависти. Они пришли, когда нас здесь не было видно, и они решили, что эта земля никому не принадлежит.
Но мы были здесь всегда.
Я не знаю, как мы будем жить с ними рядом, но знаю одно – мы отсюда не уйдём!"
* * *
В воскресенье пришла Джилл – подруга снохи со школьной скамьи, с двумя детьми – ровесниками нашим. Поехали все вместе в детское кафе с горками и лабиринтами прямо рядом со столиками.
Джилл смеялась:
- Я сочувствую цикадам, потому что похожа на них: толстая, ленивая и добрая. Они мне как сёстры.
Она научила детей языку цикад, и они пустились болтать: "Бзз – бзз" – " Бзз – бзз – бзз".
На сладкое принесли пудинг: в чашке шоколадная земля, вся изрытая ходами, и карамельки-цикады выглядывают из неё.
Я к своей порции не прикоснулась.
- Это ещё что! – сказала Джилл. – В некоторых ресторанах настоящие цикады уже входят составной частью в блюда! И говорят, раздавленная цикада имеет вкус арахисового масла...
В один из дней с шумом, смеясь и отряхиваясь, сноха вбежала в дом после работы:
- Там цикады совокупляются! – крикнула она. – Хотите посмотреть?
Она употребила другое русское слово, попроще, но в чужой стране, в устах иноземцев, некоторые наши исконные слова, вытащенные ими из словарей, теряют свой сакральный смысл, обозначая функцию, не более.
- Нет, спасибо, - сказала я. – Не хочу.
Захотели внуки. Они пошли с матерью во двор и долго толпились все вместе, обсуждая детали действа. Старший внук, держась в отдалении, ломал от отвращения пальцы. Младший в любой момент был готов растоптать предмет исследования. Двухлетняя внучка бегала вокруг и заливисто смеялась.
- Честное слово, как ребёнок, - сказала я сыну о его жене.
- Она и есть ребёнок, - ответил он. – Американцы совсем другие, они легче живут, проще ко всему относятся. У них нет такого тяжёлого опыта выживания, как у нас.
- И слава Богу! – сказала я.
Крупная цикада на нашем окне, Предводительница, как я её прозвала, похоже, обосновалась там надолго. Её паучьи лапки цепко держались за край наличника. Её тёмно-красные глазки всё так же ничего не выражали.
* * *
" Поднятые на крыло, мы способны закрыть вам солнце. По примеру саранчи, мы могли бы пожрать вашу кукурузу и просо. Наши песни сумели бы оглушить вас.
Но мы не будем воевать с вами.
Ваша враждебность утонет в нашем миролюбии.
Нашими подземными ходами испещрён земной шар. Глубокие переходы ведут к ядру Земли, и его тлеющее тепло насыщает нас энергией.
Мы переждём вашу нелюбовь в наших подземных пещерах.
Но почему в этом году нас так мало?"
* * *
- В этот раз их намного меньше, - сказал сват, отец моей американской снохи, прибывший вместе со сватьей к нам на День Поминовения. – Семнадцать лет назад мы ходили по ковру из цикад, и они хрустели под колёсами автомашин.
День выдался тёмный, дождливый. Сидели за столом, понемногу наливались легким вином, пивом. Сват, как всегда, переводил разговор на Советский Союз, "холодную войну", милую его сердцу политику.
- Цикады были в Советском Союзе? - спросил он вдруг.
- Столько не было, - ответила я. – С советским правительством шутки плохи. Никого постороннего не было: ни саранчи, ни колорадского жука, ни туберкулёзной палочки... Было немного цикад в южных степях – как романтическая достопримечательность.
- Мы одно время не хуже вас всё вокруг травили ДДТ, - сват произнёс на американский манер: " Ди-Ди-Ти". – Но однажды в Техасе, Оклахоме, Нью-Мексико, других штатах случились пыльные бури пополам с химией. Много животных погибло. Президент Никсон первый занялся экологией.
- Должна же быть какая-то цель у Природы для этого всплеска цикад, для этого стихийного выброса? – спросила я.
- Какая цель? – вяло отозвался сын. – Ты же видишь, они только жрут и размножаются.
Сват захохотал из-за стакана:
- Цикады знают толк в жизни: рождаются, занимаются сексом и умирают.
За окном лил холодный дождь, наша цикада забилась в щель между кирпичной стеной и жестяным наличником, но не улетала. В темноте красных глазок не было видно.
* * *
" Каждый день вы слышите, как звенит воздух вокруг вас. Это белый свет дрожит от нашего напряжения. Мы пришли, чтобы сделать главное дело жизни – оставить потомство.
Скоро наши дети уйдут в подземелье на следующие семнадцать лет".
* * *
С течением времени цикады освоились: перестали держаться крон деревьев, полёт их стал более свободным, замысловатым, одушевлённым. Некоторые особи отчаянно бросались наперегонки с птицами. Совсем единицы, возможно, поглядывали в самолётные дали.
Участились эксцессы. Сноха шла с подружкой по двору, веселились чему-то: хи-хи да ха-ха. Подруге цикада залетела в открытый рот, да и прилипла к языку. Сколько слёз, визгу, испорченного настроения!
Во время прогулки одна из тварей забралась мне под джинсовую рубашку, шныряла по телу, кололась жёсткими крыльями. В моём ли возрасте ловить насекомых под бельём, на палящем солнце!
В общем, сожительство с ними становилось всё менее и менее приятным.
В начале июня тяжёлые от яиц самки летали низко, как маленькие бомбардировщики, не могли уже уворачиваться от столкновений с людьми, а может, и не хотели.
На траве и асфальте стали находить трупы цикад, чаще и чаще.
И вдруг всё исчезло.
Деревья стояли тихие, пожухлые, обгрызанные. На солнце тут и там посверкивали слюдяные крылья. Тёмные трупики усеяли землю.
Парнишки-мексиканцы вышли на улицу с пневматическими трубами, - в Америке дворники давно уже не машут мётлами,- выдували сжатым воздухом из расщелин и закоулков сухие чёрные останки цикад, гнали их через площадь, как опавшие листья, сгребали в одну жалкую кучу.
Уборочная машина с гофрированным широким хоботом шумно всасывала кучу в себя.
Я пошла на кухню, посмотрела на Предводительницу. Её длинное туловище высохло и помертвело. Керамические глазки выглядели ненатурально.
Внезапный порыв ветра, - хотя, откуда здесь ветер? — наверное, просто сквозняк, подхватил тщедушное тельце, и оно мягко спланировало поверх мёртвых соплеменников. Я могла поклясться, что в этот последний момент её красные глазки смотрели прямо на меня.
* * *
"Я должна быть со своими.
Наша миссия выполнена. Наше будущее спит глубоко под землёй, укутанное в тёплые покровы.
Через семнадцать лет, в 2021-м , мы вернёмся.
Старуха, нам предстоит жить вместе с твоими совершеннолетними внуками!"
* * *
Через две недели, не успели опомниться, - новая напасть: муравьи.
- Вот, сами виноваты, - выговариваю я внукам, - бросаете повсюду куски и крошки, приманили их.
- А муравей плохой? – старший внук заранее содрогался от омерзения.
- Муравьи хорошие? – спросил вслед за ним младший, готовый тут же распахнуть им объятия.
Я собрала последние свои педагогические способности:
- Вообще-то муравьи хорошие, но только не у нас в комнате.
- Иди, муравей, живи у себя дома, - сказала я и выщелкнула за дверь маленького кусачего пришельца.
2004 г.
Добавить комментарий