Размышления по поводу премьеры спектакля по пьесе А.Островского «Волки и овцы» в театре имени Варпаховского.
Название для этого спектакля заимствовано из реплики Аполлона Мурзавецкого: «Близ города, средь белого дня... лучшего друга... Тамерлана... волки съели!» Тетушка Меропа Давыдовна в сердцах сплюнула: - Тьфу ты, а я думала. Дело даже не в том, что лучшим (и единственным) другом ее пьяницы-племянника была собака, а что волки обнаглели настолько, что сожрали ее среди бела дня, как говорится, при всем честном народе. Беспредел, увы, не ушел в небытие с патриархальным XIX веком. Напротив, он принял такие масштабы, которые героям Островского и не снились. Шантаж, вымогательство, взяточничество, подделка документов, захват чужой земельной собственности - все это совершается «средь бела дня», при попустительстве власть предержащих. Виновных, как правило, не находят. Пьесе Островского «Волки и овцы» 132 года, а звучит она так, как будто написана вчера.
Островский открыл дельца нового типа. Этот тип стремится к переделу собственности и готов шагать по трупам ради достижения цели. Драматург назвал эту публику «волками», мы называем ее «новыми русскими», «олигархами», «буржуями» - сущность от этого не меняется. Она заключается в том, что любое общество, не защищенное законом, становится раздольем для одних и бедой для других. Помещик Лыняев сформулировал эти отношения так: «волки едят овец, а овцы покорно позволяют себя кушать». Кстати, сам мировой судья Лыняев «позволил себя скушать». При каких обстоятельствах - ниже.
Я очень любила этот театр - русский, единственный профессиональный на Американском континенте. А потом охладела, потому, что театр стал ставить французские водевили, до которых я небольшая охотница. Говорю это не в упрек, у режиссера трудное положение: театр - на самоокупаемости, полупустые залы ставят под угрозу само его существование. А публика, в массе, идет в театр отдохнуть и посмеяться, и особо напрягаться не хочет. Французские водевили - это то, что надо, к тому же сделаны они с выдумкой и изяществом. Я и сама иногда смотрю их с удовольствием, но следа в душе они не оставляют, писать там не о чем.
Напомню: монреальский театр имени Варпаховского - не репертуарный театр в обычном смысле. У него нет своей сцены и своей постоянной труппы. На каждый спектакль актеры набираются заново в России, исключение составляют несколько человек, живущих в Америке. Спектакль ставят и прокатывают в течение месяца, после чего он, чаще всего, уходит в небытие. Актеры разъезжаются, для режиссера начинается подготовительный этап к новому спектаклю. В таком режиме держать в репертуаре несколько вещей невозможно.
В 12-летней истории театра бывали отличные спектакли. Открылся он блистательной комедией «Дядюшкин сон» по Достоевскому, была хорошая мелодрама «Последняя любовь» по Исааку Башевису Зингеру, серьезная работа «Бабье лето» А.Менчелла, «Волки и овцы», наконец... Этой работы я ждала с нетерпением.
При имени Островского театральные кассиры вздрагивают и качают головами. Кто сегодня пойдет на Островского? Это же не Клара Новикова и не Елена Воробей и даже, прости господи, не Жванецкий! И, все же, режиссер решился и поставил спектакль под своим родовым названием, что было само по себе актом мужества. Видимо, он рассчитывал на ту немногочисленную часть публики, для которой Островский - все еще великий русский писатель.
Ранней осенью 2001 года привезли спектакль в Нью-Йорк. Успели сыграть шесть раз... А потом произошла трагедия 11 сентября. В театральном центре Трайбека, где театр играл, разместился штаб по расчистке «граунд-зиро»... С тех пор прошло шесть лет. Театр продолжал работать и гастролировать, но недоигранный спектакль напоминал о себе фантомной болью. Решено было вернуться к пьесе Островского, но уже в новой редакции. Спектакль был поставлен заново.
Рассказывает режиссер Григорий Зискин:
- Русский театр не может существовать без русской классики. Из пьес Островского «Волки и овцы» - самая злободневная. В новой постановке мы заменили некоторых актеров и постарались вытащить на передний план тему лжи, предательства, лицемерия и ханжества. Мы заново пересмотрели текст, отсекли некоторые бытовые детали и сделали спектакль точнее, острее. При этом сохранили текст Островского в неприкосновенности. Он получился более динамичным и кинематографичным. И, что самое важное, мы придали ему современное звучание.
Разумеется, никто сейчас не играет Островского в бородах, зипунах и смазных сапогах. Но достаточно ли этого, чтобы спектакль зазвучал злободневно и не выглядел как перелицованный пиджак?
Замечательный мастер современной сценографии Давид Боровский, вдохновленный картиной Мане «Гуляние в парке», нашел метафорическое изображение темно-зеленого «леса человеческих отношений», который в сочетании с гнутой садовой мебелью создает необходимый фон для разворачивающейся интриги и быстрой смены картин. Герои стремительно выходят из-за деревьев под вальсы, гавоты и польки Шостаковича. Темпо-ритм задан такой, что пятиактная комедия уложилась в неполных три часа, не потеряв при этом ничего важного. Герои одеты так, словно сошли с полотен Клода Моне, Эдуарда Мане, Огюста Ренуара.
Костюмы по эскизам Виктории Бердичевской исполнялись первоклассными театральными портнихами. Меропа Давыдовна Мурзавецкая в этом спектакле меньше всего напоминает старую ханжу с костылем и крестом на шее. В исполнении Анны Варпаховской, она элегантная, вполне современная деловая женщина, все еще привлекательная (что наводит на мысли об ее бурной молодости), умная, хитрая и властная. Она - девица, «барышня», о чем любит напомнить при случае. Связи Мурзавецкой в губернии, видимо, уходят в прошлое, но эти связи достаточно крепки, и она пользуется ими вовсю. Она манипулирует окружающими, как опытный кукловод... Вот она вызывает стряпчего Чугунова (Борис Казинец) обтяпать очередное дельце. «Дельце» пахнет Сибирью, Меропа колеблется, Чугунов ее успокаивает:
- Да разве у меня совесть подымется против благодетельницы...
- У тебя нет совести, - холодно обрывает его Меропа.
- Нельзя совсем не быть, матушка - благодетельница, - примирительно говорит Чугунов, - все уж сколько-нибудь да есть.
- Нет у тебя совести, - снова отрезает Меропа и Чугунов меняет тактику:
- Ну, как вам угодно, спорить не смею. Я только одно скажу: вы у меня после бога...
- Лжешь, - снова обрывает его Меропа.
Два замечательных актера разыгрывают это виртуозно. Каждый друг о друге знает все, но тот, кто зависим, вынужден помалкивать...
Борис Казинец играет Чугунова на границе наглости, трусости и подобострастия... Муразвецкую он по-настоящему боится. И поэтому с помощью своего каллиграфа-племянника (Эдуард Зиновьев) устраивает «дельце» - подделку документов, которая позволит Мурзавецкой женить Аполлона на богатой вдове Купавиной (Ирина Карева) и завладеть ее огромным имением. Планы благочестивой девицы нарушает «главный волк» - Василий Иванович Беркутов, который, прежде чем ее проглотить, играет ею в свое удовольствие, как кошка с мышью. Элегантный хищник Василий Иванович приехал жениться... но не на Купавиной, а на ее имении. А уж Евлампию Николаевну он возьмет в придачу, почему нет, благо молода и собой хороша, глупа только: подписать пустой вексель! Ну, да, это поправимо. Эта парочка Лиса Алиса и Кот Базилио не знали, что им придется иметь дело со мной... Ишь чего захотели - купавинское имение прибрать к рукам.
Аполлона и его друга Тамерлана на грани фола играет Михаил Меркушин. Собственно, он и вносит в спектакль ту пародийную струю, которая делает эту комедию отчасти водевилем... Глафира (Наталия Мерц), приживалка и дальняя родственница Мурзавецкой, - молодая, но многообещающая волчица, - занята охотой на убежденного холостяка Лыняева (Сергей Приселков). Сцена обольщения, сыгранная этой парой с водевильным шармом, напоминают о тех невинных временах, когда мужчина обязан был жениться, если его застали... с дамой на коленях.
Охота бедных девиц за богатыми пожилыми женихами, из которых потом получаются замечательные мужья-подкаблучники, тоже не нова под луной. О любви тут говорить не приходится. Да, похоже, в этом спектакле и есть одна-единственная настоящая любовь: Аполлона к своему безвременно погибшему другу Тамерлану.
В финале - две свадьбы, но о торжестве добра над злом говорить не приходится. Просто более крупный хищник сожрал более мелких. До поры до времени
В день премьеры спектакля, первого марта, Торонто накрыло снежной бурей. Транспорт остановился, учреждения закрылись, жизнь в городе замерла... Тем не менее, спектакль «Средь бела дня» прошел в этот день при полном аншлаге. Последовавшие за этим одиннадцать спектаклей по США и Канаде тоже прошли с огромным успехом.
Добавить комментарий