“Красота - моя болезнь”. Ко дню рождения Сергея Параджанова

Осенью 2019 я приехала в Москву на презентацию моей новой книги “Инглиш брэкфаст” в Цветаевском музее и в книжном магазине “Москва”. Меня также пригласили во ВГИК, который в те дни отмечал столетний юбилей, рассказать студентам-режиссерам о работе с Андреем Тарковским - выпускником этого вуза.

Перед вечерним выступлением во ВГИКе я осуществила свою давнюю мечту: совершила поездку в Переделкино, которая раньше почему-то всегда срывалась, а тут появился новый знакомый Петр Гладилин - драматург, режиссер, исполнивший не только мое но и свое желание. Другой наш спутник - Слава Амирханян (автор фильмов об Арсении Тарковском) бывал в Переделкине довольно часто; каждый год 25 июня он приезжал на могилу поэта. В своей замечательной книге “Осколки зеркала” Марина Тарковская пишет, что день рождения для ее отца был “днем внутреннего очищения, надежды на возрождение”. “И кровь моя мутиться в день рожденья, / И тайная меня тревога мучит, - / Что сделал я с высокою судьбою, / О боже мой, что сделал я с собою!”

Утром я позвонила Марине и спросила о сцене возвращения отца с фронта в фильме ее брата Андрея Тарковского “Зеркало”. Для меня этот эпизод - один из самый щемящих в картине. Марина сказала, что папа приехал к ним в Переделкино в 1943 году, как раз на ее день рождения 3 октября, поэтому в фильме он зовет именно ее: “Ма-ри-на!”, а не Андрея. После возвращения из эвакуации Марину определили в местную школу во второй класс. Жили они с мамой на территории Дома творчества писателей (открытого в пятидесятые годы) в темно-зеленом бараке справа от центральных ворот. Иногда Марине приходилось оставаться в крошечной комнатушке на первом этаже совсем одной. Мама приезжала к ней на выходные; в Москве она работала и присматривала за Андреем и бабушкой. Бесстрашие девятилетней девочки меня потрясло. 

Стоял тихий, пасмурный, безветренный день. Рыже-бордовый ковер из листьев хрустел под ногами. Подъехав к дому на окраине дачного писательского поселка, мы вышли из машины и остолбенели от тишины, покоя и свежего, целительного воздуха, которым, казалось, не надышишься. И вот мы на крыльце Дома-музея Бориса Пастернака, где он прожил более двадцати лет, вплоть до своей смерти в 1960 году. Здесь он написал цикл стихов “Переделкино”, “На ранних поездах”, “Земной простор”, “Когда разгуляется”; создал роман “Доктор Живаго”; в этом доме он перенес жесточайшую травлю после присуждения ему Нобелевской премии, от которой вынужден был отказаться.

В доме кроме нас и смотрительницы, открывшей нам дверь, ни души. Время как будто остановилось. “Но нежданно по портьере/ Пробежит сомненья дрожь, - / Тишину шагами меря. /Ты, как будущность, войдешь”. Главное святилище дома - кабинет Пастернака на втором этаже: письменный стол у окна, рукописи, домашняя библиотека; веранда на первом этаже, где когда-то в теплые дни собирались друзья поэта; в столовой - телевизор с выпуклым увеличительный стеклом; на стенах - картины, гравюры и рисунки отца; кровать, на которой умер Пастернак, его посмертная маска; сапоги у порога со склонившимися к табуретке голенищами. На вешалке пальто, кепка, шарф. Раненый рояль с трещиной: его рубили при выносе из дома в 1984 году, когда суд принял решение отобрать у семьи дом (собственность Литфонда) и передать его в пользование новому жильцу Чингизу Айтматову, отказавшемуся въезжать в дом Пастернака. Вещи вместе с роялем, на котором играли Рихтер, Мария Юдина, Генрих и Святослав Нейгаузы, могли оказаться на помойке, если бы не родственники и друзья Пастернака, спасшие их. Мемориальный дом-музей Бориса Пастернака открылся к столетию со дня рождения поэта в 1990 году. Интерьер дома восстанавливали по фотографиям. Теперь здесь все, как при жизни поэта: строгая, аскетическая обстановка. Служительница музея, отказывавшаяся отвечать на наши вопросы, посоветовала приехать в выходные на официальную экскурсию: “У нас такие экскурсоводы - плакать будете”. В доме Корнея Чуковского проходила экскурсия для детей с ограниченными возможностями. Время поджимало, и мы решили просто погулять по участку с высоченными соснами. Вскоре увидели, вернее, почувствовали забытые с советских времен запахи, исходившие от деревянных, с выгребными ямами туалетов, выкрашенных в ядовитую зеленую краску с белыми буквами М и Ж, как в комедии Гайдая. Неужели все это сохраняется ради экзотики? Со всех уголков страны сюда съезжаются дети. Им-то зачем зловонные воспоминания из советского прошлого?

Не попав в дом Корнея Чуковского, мы поехали на кладбище. Из-за тяжелой сине-фиолетовой тучи пробился золотой луч солнца, осветивший купола трех церквей перед кладбищем. На поляне паслись ухоженные черно-пестрые и дымчатые коровы: они просовывали через металлические прутья кладбищенской ограды свои головы в надежде получить какое-нибудь съестное лакомство, но вместо этого им приходилось довольствоваться одними нашими ласковыми приговорками: “коровушка-Буренушка”. Слава сказал, что холеные коровы находятся в ведении резиденции Патриарха Кирилла. 

Рядом с черным гранитным памятником Арсению Тарковскому, между двумя соснами, стоял деревянный крест - кенотаф Андрею Тарковскому, похороненному в окрестности Парижа на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Мы поклонились могиле отца и кенотафу сына, Слава поставил на землю свечи, и мы пошли осматривать кладбище, вглядываясь в имена на могильных плитах: Борис Пастернак, Корней и Лидия Чуковские, Семен Липкин, Григорий Поженян, Александр Межиров, Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко, Ольга Ивинская - муза Пастернака, легендарная Лара из “Доктора Живаго”; заслуженные деятели партии большевиков и жители сел, погибшие во время войны. После посещения кладбища мы решили зайти в церковь, где отпевали Арсения Тарковского, но она оказалась закрытой на ремонт. В кафе неподалеку от церкви выпили чаю. Монахиня предложила мне купить местный мед. Я привезла баночку этого меда в Лондон для дочки, а также подарила его моим спутникам и Марине Тарковской.

Грустное впечатление осталось от Дома творчества писателей с довольно хорошо сохранившимся двухэтажным зданием с колоннами, где все было ухожено, но без единого человека, как в фильмах о ядерной катастрофе. Еще совсем недавно здесь бурлила жизнь знаменитых на всю страну писателей, теперь же на стенах пустынных коридоров висели лишь их портреты. Хорошо знакомые лица - сеятели разумного и вечного нескольких поколений, кем мы зачитывались по ночам, о ком спорили, восхищались… Вестибюль с паркетом и коричневыми кожаными креслами, напольные часы с боем и маятником, показывавшими точное время (я сверила по мобильнику), огромное зеркало в нише, перед которым на тумбочке стояли живые белые хризантемы в керамической вазе под кружевной салфеткой. Сколько пойманных образов, отражений, переживаний, радости и печали перевидало оно на своем веку… но зеркала не выдают чужих тайн. На журнальном столике под лестницей белел еще один букет хризантем в хрустальной вазе. Вспомнился старинный романс: “Опустел наш сад, вас давно уж нет… И невольные слезы катятся”. Развеселил нас рыжий котенок, носившихся по коридорам. Он забегал вперед, садился на коврики перед дверями и просился внутрь, но комнаты были заперты. Слава попросил сфотографировать его рядом с портретами Беллы Ахмадулиной и улыбающегося Арсения Тарковского. Потом Слава показал нам балкон на втором этаже, где он снимал фильм об Арсении Тарковском. По словам Марины Тарковской в ясные дни ее отец любил сидеть у центрального входа перед колоннами с полукруглой балюстрадой у левого шара.

День незаметно клонился к вечеру, а ехать до ВГИКа через всю Москву, к тому же навигатор Петра Оксана закапризничала: она, явно не хотела уезжать из Переделкина, как, впрочем, и мы. Я позвонила Олегу Борисовичу Шухеру - декану режиссерского факультета с извинениями, на что он ответил, что студенты пока смотрят фильм о съемках “Жертвоприношения”. Славу мы высадили у ближайшего метро, а сами продолжили свой путь. Олег Борисович поджидал нас у входа в новое здание ВГИКа, а вредная Оксана привезла нас к старому общежитию. 

К столетнему юбилею во ВГИКе открылась выставка живописных работ и исторических костюмов бывших студентов, а ныне именитых кинематографистов. Повсюду висели портреты знаменитых выпускников (день портретов!) - режиссеров, сценаристов, операторов, художников и актеров. По коридорам расхаживали студенты, декламирующие тексты своих ролей. Мы заглянули в репетиционные и лекционные залы, где во всю шла работа, зашли и к аниматорам в старом здании. Олег Борисович спросил, знаем ли мы для чего за рабочими столами висят зеркала? Чтобы мультипликатор в любую минуту мог сверить мимику лиц своих персонажей. На одном из стендов мастерской Игоря Савченко за 1945 год вместе с Марленом Хуциевым, Александром Аловым, Владимиром Наумовым и Юрием Озеровым я увидела фотографию молодого Сергея Параджанова со скрипкой в руке… и на меня нахлынули воспоминания, как весной 2010 года я устраивала в Лондоне фестиваль в его честь. В Британском институте кинематографии (BFI) надо мной посмеивались: “Да кто пойдет смотреть твоего Параджанова? Это же не Тарковский!” А я продолжала убеждать “сомневающихся” в том, что Параджанов объединит зрителей разных культур, обещая привести в их британскую кино-Мекку как русскую, так и грузинскую, армянскую и украинскую диаспоры, а там глядишь и туземцы подтянутся. Начальство сдалось, сказав, что, если бы не успешно проведенный мной фестиваль Тарковского, они бы ни за что не пошли на столь рискованную авантюру. В результате мы показали все художественные и короткометражные фильмы Параджанова.

 В Национальном театре прошла выставка “Сергей Параджанов в объективе Юрия Мечитова” - близкого друга и хроникера жизни режиссера. В Армянской церкви Св. Егише состоялся концерт, где звучал дудук, от которого у меня всегда выступали слезы. В галерее Современного искусства прошла выставка инсталляций “Ретроспектива” одного из самых востребованных британских художников Мэта Коллишоу. На международный симпозиум “Тени Сергея Параджанова” съехались ведущие мировые эксперты, а также люди, лично знавшие и работавшие с ним в России, Грузии, Армении, на Украине, во Франции и в Германии. Для детей и подростков мы придумали мастер-класс “Создавая страну чудес” с начинающими модельерами и авторами анимационного кино. В лондонском Пушкинском Доме состоялась презентация фотоальбома Юрия Мечитова “Сергей Параджанов. Хроника диалога”. Во Французском институте Cine Lumiere прошли показы фильмов и встречи с гостями фестиваля.

После фестиваля я получила письмо от администрации BFI с благодарностью, а главное, с цифрами, подтверждающими, что “провальный проект” оказался самым коммерчески успешным за последние два года. Пришли даже члены королевской семьи (принц Майкл Кентский, похожий на Николая II). Фотовыставка попала в пять самых посещаемых культурных событий года в Лондоне. Параджанов оббегал бы весь Тбилиси с возгласами, что оказался в одном ряду с Микеланджело и Генри Муром!

Человек-карнавал, бунтарь, мистификатор, эксцентрик! Режиссер, великолепием созданных им фильмов положивший к своим ногам мировой кинематограф… и бесправный зэк, собирающий в лагере строгого режима желтые одуванчики у забора. Ахматовские строчки: “Когда б вы знали, из какого сора / растут стихи, не ведая стыда…” - как нельзя лучше описывают творческую одержимость этого художника. Но ни Параджанов, ни Тарковский не были диссидентами. Для них: “Политика. Какой-то темный лес. / И жизнь, и смерть, и скука до небес”, - как сказал Иосиф Бродский. О щедрости и хлебосольстве Параджанова слагались легенды. За его столом можно было увидеть Марчелло Мастроянни, Тонино Гуэрра и малограмотного соседского хулигана, сыгравшего главного героя в картине “Ашик Кериб”. На возмущение Тарковского Параджанов ответил, что среди его гостей нет недостойных, а также посоветовал своему другу посидеть хотя бы годик в тюрьме или вступить в ряды геев, если тот хочет стать гением. 

“Красота - в глазах смотрящего”, - говорил свободолюбец Сократ. “Красота - моя болезнь! - признавался Параджанов. - Красота распространена в природе, но многие проходят мимо нее равнодушно, а я прохожу неравнодушно”. В лагере Параджанов шил из мешковины кукол, мастерил гвоздем медали из крышек от кефирных бутылок; клочки бумаги, этикетки, винтики, фантики - все шло в ход для создания коллажей, которые он сравнивал со спрессованным фильмом. “Мое искусство спасло меня”, - сказал Параджанов по выходе на свободу. Спустя годы Федерико Феллини учредил в своем родном городе Римини приз “Амаркорд”. Первую, отлитую в серебре медаль, сделанную Параджановым в лагере, получил Георгий Данелия.

Vypuskniki_VGIKa_Andrey_Tarkovskiy_i_Sergey_Paradzhanov.jpg

Родился Сергей Параджанов 9 января 1924 года в Тифлисе, как он называл свой любимый город, в армянской семье, в доме на улице Коте Месхи. “Что моя биография? - писал режиссер за несколько лет до смерти. - “Дард” (арм. “печаль, горе”)… Обернулся - вижу старость. Это я ощущаю в мои 63 года”. Отец Параджанова торговал антиквариатом, и в семье ждали ареста. Вспоминая детство, Параджанов шутливо скажет: “Боясь обысков, мама каждый день заставляла меня глотать бриллианты. Потом ходила за мной по пятам с горшком в руках”. С детства мальчика окружали красивые вещи, с которыми он играл и общался “как с живыми существами”.

В начале войны Параджанов поступил в Тбилисский институт железнодорожного транспорта на строительный факультет, но вскоре понял, что ошибся в выборе профессии и стал учиться в музыкальном училище при Тбилисской консерватории по классу скрипки и вокала, а также брать уроки танца в хореографическом училище. В конце войны в сопровождении “примуса, валенок и сторожевого тулупа” Параджанов приехал покорять Москву: “Став совершеннолетним, я долго блуждал в поисках хорошо оплачиваемой работы, пока не набрел на ВГИК, который успешно окончил, и с тех пор голодаю”.

После успешного завершения учебы в мастерской Игоря Савченко Параджанова направили на Киностудию имени Довженко, где он снял ряд художественных картин: “Андриеш”, “Первый парень”, “Украинская рапсодия”, “Цветок из камня”. Ближайший друг Параджанова Роман Балаян недоумевал: “Где ты раскопала эти фильмы? Я живу в Киеве, а их не видел!” Мы даже показали небольшой отрывок из экспериментального фильма “Киевские фрески”. Сам Параджанов называл свои первые фильмы “хламом”. И вдруг из этого “хлама” появляется его первый шедевр - “Тени забытых предков”. “Едва я вчитался в повесть Коцюбинского, как захотел поставить ее, - говорил Параджанов. - Я влюбился в это кристально чистое ощущение красоты, гармонии, бесконечности… где природа переходит в искусство, а искусство в природу”. Еще более смелым и новаторским стал его следующий фильм “Саят-Нова”. В прокате он вышел под названием “Цвет граната”. Кинематографическим руководством картина была воспринята как “вызов и провокация”, и только вмешательство заслуженного мэтра советского кино Сергея Юткевича, перемонтировавшего авторский материал, позволило ей увидеть свет. Тогда это был единственный способ спасти фильм, в котором режиссер представил новый уровень “изобразительности звучащей музыки и выразительности безмолвного кадра”. “Моя режиссура охотно растворяется в живописи, и в этом, наверное, ее основная слабость и основная сила, - пояснял режиссер. - Поэтому я постоянно берусь за кисть, поэтому я охотнее общаюсь с художниками и композиторами”. Фильм состоит из нескольких миниатюр, в которых режиссер воссоздает биографию армянского поэта Саят-Новы. “Я тот, чья жизнь и чья душа - страдания”. Эти слова поэта стали лейтмотивом картины. “Саят-Нова - это я”, - напишет Сергей Параджанов на странице своего сценария.

Несмотря на всемирное признание, в 1973 году в Киеве Параджанов был арестован, осужден по сфабрикованному обвинению в “изнасиловании члена коммунистической партии и торговле антиквариатом” и приговорен к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере строгого режима. “Работаю, привыкаю к грязной жизни, - писал из заключения всемирно известный режиссер. - Это страшно - строгий режим… Тут приходят в девятнадцать лет со сроком пятнадцать лет. Убийцы, наркоманы. В лагере 1000 человеческих судеб и ужасов. Все это похоже на Босха… Я в плену, а не в лагере. Что делать после выхода? Я не собираюсь возвращаться в кино. Оно меня погубило”. В лагере Параджанов исполнял те обязанности, которые уголовники считали ниже своего достоинства. “Работаю уборщиком в цехе. Недавно кто-то специально залил водой цех. Всю ночь, стоя в ледяной воде, ведрами выгребал воду. Харкаю кровью. Неужели это мой конец?” 

Своих сокамерников Параджанов учил рисовать, писал за них письма родным, сопровождая их портретными набросками, нарисованными шариковой ручкой, - все, чем ему было позволено пользоваться. Он с гордостью вспоминал об организованной им выставке, в которой принимали участие заключенные и надзиратели. Милосердие и любовь, всему верящая и всепрощающая, - слова, потерявшие в наше время свою ценность, воплощали суть Параджанова. Из зоны ему удалось вынести восемьсот произведений, среди которых сделанная из мешка кукла Лили Брик, серия рисунков “Реквием по Пазолини’” (в лагере Параджанов узнал о трагической смерти любимого режиссера), коллажи. Роман Балаян говорил, что среди коллажей Параджанова есть несколько настоящих шедевров. “Многие называют его гением, а я называю его явлением природы - стихийным, необъяснимым, непознаваемым до конца”.

Параджанов стоически выносил свою изоляцию. “Это сурово и даже страшно, но необходимо для становления. Мир ашугов, ангелов смешон перед патологией, жаргоном и просто татуировкой. Конечно, я смешон, так как могу уступить дорогу или место”. Благодаря многочисленным выступлениям всемирно известных деятелей культуры, таких как Феллини, Антониони, Висконти, Арагон, Трюффо, Годар, Лили Брик, Белла Ахмадулина, Андрей Тарковский, в конце 1977 года Параджанов был освобожден. Параджанов называл себя “армянином, родившимся в Грузии, сидевшим в русской тюрьме за украинский национализм”. За украинский национализм ему запретили жить в Киеве, и он вернулся в родной Тбилиси. “Спустя тридцать лет я вернулся в город, в котором родился в 1924 году. Вернулся стариком, за плечами которого словно два крыла: с одной стороны - слава, триумф и признание, с другой - униженность раба, пленника, зека. У меня нет ни официальных званий, ни наград. Я никто. Я живу в Грузии, в Тбилиси, в старом городе моих родителей, и, когда идет дождь, я сплю с зонтиком и счастлив, потому что это похоже на фильмы Тарковского…” 

В 1982 году Параджанова снова арестовали. В тбилисской тюрьме он провел одиннадцать месяцев. Два ареста, пятилетняя изоляция и отстранение от работы на пятнадцать лет! Лишенный возможности снимать, Параджанов пишет сценарии: “Исповедь”, “Демон”, “Дремлющий дворец”, “Ара Прекрасный”, “Мученичество Шушаник”. Ни один из них не был реализован. Все годы простоя Параджанов бедствовал, но не пошел с челобитной к власть имущим. “В роскошной бедности, в могучей нищете/ Живи спокоен и утешен”, - сказал сгинувший в сталинских лагерях Мандельштам.

На киностудии Грузия-фильм Параджанову удается поставить картину “Легенда о Сурамской крепости”, в основу которой легла древняя грузинская легенда о самопожертвовании молодого воина ради спасения отечества. С началом перестройки (“пересрайки”, как называл ее Параджанов) ему впервые разрешили выезд за границу. Последняя картина “Ашик-Кериб” снята по мотивам одноименной турецкой сказки Лермонтова. История любви бедного ашуга (в исполнении соседа-хулигана Юрия Мгояна) и красавицы Магуль-Мегери, дочери местного богача. “Делал я этот фильм для себя и своего народа. Я христианин. Мы снимали этот фильм, когда в Карабахе шла война. Мы снимали мусульманский фильм. По законам патриотизма мы должны были оставить фильм и пойти на баррикады. Но в таком случае мы только подвели бы Лермонтова”. Фильм посвящен Андрею Тарковскому, скончавшемуся в Париже в конце декабря 1986 года. Тарковский не раз повторял: “Сережа - гений во всем!” Своего Сережу Тарковский ставил на вершину Олимпа. 

В 1989 году Параджанов начал снимать автобиографический фильм “Исповедь”. Он считал, что у каждого режиссера есть один “самый главный” исповедальный фильм, как “Зеркало” у Тарковского. “Из всех моих ненаписанных и непоставленных сценариев я бы хотел поставить сначала этот. Я должен вернуться в свое детство, чтобы умереть в нем… Детство - это склад бесценных сокровищ… Режиссер рождается в детстве. Я хочу вернуться к корням, овладеть прошлым, оживить забытые тени предков”… Эпиграфом к сценарию стали слова Параджанова: “Исповедь - фильм-память, вознесенная в образ! Фильм снимет только режиссер, родившийся в 1924 году в городе Тифлисе!” Через два дня из-за прогрессирующей болезни съемки пришлось прервать. Удалось заснять всего лишь одну сцену из детских воспоминаний режиссера: похороны соседской девочки Веры. 

По приглашению правительства Франции Параджанов прибыл для лечения в Париж, но… слишком поздно. Параджанов скончался от рака легких (как и Тарковский) 21 июля 1990 года в Ереване. Дом на улице Коте Месхи в его любимом Тифлисе был продан. Теперь в нем гостиница. Я была там ранней весной.

Параджанов умер, застав самое начало своего бессмертия. “С уходом Параджанова мир кино потерял одного из своих магов-волшебников. Фантазия Параджанова будет всегда восхищать и приносить радость людям всего мира”. Под этими словами подписались Федерико Феллини, Марчелло Мастроянни, Франческо Росселини, Альберто Моравия и Джульетта Мазина. Вклад Параджанова в мировое кино неоспорим, а его уникальный кинематографический язык не имеет аналога в мире. “Нужно уметь выражать страсти, видеть, любить и боготворить. Мало любить! Нужно боготворить…." - вот главный мотив творчества Параджанова.

Студенты ВГИКа долго не отпускали меня - “пытали” в течение нескольких часов вопросами. Больше всего их интересовало, почему Тарковского называют гением? Я ответила словами Шопенгауэра, что гений - это стрелок, попадающий в цель, невидимую для других. На следующий день ребята всем курсом заявились в Инженерный корпус Третьяковской галереи, где я представляла документальный фильм Андрея Тарковского младшего “Кино как молитва”. 

После посещения ВГИКа, где я увидела портрет совсем юного Параджанова, мне захотелось рассказать и об этом - ни на кого не похожем режиссере, сразившим цель, невидимую другим. Андрей Тарковский говорил, что искусство не может изменить человека, но оно способно помочь ему выстоять в мире пошлости. Искусство - это вакцина для выживания. Такой вакциной для выживания являлась вся жизнь и творчество Сергея Параджанова - выпускника ВГИКа 1945 года.