Я долго кружил по площади и прилегающим улицам, пытаясь запарковать машину, а когда наконец мне это удалось, было без двух минут пять — я опаздывал на встречу с адвокатом. Схватив портфель с бумагами и захлопнув дверцу машины, я кинулся бегом по улице и чуть было не наступил на человека, лежавшего на тротуаре.
— Осторожней, сэр, так ведь и споткнуться можно, — проговорил он сиплым басом. Я взглянул на него на ходу — обычный уличный бродяга, каких в нашем городе полно. Голос прозвучал вполне дружелюбно, в нём не было ни укора, ни упрёка. Я извинился и помчался дальше.
Назад к машине я вернулся через три часа, вконец измученный, задерганный и раздражённый спорами. За это время стемнело, и изменилась погода: набежали тучи, пошёл проливной холодный дождь. У меня не было с собой ни плаща, ни зонтика. Я торопливо семенил к машине, перепрыгивая лужи, а когда подбежал и схватился за карман, обнаружил, что ключа от машины нет. Я лихорадочно обшарил пиджак, брюки, даже проверил нагрудный карман рубашки — ключ исчез. Тогда я сообразил заглянуть внутрь машины, и при свете уличного фонаря увидел связку ключей на сиденье. Видимо, собирая впопыхах бумаги, я обронил чёртовы ключи и захлопнул их внутри.
Что было делать? От отчаяния я чуть не завыл. Конечно, можно вызвать "трипл-эй"1, но ведь они приедут часа через два, а тут холодный дождь...
— Неприятности, сэр? — прозвучал за моей спиной сиплый бас. Я оглянулся. Бродяга стоял позади меня и участливо улыбался. Он был с головы до ног закутан в нечто брезентовое, по которому ручьями стекала вода. — Потеряли ключи?
— Да вон они, в машине. Как я их обронил там?..
Он подергал дверцу, надавил пальцами на стекло.
— Гарантировать успех не могу, но давайте попытаемся... Обычно стекло поддаётся. А пока что пойдём ко мне.
"Ко мне"? Он подозвал меня к другому краю тротуара и показал на чугунную решетку на поверхности асфальта — оттуда поднимался тёплый пар, и пахло машинным маслом. Тут же стояла супермаркетовская коляска с надписью Safeway, в ней покоился большой брезентовый мешок. Из мешка он достал два куска чёрного пластика, протянул мне и повелительно сказал:
— Это подстелите и садитесь, а этим укройтесь. Мне придётся повозиться некоторое время, вы совсем промокнете.
Мне было так холодно и мерзко, что я без колебаний опустился на решётку и укрылся куском пластика. Боже, какое блаженство! Тёплый пахучий воздух поднимался снизу по моей спине, накапливался под пластиком, согревал мокрую одежду, которая превращалась в компресс... Как это я раньше проходил мимо этих решёток, попирая их ногами! Они казались мне входом в ад — как я ошибся!
Между тем мой благодетель достал из своего мешка моток проволоки, раскрутил его и подошёл к машине. Он внимательно ощупал все четыре окна, а затем принялся втыкать острый конец проволоки в резиновую прокладку между краем окна и крышей. Ему это долго не удавалось, но, в конце концов, с десятой или двадцатой попытки он всунул проволоку внутрь машины. Затем он долго манипулировал этой проволокой, поворачивая её так и сяк, пока не зацепил внутри машины защелку на дверце. Проволочная петля несколько раз соскакивала с ручки, но он с невозмутимым спокойствием продолжал попытки. И вот замочек щелкнул — дверца отворилась. Я вскрикнул от радости, сбросил с себя пластиковое облачение и впрыгнул в машину. Через приоткрытое окно я горячо и искренне благодарил своего избавителя, совал ему деньги и спрашивал, чем могу помочь. Он вежливо отвечал, что не стоит благодарить, не за что, сущие пустяки. Впрочем, деньги взял, а на предложение чем-нибудь помочь снисходительно ответил:
— Боюсь, сэр, что при всем желании вы не сможете войти ни в один винный магазин. По законам нашего штата они все должны быть закрыты в семь часов. А как бы хорошо сейчас, в такую погоду...
Первой моей мыслью было пригласить его в какой-нибудь бар, но я тут же подумал, что буду выглядеть довольно странно — мокрый, в компании бродяги... Мне хотелось как можно скорее переодеться в сухое. И тогда, под влиянием обстоятельств, я принял смелое, мягко выражаясь, решение: пригласил его к себе на стакан виски. Он сказал что-то вроде "право, неудобно вас стеснять в такой поздний час", сказал просто для приличия, — вообще, я заметил, что говорит он, как образованный, воспитанный человек. Я сказал, что никакого беспокойства, напротив, мне будет приятно выпить в его компании.
— Спасибо, для меня это большое удовольствие, — галантно согласился он. — Если можно, откройте багажник, пожалуйста: у меня тут кое-какая поклажа.
Он вытащил из коляски свой мешок, переложил в мой багажник и сел в машину рядом со мной:
— Право же, неудобно вас стеснять. Но если вы так любезны...
Мы поехали.
Я тогда жил на пятнадцатом этаже высотного дома в квартире с двумя спальнями. Помню, что открывая при нем входную дверь, я испытал неприятное чувство: вот, мол, бездомный бродяга видит, как легко открыть дверь в мою квартиру. Но тут же мне стало стыдно. Словно оправдываясь, я пробормотал:
— Замок приличный никак не соберусь поставить.
Он тонко улыбнулся:
— Если только это необходимо для вашего душевного спокойствия, а так... Что сложный замок, что обыкновенная защелка — для профессионала с набором инструментов это вопрос минут: будет он работать одну или пять минут. Я в курсе дела, поверьте. Замки существуют для душевного спокойствия хозяев.
В гостиной я посадил его в кресло перед баром, насыпал льда в ведёрко и предложил выбрать напиток.
— Crown Royal, — сказал он, — с одним кусочком льда, пожалуйста.
Я налил ему двойную порцию, а сам пошёл в спальню переодеваться. Честно говоря, я всё время мысленно упрекал себя. Ну не глупый ли поступок — привести в дом уличного бродягу?.. Теперь уже сожалеть поздно, лучше скорей вернуться в гостиную и посмотреть, что он делает.
Он сидел, удобно развалившись в кресле, с явным удовольствием попивая виски. Брезентовую куртку он снял и аккуратно повесил в прихожей. Черный свитер и брюки хорошо облегали его не по годам сухопарую фигуру. Впрочем, откуда я знаю, сколько на самом деле ему лет? Проседь в бороде и волосах еще не свидетельство пожилого возраста.
— Извините, я до сих пор не представился. Меня зовут Ралф Этвуд, — он чуть привстал и поклонился. Я тоже назвал своё имя. Он улыбнулся, сказал "очень приятно" и снова уселся поудобнее.
Я исподтишка разглядывал его. Продолговатое лицо, чёткий профиль, высокие дуги бровей. Породистое, даже аристократическое лицо. И красивое, несмотря на бесформенную бороду и спутанные волосы. Он явно не чувствовал никакого напряжения или неловкости, спокойно с полуулыбкой на лице попивая виски. Я же, наоборот, испытывал смущение из-за затянувшейся паузы. Да и из-за всей этой странной ситуации...
Он повернулся ко мне и заговорил первым:
— Выглядело так, что вы очень спешили. Из-за этого и ключи обронили, такое случается.
— Да, да, я ужасно спешил, — ухватился я за тему. — У меня в пять была встреча с адвокатом назначена, но пока я искал паркинг... В общем, чуть не опоздал. Пришёл, а оба адвоката уже сидят и бумаги разложили — мой адвокат и... и... адвокат противной стороны со своим клиентом.
Я живо вспомнил подробности трехчасового разговора, крики и упрёки, мелкие выпады и тяжёлые оскорбления... Видимо, это отразилось на лице — он посмотрел на меня внимательно, но промолчал. А я как-то неожиданно для себя сказал:
— С женой развожусь. Десять лет прожили, и вот развожусь.
Он сочувственно кивнул головой:
— Понимаю, очень хорошо вас понимаю, сам через это прошёл. Дети есть, позвольте спросить? Нет? А у меня дочка. Теперь-то уже взрослая, в университете учится, а тогда маленькая была... Да-а.
— Дети — это другое дело. А нам-то с ней из-за чего ссориться? Из-за всякого барахла? — Волна раздражения захлестнула меня, рвалась наружу. Я почувствовал необходимость рассказать обо всех своих обидах — вот хоть бы этому видавшему виды человеку. — Половину стоимости квартиры, половину дачи, одну машину... ладно, бери, черт с тобою! Хотя всё куплено на заработанные мною деньги, я всегда зарабатывал раз в десять больше неё. Но ладно, бери. Так ведь мало! Она еще претендует на половину стоимости моей скрипки. Но скрипка — моя личная вещь, орудие производства, так сказать. Я профессиональный концертный музыкант, добываю себе пропитание игрой на скрипке. Её адвокат бубнит: "Всё, что приобретено во время брака, делится поровну". Да, так, скрипка была куплена уже после женитьбы, но я копил на неё, можно сказать, всю предыдущую жизнь, это дорогая вещь. Ведь у неё, у моей бывшей жены, тоже есть личное имущество: костюмы сценические, разные хитоны, пачки (она балерина) — я-то на это не претендую.
Я остановился и перевёл дух. Он слушал меня внимательно, даже стакан свой отставил в сторону. Покачав головой, он сказал:
— Боюсь, логика вам не поможет. Весьма сожалею, но суд, скорее всего, станет на её сторону. Почему? — - Он горько усмехнулся, вздохнул и потянулся к бутылке. — С вашего позволения... отличный виски. — Он наполнил свой стакан, отхлебнул. — Так вот — почему? А потому что в нашем обществе уже давно не стало ни справедливости, ни правосудия, ни уважения к закону. Все решения диктуются господствующим в данное время поветрием, модой, иначе сказать. Да, мода, подобно тому, как существует мода на ботинки или на причёски. Сейчас модно считать женщину жертвой дискриминации, и потому судебные решения в случае спора принимаются в пользу женщины. Автоматически. К примеру, по закону я и моя жена имеем равные права в отношении ребёнка. Но почему-то суд присудил дочку ей — вопреки закону и всякому здравому смыслу: у меня были лучше жилищные условия, стабильный доход, и девочка выражала желание жить у папы. К тому же в суде было установлено, что мать... как бы сказать помягче?.. женщина весьма легкомысленная, и свои материнские обязанности ставит ниже своих удовольствий.
— Но насколько я понимаю, вы имеете право видеть дочку, даже если она живёт с матерью.
— Это так, но... Замечательный виски, я с вашего разрешения... — Он опять наполнил свой стакан. Отхлебнул, помолчал. — В моём случае... В суде моя благоверная вдруг заявила, что ребёнок не от меня. Хотя рождён был во время нашего брака, прошу заметить... Казалось бы, это довод не в пользу матери, скорее, в мою: я вырастил ребёнка, девочка любит меня и хочет жить со мной. Не говорю уж о том, что для меня... всё, что я ценил в жизни, было в этом ребёнке. Но мужчинам по представлениям политической корректности в родительских чувствах отказано, это монополия женщин. Знаете, что решил суд? Что я как отец должен платить алименты в размере четверти моей зарплаты — вот и все мои отцовские права... С тех пор я нигде ни одного дня не работал. А она в отместку спрятала ребёнка. Ну, это в прошлом, сейчас дочка уже взрослая женщина, студентка. — Он помолчал и еле слышным голосом добавил: — Взглянуть бы на неё хоть издали...
Залпом допив виски, он поднялся с кресла:
— Благодарю за гостеприимство, виски выше всякой похвалы, спасибо. Нет-нет, не удерживайте, мне надо идти, если я хочу остаток ночи провести в комфорте. Я имею в виду — на теплой решётке. А то ведь займут...
Следующие две недели оказались особенно загруженными: два выступления (одно из них в Канаде), преподавание, несколько встреч с адвокатом... Выдавались и такие дни, что позаниматься было некогда, к скрипке не притрагивался. И вот однажды после такого безумно загруженного дня я специально встал пораньше, чтобы поиграть. Отпер шкафчик, где хранилась скрипка... а её там нет.
Как объяснить непосвящённым, что такое скрипка для скрипача? Ведь даже плотник ценит свой инструмент, срабатывается с ним, а музыкант... Со временем начинаешь ощущать свою скрипку почти что живым существом: знаешь, как она реагирует на погоду, на влажность в помещении, на перевозку. Ты с ней постепенно свыкаешься и образуешь как бы единый ансамбль — она влияет на твою игру так же, как ты на неё. Ты знаешь. как извлечь из неё нужные звуки, и она в благодарность раскрывает свои лучшие качества, отдаёт свою душу...
На своей скрипке я играл к тому времени восемь лет, мы привыкли друг к другу. Для меня потеря скрипки была ужасным шоком. Хотя материально я почти ничего не терял: скрипка была застрахована на полную стоимость. Но смогу ли я достать другую столь подходящую мне? Ведь у музыканта с инструментом есть некая личная совместимость, это объяснить трудно. Дайте мне сейчас в руки какого-нибудь замечательного Гварнери, а он мне лично может не подойти, мы "не поймём друг друга". Моя пропавшая скрипка не была знаменитым Гварнери, но это был очень хороший инструмент, изготовленный в середине восемнадцатого века в Венеции. К северу от города на склонах гор растут ели с нежной древесиной; верхняя дека из такой ели поёт особенно ласковым голосом. Кленовую древесину для нижней деки возили морем из Далмации и потом выдерживали в воде Венецианской лагуны; дека получалась особенно плотной, и отзывалась глубоким вздохом на каждое движение смычка. Но самое главное — это была моя скрипка, которую я знал, с которой сроднился...
Придя в себя от первого шока, я стал лихорадочно перебирать в памяти все возможные причины исчезновения скрипки. Сначала я подумал: это жена, она приходила в моё отсутствие и... Но у неё нет ключа от шкафа, она никак не могла добраться до скрипки. Тогда мне пришла мысль об уличном бродяге. Неужели он?.. Чем больше я обдумывал, тем более вероятным казался мне этот вариант. Весьма возможно, что он... пожалуй, он... скорее всего, он... наверняка, он — а кто ещё? Я бросился звонить в полицию.
Приехали двое — один в форме, другой в штатском. Я подробно рассказал о своём необычном знакомстве, о нашей беседе в этой вот комнате за стаканом виски. Нет, скрипку не показывал, но упомянул в разговоре, это точно помню. Зовут его Ралф Этвуд. Откуда я знаю? Он сам мне сказал. "Ах, сам сказал?" — полицейские иронически переглянулись. Потом тщательно осмотрели шкаф, где некогда лежала скрипка.
— Вы точно помните, что шкаф оставили запертым? — спросил тот, что в штатском.
— Абсолютно убежден. Иначе ключ не вынимается.
— А жена в ваше отсутствие не могла забрать?
— У неё нет ключа от шкафа, а отмычкой она не работает — другая профессия.
Полицейские изучили замок и сфотографировали его несколько раз.
— Замок не поврежден, на нем ни одной царапинки. Чистая работа...
Обмениваясь короткими замечаниями, они обошли всю квартиру. Замок наружной двери их рассмешил:
— Его ногтём открыть можно, отмычки не надо. Впрочем, самые сложные замки тоже открываются, всё зависит от сноровки грабителя.
Последняя сентенция показалась мне знакомой.
Они поговорили внизу с охранником здания и ушли, сказав мне на прощание:
— Ваши подозрения насчёт уличного знакомого весьма основательны. Мы постараемся его найти. По вашим описаниям, конечно, а не по имени, которое он вам дал. — Тут они снова переглянулись. — Но одно можем гарантировать: скрипки при нём нет, и скорей всего, её нет в городе. И даже в Америке. Она сейчас на полпути в Европу. Или в Японию. Такие вещи сбывают также в Россию. Если узнаете что-либо новое, звоните нам по этому телефону. Чем сможем, постараемся вам помочь.
Последняя фраза прозвучала не слишком оптимистично.
Мне трудно было смириться с потерей своей скрипки. Я делал попытки (весьма наивные, как теперь понимаю) отыскать подозреваемого. Зачем? На что я мог рассчитывать? Не знаю... Несколько раз я приезжал на то место, где мы познакомились в памятный дождливый вечер, и где я грелся на решётке. "Скрипач на решётке" прозвал я этот случай. Но моего знакомого там не было. Правда, на тёплой решётке сидели другие представители славного племени бездомных бродяг. Я подходил к ним, пытался завести разговор. Давал им пару долларов. Доллары они брали, а на вопросы мои ничего путного ответить не могли. "Ралф Этвуд? Первый раз слышим". А когда я приставал очень уж настойчиво, в ответ мне говорили: "Ты, парень, из полиции, что ли? Сказано тебе, мы не знаем. Отвяжись".
Несколько раз звонил в полицию. Там говорили со мной вежливо, но что толку...
Так прошли месяца два. Постепенно я начал наводить справки насчет возможной покупки другой скрипки. Не потому что смирился с потерей, а потому что должен был выступать в концертах, а оставшаяся у меня со студенческих времен скрипочка явно не соответствовала уровню требований. К этому времени страховая компания возместила мои убытки.
И вот однажды поздним вечером я сидел дома и изучал объявления в профессиональных журналах о продаже скрипок, как вдруг позвонили во входную дверь. Я удивился и даже несколько взволновался. Что это? К нам в дом можно войти только позвонив снизу через консьержа. А внутри дома кто может ко мне придти? Я никого из соседей не знаю, просто никого. С бьющимся сердцем я подошёл к двери, распахнул её настежь и... попятился назад. На пороге стоял он. Я не мог поверить своим глазам. Как во сне... В той же брезентовой куртке, с той же растрёпанной бородой...
— Прошу прощения за беспокойство в столь поздний час, — сказал он своим сиплым басом. — Если вы, сэр, позволите мне войти на минутку и сказать вам...
— Заходите.
Я посторонился, пропуская его внутрь и захлопнул дверь. Он остановился в прихожей, вопросительно глядя на меня — ожидая, видимо, приглашения раздеться. Его наглость задела меня:
— А вы не думаете, что я вызову сейчас охрану?
— Нет, не думаю, сэр.
— Ага, вы намерены всё отрицать. Это сделал кто-то неизвестный, вы тут не причем?..
Он внимательно на меня посмотрел:
— Если вы насчёт скрипки, то отрицать не буду: это сделал я. Но только между нами, в полиции и на суде я этого не признаю.
Я стоял перед ним в полной растерянности, не зная, что мне делать — бежать вниз за охраной, или звонить в полицию, или выскочить из квартиры и кричать "помогите"... Не дождавшись приглашения, он снял куртку, повесил её на вешалку и спокойно вошёл в гостиную. Я с ужасом подумал: "Сейчас достанет пистолет и..."
Словно прочитав мои мысли, он сказал:
— Не беспокойтесь, сэр, я пришёл к вам с самыми мирными намерениями. И охрану вам вызывать нет никакого смысла. Ну, допустим, меня арестуют и передадут в полицию. А дальше что?.. Скрипки у меня нет, и я не знаю, где она — это понятно всем. Перекупщики уникальных ценностей ведут дела, так сказать, анонимно. Скорей всего, ваша скрипка далеко за океаном, притом неизвестно, за которым, и никто на свете, даже полицейский детектив, не в силах её отыскать. Такова реальность, и лучше увидеть её в истинном свете. Еще меньше шансов (хотя меньше нуля уже идут отрицательные величины) отнять у меня деньги. Во-первых, потому что у меня нет ни цента. Я по-прежнему бездомный нищий, не имеющий счета в банке. К тому же я получил за скрипку лишь половину её стоимости. Да, столько нам платят эти перекупщики! Но не будем их ругать: без них было бы ещё труднее.
— По крайней мере, пусть вас в тюрьму посадят, — сказал я со злостью.
— Вот уж этого я меньше всего боюсь, — он даже рассмеялся. — Жить за решёткой или на решётке — не такая большая разница. Я скажу так: и там, и здесь есть свои преимущества и свои недостатки. Там — крыша над головой и трёхразовое питание, здесь — свежий воздух и полная свобода делать, что хочешь в любое время суток. Но за решётку я не попаду: как прокурор сможет доказать, что это сделал я? Ваше слово против моего слова, а объективных доказательств нет. Притом не забывайте, кто я. Я жертва капиталистической экономики, урбанизации, глобализации и систематического попрания прав трудящихся. Помните, я вам говорил, что в нашем обществе больше нет ни закона, ни правосудия, а только политически корректная мода. Voila! — Он театрально развёл руками.
Меня раздражала его самоуверенность. Но, с другой стороны, вся эта ситуация вызывала недоумение.
— Пусть даже половина стоимости — это тоже изрядная сумма, — сказал я. — В любом случае, на эти деньги можно было бы прилично одеться и снять скромную квартиру.
— О нет, эти деньги мне нужны были для другого... Позвольте присесть, я вам всё расскажу.
Я не ответил, но он всё равно сел в кресло. Я демонстративно оставался стоять.
Читайте полную версию статьи в бумажном варианте журнала. Информация о подписке в разделе Подписка
1 AAA — American Automobile Association (Американская автомобильная ассоциация) — оказывает услуги своим членам, у которых возникли проблемы на дорогах.
Добавить комментарий