Кто из нас в детстве не грезил пиратскими островами сокровищ и не мечтал посидеть на кованом сундуке с драгоценностями? Хотя, что эти жалкие сундуки по сравнению с несметными богатствами, раскиданными по 16 тысячам музеев Америки? Если сейчас толстосумы выкладывают только за одну картину Климта и Поллака по сто с лишним миллионов долларов, можете себе представить, сколько стоит Сикстинская мадонна или Мона Лиза! Ах, да, они не в США, но и у нас тоже есть Рафаэли и Рембрандты. И не только в нью-йоркских или вашингтонских музеях, но и в провинциальных очагах культуры, вроде луисвиллского Speed Art Museum, штат Кентукки.
 |
“Спид” — старейший и крупнейший художественный музей штата и не имеет ничего общего ни со скоростью, ни со СПИДом. Хатти Бишоп Спид (Hattie Bishop Speed), вдова крупного кентуккского предпринимателя и филантропа, основала музей в честь мужа в 1925 году. Ее взнос составил 50 миллионов долларов, в современном исчислении эти деньги надо умножить на десять. Спустя семьдесят лет 55 миллионов пожертвовала внучка основательницы Алиса Спид Столл. Ныне Speed Art Museum — в числе 25 самых состоятельных музеев страны.
Первыми директорами музея были члены семьи Спид, с 1942 года бразды правления перешли в руки профессионалов. С нынешним директором кентуккского “острова сокровищ” Питером Моррином меня познакомили на одном концерте, за знакомством последовала встреча, за встречей интервью. Кстати, кентуккскому музею я косвенно обязан за серию интервью с музыкантами, в частности, победителями последних двух конкурсов Вана Клиберна пианистами Ольгой Керн и Александром Кобриным, которые публиковались в журнале “Чайка”. Раза три-четыре в году музей приглашает на гастроли и мастер-классы для студентов музыкальной школы университета наиболее интересных исполнителей со всего мира. В числе последних были французский баритон Франсуа Ле Ру и молодая нью-йоркская пианистка Симона Диннерстайн.
Питер Моррин высок, худощав, подтянут, аристократичен. Наверное, так выглядят английские лорды. Впрочем, в нем еще не успела выветриться британская порода, он американец в первом поколении. Его отец-ирландец работал врачом на круизных судах, один из рейсов закончился женитьбой на американской журналистке. 61 год назад в Сент-Луисе родился будущий директор музея.
Впервые в жизни беседую с человеком, у которого дипломы сразу двух элитных университетов: Гарварда и Принстона. Одно время Моррин преподавал в этих университетах историю искусств. Он автор нескольких книг, десятков каталогов, сотен статей, директор множества выставок, включая нашего Кандинского. Возглавлял департамент культуры Атланты, Стандифордский художественный фонд, в 2003-2004 гг. был президентом Американской ассоциации директоров музеев. В данное время — член ряда национальных и региональных ассоциаций по культуре, адъюнкт-профессор Луисвиллского университета и вот уже двадцать лет как директор музея Спид.
 |
— Мистер Моррин, в детстве мальчишки мечтают стать знаменитыми спортсменами, моряками, летчиками, астронавтами, но никак не директорами музеев. Или вы были исключением?
— Да нет, правилом. У меня были типичные подростковые увлечения — кино, книги, футбол, баскетбол, велосипед. На этом виде транспорта я добирался всюду — в школу, на стадион, к друзьям, соседям. Одним из них был знаменитый американский публицист Джозеф Пулитцер, в честь которого в США учреждена самая престижная журналистская премия. Наши семьи дружили, и я часто бывал у Пулитцеров в гостях. Дома у нас была хорошая библиотека, но она не шла ни в какое сравнение с тем, что было у Пулитцеров. Особенно замечательными были книги по искусству, мне позволяли их брать домой. С этого и началось мое “грехопадение” и довело до этого кресла.
— Сожалеете?
— Вроде не о чем. В профессиональном плане я состоялся.
— Если позволите, о работе директора и вашем музее мы побеседуем позже, а сейчас немного философии. Мне вспомнилось известное в Советском Союзе изречение Ленина — “Искусство принадлежит народу”. Кому в США принадлежит искусство?
— Хороший вопрос. Наверное, афоризм Владимира Ленина применим и к нашим условиям. Ну для кого существуют тысячи галерей, музеев, концертных залов, как не для народа? Это в общем плане, другой вопрос, что понимать под народом и искусством. Одним достаточно примитивной акварели местного художника с амбаром и копной, другим подавай “Стога сена” Клода Моне. И первых намного больше, чем вторых. Равно, как в поп- и классической музыке. Задача-максимум музеев несколько утопична — поднять культурные запросы народа до вершин мирового искусства, задача-минимум — заронить интерес к этим вершинам. Собственно, американская ситуация вряд ли отличается от других в мире.
— Согласен. Но кроме художественных музеев в стране существуют и другие виды музеев, не столь “высокого полета”.
— Безусловно. Их трудно даже перечислить, от гиганта Смитсоновского до маленьких краеведческих. Исторические, технические, научные, этнографические, религиозные, военные, тематические, наконец, экзотические... Например, в Техасе есть музей пиратов, в Лас-Вегасе создается музей мафии. Популярны дома-музеи. Среди знаменитых — дом Джорджа Вашингтона “Маунт Вернон”, усадьба Элвиса Пресли “Грейсленд”. У нас в Кентукки мемориал Авраама Линкольна, в Луисвилле усадьба “Фармингтон” и домик Томаса Эдисона. Великий изобретатель в молодости жил в нашем городе.
— Я преклоняюсь перед замечательным американским качеством — сохранять для будущих поколений все более или менее значительное в материальной и духовной культуре. В любом, самом маленьком городке обязательно увидишь если не музей, то хотя бы мемориальную доску о каком-то событии или личности в истории местечка. Неподалеку от Луисвилла есть семитысячный городок Бардстаун. В нем официально около трехсот памятных мест, включая около десятка музеев! Железнодорожный, кукол, Гражданской войны, виски...
— Я не думаю, что это качество присуще только американцам, но мы — молодая страна, по сравнению с Европой у нас “мало” истории, вот и стремимся ее догнать.
— Как бывший президент Ассоциации директоров американских музеев вы должны быть хорошо осведомлены о состоянии музейного дела в США.
— Не стоит преувеличивать вес этой должности, президент — фигура больше ритуальная. Президентов не столько выбирают, сколько ротируют. “Поцарствовал” два года, уступи трон следующему.
— Но в любом случае, это возможность разглядеть музейную картину США целиком, а не фрагментами.
— Пожалуй.
— ОК, мистер Моррин, пойдем от сравнений. Как выходцу из Советского Союза, мне понятна советская система музейного дела. Четкая вертикаль подчинения, замкнутая на Министерстве культуры СССР, стопроцентное государственное финансирование. Какова американская система?
— У нас с точностью до наоборот. Никакой вертикали, минимум госучастия, максимум частной инициативы. Большинство музеев США существуют на пожертвования физических и юридических лиц. Государственные музеи есть, но их немного. Нельзя сказать, что государство абсолютно безразлично к музеям страны, но его влияние очень осторожное и деликатное, методом пряника, поощрение через гранты и фонды. И притом, выделяя грант, Конгресс или штат не диктуют: вот вам миллион на абстрактные картины и вот миллион на прикладное искусство. В конце концов, куда и на что потратить деньги, решают попечительские советы музеев.
— И какая система вам кажется эффективней?
— Наверное, универсальных путей нет. В чем-то преимущества одной системы, в чем-то другой, равно — недостатки. Государственное финансирование означает спокойную финансовую жизнь, но кто платит, тот заказывает музыку. Естественно, государство начинает диктовать музеям, в частности, и культуре в целом, что ему идеологически выгодно, а это противоречит американским принципам свободы творчества. Поэтому мне ближе наша модель. Жизнь трудней, но интересней.
— Нужен ли музей среднему американцу, и кто он, этот посетитель? Я знал многих москвичей, за всю жизнь не переступивших порога Пушкинского музея, и ленинградцев, не бывавших в Эрмитаже.
— Я мог бы рассказать о нью-йоркцах, не знающих музея Гугенхайма, или вашингтонцах, не бывших в Национальной галерее. Конечно, от непосещения музея еще никто не умирал, но духовно богаче не становился. У музеев триединая задача: сохранение памятников культуры, истории и технологии; пропаганда этого наследия; просвещение и воспитание. В широком смысле, музей начинается со школы. Если человек не побывал в музее подростком или молодым человеком, его будет трудно туда заманить в зрелом возрасте. Поэтому школьники и студенты для нас — приоритет. Например, в нашем музее постоянно работают семейные кружки и группы по интересам. Нередко, через детей к искусству приобщаются взрослые.
Какого-то абстрактного среднего посетителя музея трудно “вычислить”. Все зависит от тематики музея и его популярности. Например, кентуккский музей “Дерби” привлекателен для всех, кто любит лошадей. Луисвиллский музей оружия больше интересует мальчишек, музей Мохаммеда Али и Музей Слаггера (Slugger) — любителей спорта, Танковый музей генерала Паттона в Форт-Ноксе — юношей и пожилых ветеранов.
— Есть ли в Америке музеи, приносящие прибыль?
— Есть, но коммерческо-развлекательного плана, типа “Believe it or not!”, или мадам Тюссо. Но это музеи только по названию, по сути — аттракционы. Серьезные музеи по своей природе не могут быть прибыльными, погоня за деньгами вступает в противоречие с образовательными и воспитательными целями. Цены на билеты в музеях символические, зачастую со скидками для детей, студентов и пожилых, притом, даже в таких как Метрополитен, есть вообще бесплатные дни. Доступность для каждого — один из главных принципов американских музеев.
— Ваш идеал музея?
— (Смеется). Музей Спид. Идеального музея не может быть, это как в любви, одним нравятся брюнетки, другим — блондинки. А почему, никто не знает.
— Хорошо, мистер Моррин, тогда сузим поиск. Я, например, побывал в главных музеях Европы и США. Если ты неорганизованный турист, надо выстоять несколько часов, чтобы попасть в Эрмитаж, Лувр, Прадо или Ватикан, затем начнется гонка по залам не хуже, чем в “Коде да Винчи”. Калейдоскоп эпох, картин и скульптур, после которых в памяти остается каша. Зато потом можно небрежно сказать — вот, когда я был в Ватикане... Я например, Лувру предпочитаю д’Орсе, а Метрополитену — музей Гетти.
— Я тоже люблю Гетти. В принципе, я с вами согласен, кавалерийские набеги в знаменитые музеи мало эффективны. Но никто не заставляет вас бежать марафон по сотням залов, выберите по каталогу, что ближе для вас, и вперед. Если есть время, возможность и желание, вернитесь еще раз, два, три. Музеи-гиганты появились исторически на базе королевских и императорских коллекций. Конечно, их можно было бы раздробить и разбросать по десяткам новых тематических музеев, но, согласитесь, это пласт культуры и часть мировой истории. Поль Сезанн говорил: “Лувр это книга, по которой мы учимся читать”. Париж без Лувра это не Париж, Петербург без Эрмитажа не Петербург. Плюс ко всему эти музеи не только хранилища сокровищ, но и крупные научно-исследовательские центры. Большинству музеев не по карману иметь столь мощные научные кадры, лаборатории и реставрационные мастерские, нашему в том числе. Вместе с тем я нахожу прелесть в небольших музеях и считаю, что право на существование имеют как большие, так и маленькие.
— Например, как музей Спид?
— Ну, наш музей посредине между Гулливерами и лиллипутами. Конечно он не может сравниться с Метрополитен, но тоже своего рода Ноев ковчег — всякой твари по паре. У нас есть коллекции всех времен и народов — от древнего Египта до модерна. Основа фонда — подарки и пожертвования частных лиц, отсюда такая эклектичность. Например, в 1934 году музей получил в дар от д-ра Фредерика Вейголда крупную коллекцию индейских артефактов, в 1941-44-х гг. от д-ра Престона Саттеруайта собрание итальянского и французского декоративного искусства 15-16-х веков, а также мебель из Девоншира, основу нашего зала английского Ренессанса.
— Чем особенно гордится музей Спид?
Коллекцией голландских мастеров, включая замечательный женский портрет кисти Рембрандта, натюрмортом “Два яблока на столе” Поля Сезанна, и, конечно же, собранием артефактов и прикладного искусства США и нашего штата Кентукки. Кроме того, следует упомянуть достаточно обширную коллекцию работ французских и итальянских художников и скульпторов, картины Рубенса, Тьеполо, Мура, Гейнсборо, Моне, Пикассо, Фра Бартоломео, Кранаха, Шагала, скульптуры Родена, современных авторов Франка Стелла, Хелен Франкенхаер, Сэма Гуллэма и Вито Аккончи. К сожалению (и радости) мы не можем выставить все, что имеем. У нас 13 тысяч предметов искусства. За годы существования музей пережил два расширения, и в ближайшем будущем планируем третье.
— Что это за работа — директор музея?
— (Смеется). Спросите об этом у моих подчиненных.
— А сколько их у вас?
— Сто сорок, часть на неполной рабочей неделе.
— Так я замучусь опрашивать сто сорок человек, лучше уж вас одного. Нужны ли для этой должности дипломы Гарварда и Принстона или можно обойтись чем-то более скромным?
— Любой администратор — двуликий Янус. Ему надо быть организатором бизнеса (а музей, пусть специфический, но бизнес) и вместе с тем специалистом своего дела. Так что на моей должности диплом историка искусств совсем не лишний. Быть директором художественного музея без специальных знаний все равно, что слепым поводырем на картине Босха.
— Сколько стоит музей Спид?
— А сколько Эрмитаж?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю. В мире есть вещи без объявленной стоимости.
— Честно говоря, я только перед встречей с вами узнал, что 2006-й год — год американских музеев...
— Ну, вы не одиноки.
— Кто принял это решение и что на практике оно означает?
— Ассоциация американских музеев. Цель простая — привлечь дополнительное внимание общественности к нашим музеям.
— И последний вопрос, мистер Моррин, насколько в вашем музее представлено русское искусство?
— К сожалению, в меньшей степени, чем западно-европейское, но русские у нас не забыты. В музее есть работы Шагала, художников из Нью-Йорка Комара и Меламида. Лично я очень высоко ценю ваш послереволюционный конструктивизм. В числе заметных экспозиций в нашем музее была выставка русского театрального конструктивизма, которую я лично курировал. Мировое искусство невозможно представить без России, и я рассчитываю на дальнейшие приобретения работ русских мастеров, в том числе живущих в Америке. ц
Фото автора и пресс-фото
Добавить комментарий