Дедушка Георгия Антоновича Гамова, Арсений Лебединцев был Новороссийским митрополитом и главой одесского кафедрального собора. Его отец, окончив одесский университет, преподавал русский язык и литературу в частной одесской школе. Тяга к физическим исследованиям у Георгия проявилась еще в гимназические годы: с помощью подаренного отцом микроскопа он взялся проверить — действительно ли хлеб и вино после молитвы превращаются в «кровь» и «тело». Взяв в качестве образца каплю своей собственной крови, разглядывая эти субстанции «до» и «после», он различий не нашел, но объяснил это слабым увеличением прибора...
За гимназией последовал одесский университет, в котором в те годы работала хорошая группа математиков: профессора Шатуновский, Каган и Ю.Рабинович (последнего Гамов встретил в Мичиганском университете как «доктора Райнича»).
Однако кафедра физики, которой Георгий интересовался с детства, оставляла желать лучшего. Поэтому он в 1923 году перевелся в Петроградский университет. Увлекаясь во время учебы стремительно развивающейся атомной физикой, он подружился с будущими знаменитыми физиками: бакинцем Львом Ландау и полтавчанином Дмитрием Иваненко1 — «Дау» и «Димусом», как их называли студенты. С Димусом он даже опубликовал статью в немецком физическом журнале. Эту веселую троицу физиков прозвали «Три мушкетера».
Георгия, любознательного и талантливого студента, в университете оценили: профессор Орест Данилович Хвольсон2 порекомендовал послать его учиться в аспирантуру в германский Геттинген, где тогда собрался весь цвет физической науки. Георгий отправился сначала к Максу Борну, в руководимый им Институт теоретической физики, а затем, — после летних каникул, которые провел в Крыму и в Одессе, — к Нильсу Бору в Копенгаген. Работал он и в знаменитой Кавендишской лаборатории у Резерфорда, где встречался с еще двумя знаменитыми советскими физиками Петром Капицей и Владимиром Фоком. Там же он познакомился с Эдвардом Теллером — будущим «отцом» американской водородной бомбы. Наследием его сотрудничества с Теллером стал знаменитый эффект Гамова-Теллера.
Конечно, активная натура и молодость брали свое: научные занятия перемежались путешествиями с друзьями, а также веселыми сборищами с музыкой и острыми шутками. На одной из фотографий Гамов сидит за рулем мотоцикла, Ландау в коляске, рядом мальчики — сыновья Бора, и Теллер на лыжах (Кто бы мог подумать, что у него на одной ноге протез, — молодым попал под трамвай).
Весной 1931 года из Англии Гамов вернулся в Ленинград, чтобы продлить свой советский паспорт. Его пригласили в Рим, где осенью должен был пройти очередной конгресс по атомной физике. И тут он столкнулся с новыми советскими порядками: получение документов откладывалось с месяца на месяц, и, в конце концов, Гамова без всяких объяснений в Рим не пустили (его доклад представил конгрессу Макс Дельбрюк3).
Новым было не только это. В Союзе наука теперь разделялась на «буржуазную» и «пролетарскую», первая была неправильной и вражеской (сюда входила теория Эйнштейна, а позднее и генетика), а вторая — «уверенно опиралась» на философские высказывания Маркса и Энгельса. Философы, не имеющие особого влияния на теоретическую физику за границей, в Москве набирали силу: так, например, «красный директор» Института физики МГУ Борис Гессен4 мог предупредить проф. Л.Мандельштама о «нетерпимости идеалистических отклонений», мог настаивать на существовании «мирового эфира» — ведь о нем упоминал сам Энгельс (правда, в прошлом веке). «Диалектический материализм» присутствовал везде, в том числе и в физике.
Но это были еще, так сказать, «вегетарианские времена». Тогда еще прорвалась в «Правду» статья, называвшаяся «Помогает ли диалектический материализм при ловле сазана в реках и озерах Советского Союза?»
Но у возвращения Гамова в Советский Союз был и положительный момент. Он познакомился с Любой Вохминцевой, молодой девушкой, окончившей физико-математический факультет Московского университета, на которой вскоре женился.
В течение следующих двух лет Гамов читает лекции, занимается наукой. Между тем, обстановка в научных кругах все ухудшалась, и Гамов стал подумывать о бегстве из Союза. Но как? Рождались сумасшедшие идеи: переплыть узкий Финский залив — но там пограничники! Пробраться в Азию через границу с Китаем — но там неприступные горы!
В его книге «My World Line» можно прочесть, как он с женой решился пересечь Черное море и доплыть до Турции из Крыма. Однако маленькую байдарку, на которой они плыли, разгулявшейся стихией отнесло к соседней Алупке и дело кончилось больницей для обоих (не верится мне, что это было «попыткой к бегству», а не обычной морской прогулкой; но описано все занимательно и «с чувством»).
В 1933 году Гамов получил приглашение на Сольвеевский конгресс в Брюсселе — и, удивительно, ему предоставляли визу! Но возникла проблема: как получить визу для жены? За помощью Гамов обратился к Бухарину, с которым был знаком по лекционной работе. К тому времени у того уже не было прежнего влияния, и тот посоветовал пойти к Молотову. На приеме у Молотова Гамов (немного покривив душой) объяснил, что жена, по образованию физик, исполняет при нем обязанности научного секретаря, без которого на солидном конгрессе будет трудно, и, добавил он, усмехнувшись, как всякой женщине ей хотелось бы «побегать по магазинам». Подействовали ли на Молотова эти доводы, или что-то другое — неизвестно, но визу жене дали. Возможно, дали ее потому, что в «верхах» желали присутствия советского ученого на конгрессе, а Гамов без жены ехать отказывался.
После Брюсселя Гамовы посетили Париж, где некоторое время Георгий работал в Институте Пьера Кюри. А затем они решили в Союз не возвращаться. Когда Гамов рассказал о своем решении Нильсу Бору, тот воскликнул: «Но ведь за вас поручился Ланжевен, как вы можете его подвести?» (Известный физик Поль Ланжевен 5 был членом французской компартии). Хоть о поручительстве Ланжевена Гамов не знал, выход из создавшейся ситуации надо было найти, и он попросил совета у самой Марии Кюри6, объяснив ей, почему решил не возвращаться. После беседы с Ланжевеном мадам Кюри сказала, что все улажено. И Гамов, приняв предложение Мичиганского университета, отправился с женой в Америку, в город Энн Арбор. Шел 1934-й год.
Так началась американская жизнь теперь уже Джорджа Гамова. Он преподавал в разных университетах, работал (вместе со старым знакомцем Теллером и поляком Станиславом Уламом) над водородной бомбой; над атомной не успел: американские власти сомневались аж до 1948 года, давать ли ему допуск к секретным работам или нет.
В 50-е годы Гамов перекинулся в биологию (генетику), а затем в астрофизику. Он писал научные книги и статьи для специальных журналов, получал за свои разработки награды и почетные звания...
Потом Гамов придумал занимательную научно-популярную серию, где речь шла о космосе, о строении атома, об атомной энергии и других любопытных вещах. Все, что он писал в этой популярной серии, предназначалось якобы «мистеру Томпкинсу, банковскому клерку с неуемным интересом к науке». Рассказывал Гамов живо, с юмором, а забавные рисунки для книг делал сам.
Юмор, впрочем, никогда его не покидал, о чем говорит случай в Денвере, на лекции в медицинском центре. Гамова попросили объяснить, что произошло с генетикой в Советском Союзе. Он решил рассказать о Лысенко, о его утверждении, что, мол, «все изменения в организмах определяются окружающей средой» и никаких генов нет вообще! Рассказывал Гамов столь убедительно и ярко, что аудитория заволновалась — неужели господин Гамов всему этому верит? Тут он нашелся: «Конечно, верю. Вот вам пример: когда у миссис Доу рождается сын, похожий на ее мужа Джона, — разве это не подтверждает теорию Менделя о наследственности? Подтверждает. Но когда сын миссис Доу — одно лицо с их соседом Сэмом Джонсом, разве это не говорит о влиянии окружающей среды?!» Аудитория разразилась смехом и по достоинству оценила и юмор, и истинное отношение Гамова к Лысенко.
Гамов любил поэзию. Вспоминая далекую юность в Одессе, он (с помощью второй жены, американки Барбары) перевел на английский отрывок из «Путешествий Онегина», начинавшийся словами: «Я жил тогда в Одессе пыльной. Там долго ясны небеса...».
Как-то ему захотелось позабавить друзей-американцев, и он представил им песенку про чижика-пыжика, который «на Фонтанке водку пил». Звучало это так:
Birdie, birdie, where were you?
On Fontanka all night through.
Drinking vodka — one glass, two...
Till my tongue was thick as glue.
Он много путешествовал — с научной целью и просто для удовольствия, и жил, как ему того хотелось.
А что могло ждать Георгия Гамова, если бы после Сольвеевского конгресса он вернулся в Советскую Россию? Лекции, «идеологические проработки», работа над бомбой в «Арзамасе-16» (аналоге американского Лос-Аламоса), никаких «вольных речей» и встреч, никаких путешествий по свету... Зато какие-то ордена!
Но могла его постигнуть и судьба «четвертого из мушкетеров», талантливого физика-теоретика Матвея Бронштейна, который часто присоединялся к компании трех неразлучных друзей — Георгия Гамова, Дмитрия Иваненко и Льва Ландау во время их учебы в Петроградском университете. Матвей Бронштейн был арестован в 1937 году и расстрелян в 1938-м...
Энциклопедическая справка от редакции
Джордж Гамов умер 19 августа 1968 года. Практически все основные свои работы Гамов создал в США. Они посвящены квантовой механике, атомной и ядерной физике, астрофизике, космологии, биологии.Своей теорией a-распада (1928), он дал первое успешное объяснение поведения радиоактивных элементов, показав, что частицы даже с не очень большой энергией могут с определённой вероятностью проникать через потенциальный барьер (туннельный эффект). В 1936 году он вместе с коллегой по университету, профессором Эдвардом Теллером обобщает теорию b-распада, вводит в физику понятие «взаимодействие Гамова-Теллера». В 1941 году Эдвард Теллер покидает университет и становится участником группы учёных по созданию атомной бомбы, а потом «отцом» водородной бомбы.
Заинтересовавшись связью между ядерными процессами и космологией, в 1937-1940 годах Гамов построил первую последовательную теорию эволюции звёзд с термоядерным источником энергии.
В 1946-1948 разработал теорию образования химических элементов путём последовательного нейтронного захвата и модель «горячей Вселенной» (теорию «Большого взрыва»), в рамках которой предсказал существование реликтового излучения и оценил его температуру. Эта теория Гамова была подтверждена американскими исследователями А.Пензиасом и Р.Вильсоном, которые в 1978 году стали Нобелевскими лауреатами.
В 1954 году Георгий Гамов публикует статью, где первым ставит проблему генетического кода, доказывая, что «при сочетании 4 нуклеотидов тройками получаются 64 различные комбинации, чего вполне достаточно для «записи наследственной информации», выражая при этом надежду, что «кто-нибудь из более молодых учёных доживёт до его расшифровки». В октябре 1968 года Роберту Холли (Robert W. Holley), Xар Коране (Har Gobind Khorana) и Маршаллу Ниренбергу (Marshall W. Nirenberg) была присуждена Нобелевская премия за расшифровку генетического кода. Но Георгий Антонович Гамов об этом уже не узнал.
1 Иваненко Дмитрий Дмитриевич (1904, Полтава — 1994, Москва), российский физик. С 1943 года профессор МГУ. Выдвинул гипотезу строения атомного ядра из протонов и нейтронов (1932). Труды по теории ядерных сил, синхротронному излучению. Государственная премия СССР (1950 г.).
2 Орест Данилович Хвольсон (1852, Петербург — 1934, Ленинград) российский физик. Член-корреспондент Петербургской АН (1895). Мировую известность получил за создание фундаментального многотомного «Курса физики», выдержавшего 5 русских изданий и переведенного на несколько иностранных языков. По этому курсу учились целые поколения физиков в России и за границей.
3 Макс Людвиг Хеннинг Дельбрюк (1906, Берлин — 1981, Пасадина) — американский биофизик немецкого происхождения, лауреат Нобелевской премии по физиологии и медицине за 1969 год.
4 Борис Михайлович Гессен (1893, Елизаветград, Херсонской губ. —1936, Москва, Внутренняя тюрьма НКВД). Советский физик, философ и историк науки, член РСДРП(б) с 1919 г. Его провокационный доклад «Социально-экономические корни механики Ньютона» на втором Международном конгрессе по истории науки и техники в Лондоне (1931) послужил важным стимулом в развитии «экстерналистского» подхода к написанию истории науки. C 1931 г. — профессор физики МГУ, директор НИИ физики МГУ. С момента создания физического факультета МГУ до декабря 1934 г. — декан факультета. Приговорен ВКВС 20 декабря 1936 г. к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день.
5 Поль Ланжевен (1872, Париж — 1946, Париж) — известный французский физик и общественный деятель, член Парижской АН (1934), почётный член АН СССР (1929), член Лондонского королевского общества.
6 Мария Склодовская-Кюри (1867, Варшава, Польша — 1934, Саланш, Франция). Известный французский физик и химик. Дважды лауреат Нобелевской премии: по физике (1903) и химии (1911).
Добавить комментарий