rain w.jpg
«В случае обнаружения ... информации, содержащей призывы к массовым беспорядкам, осуществлению экстремистской деятельности, участию в массовых (публичных) мероприятиях, проводимых с нарушением установленного порядка, включая случай поступления уведомления о распространении такой информации... генеральный прокурор Российской Федерации или его заместители направляют требование... о принятии мер по ограничению доступа к информационным ресурсам, распространяющим такую информацию».
20 декабря 2013 года Госдума приняла законопроект сразу во втором и третьем чтениях, Совет Федерации тут же одобрил, и президент подписал. Хотели ввести в действие с 1 января 2014 года, но потом перенесли на 1 февраля.
«События на Майдане так напугали нашу власть, что она уже не знает, какие санкции ей еще усилить, хотят полностью взять под контроль протестные акции, — сказал на обсуждении в Госдуме депутат от КПРФ Вадим Соловьев. — Решение о блокировке сайтов может принимать только суд, так как Конституция гарантирует право на судебную защиту».
Непреложное правило нормальной жизни в нормальном обществе и государстве: плох или хорош закон, но это закон. И его надо исполнять. Однако исполнение данного закона неизбежно вызовет столкновение с ... законом.
Формулировки дают простор для расширительных толкований. Разумеется, если кто-то так и напишет в соцсетях или интернет-издании: «Призываю устроить такого-то числа массовые беспорядки и осуществить экстремистскую деятельность...», то спору нет. Но представить подобное практически невозможно. Значит, имеется в виду что-то еще, какие-то другие «призывы». Через запятую: «к участию в массовых (публичных) мероприятиях, проводимых с нарушением установленного порядка»?
Любой митинг, идея которого только обсуждается, разумеется, еще не санкционирован. То есть можно закрывать за саму идею, за само обсуждение? Роскомнадзор уже дал разъяснения, что будет учитывать «неявные призывы».
Уникальность нового закона в том, что в нем исключен суд — главный орган, осуществляющий правосудие, верховная и конечная инстанция.
Закон «О средствах массовой информации» (1991 г.) предусматривает прекращение выхода издания или решением учредителя, или решением суда. Никакой прокурор не имеет право закрыть интернет-издание, зарегистрированное как СМИ.
Значит, один закон отменяет другой. Какой закон законнее? По закону, закон о СМИ имеет приоритет.
Поскольку «призывы к массовым беспорядкам...» — это уголовное преступление, предусмотренное частью 3 статьи 212 Уголовного кодекса РФ, то суд и только суд устанавливает факт и состав преступления. А здесь получается — прокурор и его заместители. Они по «уведомлениям граждан», по обсуждению в социальных сетях или в интернет-издании определят и вынесут приговор — есть состав преступления? Еще раз напомню: приговоры выносит только суд.
На это и обратили внимание некоторые депутаты. Дмитрий Гудков спросил (здесь и далее цитирую по стенограмме):
«Вы не считаете, что это просто противоречит Конституции — дать возможность именно прокурорам определять, является материал экстремистским или не является?»
Председатель комитета Госдумы по информационной политике, информационным технологиям и связи Алексей Митрофанов ответил так:
«Вы будете разбираться с генеральным прокурором потом... после того, как заблокируют ресурс... Но сегодня ситуация такая, что это через двадцать минут надо сделать. Если идут триста человек куда-то, в каком-то направлении, — вы что, будете рассуждать о Конституции? Ну вы понимаете, это особая ситуация».
Тут явное передергивание, подтасовка. «Если идут триста человек куда-то, в каком-то направлении», с недобрыми целями, как подразумевает Митрофанов, — это дело полиции.
«Что вы мучаетесь, и закон сюда притягиваете? Если прокурор будет определять — это абсолютно незаконная вещь! — возмутился депутат Сергей Иванов. — Может, ему показалось, может, он с утра с женой поругался. Я завтра на вашей странице размещу какой-нибудь комментарий, и вашу страницу закроют».
Митрофанов ответил:
«Сергей Владимирович, вы говорите: генеральный прокурор может поссориться с женой, поэтому мы не можем на него полагаться. А на обычного милиционера вы можете полагаться? А он имеет право по ориентировке забрать гражданина, между прочим!.. У нас десятки, сотни, тысячи людей имеют право сажать!.. А вы говорите про генерального прокурора!.. И поэтому не надо, не надо здесь устраивать какое-то там. И ваши слова про то, что... Нужен этот закон, понимаете?! Чтобы блокировать изначально, чтобы профилактировать, а не бегать, как было у нас после матча с Японией, здесь рядом, когда в Думу бросали... В Думу бросали! Это как... порох! Пошло дело, как порох: в две секунды... Через двадцать минут уже били стекла в Думе! А вы сидите здесь такие красивые все, потому что опыта нету. До свидания!»
Депутат Митрофанов имел в виду события 9 июня 2002 года. На огромном экране, установленном на Манежной площади, транслировался репортаж с футбольного матча Россия — Япония. После проигрыша российской сборной сотни хулиганов устроили в центре Москвы погром, выбили стекла в Госдуме, в гостинице «Москва», в 36 магазинах, разбили 107 и сожгли 7 автомобилей, 75 человек пострадало, один убит.
Вот на каком уровне аргументации комитет Госдумы по информации поддерживал и продвигал закон о досудебной (внесудебной) блокировке сайтов и интернет-изданий.
«Это ползучий конституционный переворот, отмена 29-й статьи Конституции о свободе мысли и слова, введение институтов цензуры, — заключил Антон Носик, один из основателей Рунета. — Существует процедура, по которой суд определяет, где есть экстремизм, а где его нет... На самом деле блокировка интернет-ресурсов по решению суда давно не является единственной. Механизмы блокировки сайтов по представлению силовых ведомств прописаны в законах еще с прошлого тысячелетия: они есть и в законе об экстремизме, и в законе о защите детей от вредной информации, и в «антипиратском» законе. Главное в этих вопросах — наличие политической воли... Мы живем в такой реальности, что был бы человек, а статья найдется».
А насчет того, что многие у нас имеют право задерживать, сажать, запрещать, Митрофанову ничего нельзя возразить. Особенно, если эти права поощрять.
Закон еще не вступил в силу, а кабельные операторы стали отключать вещание телеканала «Дождь». Даже без всякой прокуратуры. Которая, кстати, не нашла там никакого экстремизма. А бизнесмены-операторы в порыве добровольности ввели у нас госцензуру и взяли на себя обязанности государственных цензоров. Откуда и с чего такое рвение? И кто их будет (и будет ли) наказывать за явное беззаконие, в том числе и за узурпацию государственной власти?
Закон еще не вступил в силу, а сотрудники ФСБ из центра «Э» (по борьбе с экстремизмом) прямо на кафедре философского факультета МГУ задержали и допросили доцента Вячеслава Дмитриева. Объяснили: «В рамках доследственной проверки по статье «Экстремизм». Он перепостил, поместил на сайте «Движения прямой демократии» статью, в которой говорилось о возможной смене власти в России. «Текст жесткий, но я его подавал теоретически, как возможный сценарий», — говорит Дмитриев.
Если в статье (удаленной с сайта) были призывы к насильственному свержению власти (статья 280 УК РФ), то разговоров нет: надо открывать уголовное дело. Но — против того, кто написал, кто опубликовал. Статья находилась в свободном доступе с сентября 2012 года, и центр «Э» никак не реагировал. А доцента-философа из МГУ за перепост и комментарий, «подход к проблеме именно с философской точки зрения» — тут же задержали и допросили. Кстати, Дмитриев «даже удалил или сгладил многие острые моменты в тексте».
Декан философского факультета МГУ отметил: «Никаких планов по увольнению Дмитриева нет...» Характерно, однако, что возникло само слово «увольнение».
И, наконец, попробуем представить рабочие будни исполнителей нового закона. Генпрокурор и его заместители обязаны реагировать на «уведомления» от всех органов и организаций, в том числе «от граждан». Конечно, кто-то использует закон, чтобы вполне сознательно делать гадости политическому противнику или коммерческому конкуренту, разыскивая на его сайте неосторожные фразы и «уведомляя» о том прокуратуру. По мнению экспертов, вполне вероятны провокации: намеренное опубликование противоправных материалов на сайтах конкурирующих информационно-развлекательных ресурсов. А есть еще и честные, наивные, но слегка неадекватные «граждане», готовые увидеть «экстремизм» где угодно и в чем угодно. Они тоже будут «сигнализировать». Видимо, генеральному прокурору и его заместителям будет чем заняться.
В дело цензуры включился и Центробанк. Заместитель начальника главного управления безопасности и защиты информации ЦБ Артем Сычев заявил: «Банк России планирует разработать рекомендации по контролю контента соцсетей... Сейчас это крайне актуально, так как негативная недостоверная информация, которая распространяется через социальные сети, может нанести прямой вред деятельности кредитной организации».
Под «сейчас» надо понимать падение курса рубля на биржах с января 2014 года. Естественно, в сетях началось бурное обсуждение. В Центробанке же по старой чиновной традиции сочли, что самолеты падают оттого, что журналисты об этом пишут...
И вот уже взяла под козырек Госдума. Председатель комитета по информационной политике Алексей Митрофанов и глава комитета по финансовому рынку Наталья Бурыкина готовят законопроект о досудебной блокировке сайтов за недостоверную информацию о банках. Злые языки иронизируют: не попадет ли под запрет слово «девальвация?»
Добавить комментарий