Любовь, любовь...

“Любовь приносит только боль. Она как наркотик. 

Сначала тебе очень хорошо, но потом начинается ломка, 

и ты просто умираешь”.

Стейс Крамер

2386.jpg

Мой приятель, о котором пойдёт речь, считает свою историю уникальной и видит в ней определённую трагичность. Мне же кажется, что в его истории нет ничего нового, она весьма банальна и её финал предсказуем. Хотя, как сказать, может быть вы в ней и найдёте что-нибудь для себя неожиданное, если доберётесь до конца.

Я знаю, что тот, о ком речь, был бы недоволен, упомяни я его имя, поэтому буду звать его в этом очерке просто Мой Приятель.

Среди людей поживших считается нормой то, что с годами пылкая любовь сменяется привычкой. Уходит страсть, а взамен в лучшем случае приходят уважение и благодарность, которые часто обречены сосуществовать с растущим раздражением и моментами почти отвращения. Но когда Мой Приятель сделал для себя это открытие, ему стало крайне неуютно, и от невозможности что-либо изменить жить стало тяжело. 

Он решил связать с ней свою жизнь, почти совсем её не зная. Было это больше тридцати лет назад, и Мой Приятель до сих пор с ней.

Прежде, чем сблизиться, он много о ней слышал, с любопытством наблюдал за ней со стороны и жил с предчувствием, что рано или поздно это произойдёт. И это действительно произошло. Его мама умоляла не спешить с решением и подумать ещё, но Мой Приятель уже не мог остановиться – это не было решением, это было состояние, в котором он оказался и из которого нет пути назад.

Не могу сказать, что эта была любовь с первого взгляда – для этого у неё не хватало изящества и изысканности, что для Моего Приятеля всегда было очень важно. Более того, многое в её облике говорило о дурном вкусе, и кое-что даже раздражало его с первого дня, но реагировал он на это с доброй улыбкой. Как это бывает почти всегда и почти со всеми, новизна ощущений создавала у Моего Приятеля иллюзию влюблённости и заслоняла многое, что позже стало таким очевидным и таким неприятным.

Здесь необходимо заметить, что Мой Приятель долго не мог отделаться от навязчивого сравнения с той ужасной, которая была до неё, что делало его любовь ещё сильнее и помогало не замечать того, что стало таким очевидным позже.

С первых дней она обворожила его своей щедростью, заботой и добротой, она была чрезвычайно терпелива к его слабостям и недостаткам, помогая и поддерживая во всём. Мой Приятель мог делать всё, что он хотел, она ему никогда не мешала, давая полную свободу, и от этого незнакомого ощущения у него кружилась голова. Он объявил это счастьем и прожил с этим немало упоительных лет.

Шли годы, и, как обычно, на смену романтической любви к Моему Приятелю пришло просто спокойноё признание её бесспорных достоинств и правильности выбора, чего, казалось, хватало для продолжения спокойной и безмятежной жизни.

Но с какого-то момента он стал замечать в ней серьёзные изменения, которые ему было тяжело принять, и это стало его тревожить. Она становилась всё более грубой, а порой казалась ему и вовсе неинтересной и примитивной. Ощущая это всё чаще и острее, Мой Приятель стал копаться в себе, пытаясь поменять что-то и понимая, что от неё этого ждать не стоит. 

Он стал замечать чрезмерную категоричность в её суждениях и отсутствие терпимости в оценках, претензию на обладание абсолютной истиной и привычку поучать других. Она стала совершать поступки, за которые Моему Приятелю становилось стыдно.

То, что раньше в ней казалось глубиной в осознании жизни и серьёзностью в отношении к главному в ней, теперь виделось лицемерием, помпезностью и фальшивой набожностью. 

Для него cтало очевидным, что отсутствие у неё любопытства по поводу образа жизни других, что по первости он считал тактом и самодостаточностью, не более, чем элементарное невежество. 

В её уверенности в себе, которая была так привлекательна поначалу, Мой Приятель начал видеть высокомерие в общении с окружающими и неспособность слышать и принимать правдивые слова в свой адрес. 

Он силился понять, как её бесспорная продвинутость во многих жизненных сферах удивительным образом сочетается с почти средневековыми представлениями о некоторых сторонах жизни.

Мой Приятель всё чаще спрашивал себя, почему он так мало интересовался её прошлым, и почему он не думал об этом, решив связать с ней свою жизнь. И когда он в это углубился, то узнал о некоторых фактах и событиях в её биографии, жить с которыми стало ещё труднее.

Не помогала и меняющаяся со временем внешность - она толстела на глазах, одевалась всё более небрежно и безвкусно. В её голосе появились истерические нотки, и порой она срывалась на обыкновенное хамство, чего раньше либо не было, либо Мой Приятель каким-то удивительным образом не обращал на это внимания.

А иногда она вдруг начинала себя вести просто как провинциальная дурочка, и мучительное чувство стыда за неё постепенно стало для него нормой.

И, наконец, её безвкусная патетическая риторика и примитивное чувство юмора иногда требовали от него серьёзных усилий, чтобы её переносить.

Мой Приятель силился понять, действительно ли она настолько изменилась, или эти печальные открытия – результат серьёзных изменений в нём. Он так и не может этого понять до сих пор.

Он пытался сосредотачиваться на том, что в ней по-прежнему было прекрасно или по крайней мере лучше, чем в других. Но это помогало лишь до тех пор, пока Мой Приятель не сталкивался с очередной непристойной выходкой.

Он не уставал хвалить её в разговорах с друзьями, наделяя несуществующими достоинствами, и когда друзья соглашались с ним и добавляли к его похвалам свои, ему на время становилось легче.

Но когда он слышал о ней дурное со стороны, всегда бросался на её защиту, чувствуя слабость собственных аргументов.

Он всё чаще стал звать на помощь память о своей бывшей, воспоминания о которой за годы исчезли из его жизни естественным образом. И когда ему удавалось ясно вспомнить хамскую натуру, мерзкий облик и отвратительный запах той бывшей, то становилось легче. Но ненадолго.

Он стал заглядываться на изысканных красавиц вокруг, и порой даже подумывал, не бросить ли всё это и не сделать ли ещё один крутой поворот в жизни. Но когда Мой Приятель вспоминал, сколько ему лет и думал о неизбежной в этом случае разлуке с детьми и внуками, то понимал, что его сладкие мечты перед сном слишком далеки от их осуществления. 

Когда трудно заснуть, Мой Приятель думает о том, любил ли её и любит ли до сих пор. Думает о том, можно ли любить, испытывая постоянное раздражение и порой даже ставя под вопрос элементарную порядочность. И так ли это важно – жить с любовью или без?

Когда мы выпиваем, я говорю ему, что не стоит мучить себя поисками ответов на эти вопросы. Ведь несмотря на то, с чем ему приходится жить сегодня, Мой Приятель никогда, ни одной минуты жизни не испытывал сожаления о том, что тридцать с лишним лет назад связал свою жизнь именно с ней, с Америкой....