РЯДОМ С ПАТРИАРХОМ ВСЕЯ РУСИ
Музыку я полюбил с детства, но жизнь сложилась так (1937г. и т.п.), что учиться игре на музыкальных инструментах я не мог. Однако классическая музыка всегда была моим кумиром.
В 1946 году я стал студентом МГУ, рядом с которым были Большой и Малый залы Консерватории. Это была цитадель музыки.
Оказалось, что туда можно было довольно дешево покупать билеты. Мне посоветовали купить сразу десяток абонементов на самые неудобные места. Можно было пропускать концерты неинтересной для меня музыки, а потом обратиться к директору Большого зала знаменитому Галантеру, чтобы он подписал билет на хороший концерт.
Студенты — народ изобретательный. Дабы не примелькаться, были изготовлены печатки с подписью директора Большого зала.
Когда МГУ был закончен, начались поиски работы. Разумеется, это было почти безнадежным делом в связи с моим пятым пунктом в паспорте.
В 1956 г. я попал на работу в Томск, а в 1961 г. наш институт перевели в Омск, где мне предложили возглавить студенческий университет культуры. Это было сказочным подарком, и я тут же организовал несколько факультетов этого университета, в том числе клуб любителей музыки. Были приглашены хорошие исполнители. Их выступления проводились как «лекции-концерты», что позволило неплохо их оплачивать. Знакомства мои умножились. Например, я встретил прекрасного музыкального лектора из Москвы Илью Дрейзина. Он раз в месяц прилетал в Омск выступать с лекциями. Однажды в Москве Дрейзин предложил мне познакомиться с Галантером — директором Большого зала Консерватории. Была очень теплая встреча, и я не выдержал и рассказал про печатки. Галантер смеялся до слез и предложил мне в обмен на печатку посещение всех концертов бесплатно.
И здесь я подхожу к главной цели моего рассказа. Каждый год 7-8 октября открывался очередной сезон Консерватории, как правило, мессой H-moll Баха. Гигантский хор, полный состав симфонического оркестра, солисты-инструменталисты и солисты-вокалисты.
Я, конечно, бегом к Галантеру. Тот вздохнул и сказал, чтобы я пошел в директорскую ложу и сел в самом уголке. Ровно за 10 минут до начала дверь ложи открылась, и я чуть не умер. Вошел Патриарх Всея Руси с большой свитой церковников. В антракте я пошел к Галантеру. Когда тот увидел мою растерянную физиономию, он захохотал. «Я тебе отомстил за печатки, — сказал он. — Приходи завтра, и никаких церковников не будет». Так я и поступил.
ГАЗОВАЯ ГАНГРЕНА
Эти слова помнят все фронтовики. Это одно из самых страшных названий.
Я познакомился с этим в боях на Курской дуге, когда был ранен и попал в медсанбат. Там скопилось полторы тысячи раненых, и все звали врача и санитаров.
Пуля угодила в мягкие ткани бедра, и на это обратила внимание санитарка. Она позвала врача Василия Васильевича, и тот немедленно занялся мною. Вот тогда я впервые услышал страшные слова — газовая гангрена.
Фронтовики считали ее смертельной, не поддающейся лечению. Но Василий Васильевич вступил в смертельную схватку. Ему удалось сделать чудо и победить страшную хворь. Как мне позже говорили, я лежал без сознания целую неделю и только потом очнулся. Так меня спасли от смерти.
В наш госпиталь приехал знаменитый врач, получивший мировое признание в лечении газовой гангрены, академик Сергей Сергеевич Юдин и забрал меня в Москву в Институт Склифосовского на долечивание.
Роберт Ривкин
(Цинциннати, Огайо)
Добавить комментарий