Перечитывая Булгакова

За последние два века русская литература, как ни одна другая, явила миру много художественных произведений самой высокой пробы. Но и среди них существует для меня некая иерархия. Критерий — простой. Есть хорошие книги, которые с удовольствием прочитаешь, а потом, возможно, когда-нибудь в жизни перечитаешь. И есть вершинные произведения. Их число невелико. К ним через какое-то количество лет возвращаешься опять и опять, каждый раз открывая в любимой книге что-то новое. Список таких книг у разных читателей, конечно, может быть разным. Для меня, например, это “Война и мир”, это “Преступление и наказание”, “Тихий Дон”... Сюда же отнесу и “Мастера и Маргариту”.

Роману “Мастер и Маргарита” Михаил Афанасьевич Булгаков отдал, хотя и с перерывами, последние одиннадцать лет жизни. В сентябре 1939 года ему был поставлен диагноз — гипертонический нефросклероз (когда почки начинают все хуже пропускать и очищать кровь). О гемодиализе, который может на годы продлить жизнь таких больных, тогда и не слышали. Врач по образованию, Булгаков понимал, что означает сей страшный диагноз. Ранее эта болезнь унесла жизнь и его 48-летнего отца Афанасия Ивановича. Сыну было отпущено столько же — он умер 10 марта 1940 года, не дотянув двух месяцев до 49 лет.

Уже тяжело больной, Булгаков продолжал диктовать своей жене Елене Сергеевне исправления и дополнения к тексту романа. Сохранилась дата последней правки — 13 февраля 1940 года, всего за 26 дней до смерти. Считал ли он свою работу полностью законченной?..

Рукописи “Мастера и Маргариты” повезло. Жена преданно сохранила ее в страшные годы сталинщины. Спустя более четверти века, в 1966 году, роман, наконец-то, увидел свет. Как сейчас, помню две зачитанные до дыр синенькие книжечки журнала “Москва”, в котором по соизволению властей была впервые опубликована, хотя и с многочисленными купюрами, эта великая проза. Недавно я снова, уже в четвертый раз, перечитал “Мастера и Маргариту”. И тут обнаружил вдруг кое-где в тексте языковые и фактические ошибки. Все-таки умирающему Булгакову не хватило, видимо, сил и времени, чтобы довести правку до конца.

Надо сказать, те или иные ошибки, оговорки практически неизбежны при работе над рукописями такого объема. Вот, к примеру, уже упомянутая “Война и мир”. Еще сравнительно молодой, полный творческой энергии, Толстой вдохновенно работал над романом семь лет, многократно вычитывал и правил его. Правка была настолько густой, что Софье Андреевне, жене Толстого, пришлось несколько раз переписывать все четыре тома от начала до конца. Но когда роман увидел свет, все-таки и в его текст вкрались ошибки. Приведу пример.

Князю Андрею, уезжающему в 1805 году на войну, княжна Марья дарит на счастье серебряный образок. Тогда как после Аустерлицкого сражения французские солдаты снимают с тяжелораненого князя уже не серебряный образок, а золотой. Разночтение очевидно. И его, казалось бы, следовало исправить при последующих изданиях. Но, наверное, пиетет к Толстому настолько велик, что до сих пор редакторы не решаются тронуть даже эту явную оговорку. Во всяком случае, в 12-томном собрании сочинений Толстого, которое стоит на моей книжной полке и которое вышло в 1958-1959 годах, все так же сосуществуют в разных главах романа “овальный образок спасителя... в серебряной ризе, на серебряной цепочке” и “золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею”. Кстати, и еще одно разночтение сразу обнаруживается. На самом деле, прощаясь с братом, княжна Марья не вешала образок на его шею. Толстой пишет: “Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею”. Думаю, если бы мы могли сейчас связаться со Львом Николаевичем, узнать его мнение, он только поблагодарил бы за то, что эти непринципиальные оговорки, наконец-то, исправлены...

Вернусь к Булгакову. При многократных переизданиях “Мастера и Маргариты” редакторы, я думаю, замечали некоторые языковые и смысловые неточности романа. Но исправить их опять-таки не хватало решимости. А на мой взгляд, все же следовало бы — пусть и предельно осторожно, пусть после самых тщательных консультаций со специалистами по творчеству Булгакова. Начну с элементарных языковых оговорок.

В главе 2 Пилат восклицает: “О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем!” А надо бы: “чего только ни услышишь”.

В главе 10: “Из подворотней бежали пенные потоки”. А надо: “из подворотен”.

В главе 24: “Никогда ни с кем не пил брудершафта”. А надо: “не пил на брудершафт”.

В главе 27: “Весь вечер... провел в том самом этаже”. А надо: “на том самом этаже”.

И еще в главе 27: “Удалось их привести в порядок в течение двух часов времени”. Но словосочетание “два часа” вообще подразумевает только время, а значит, последнее слово в обороте “два часа времени” — лишнее.

А вот уже оговорка смысловая. Глава 23 рассказывает о бале у сатаны. Маргарита, королева бала, оказывается сначала в зале с колоннами. Затем она переходит в другой зал. Автор подчеркивает: “В следующем зале не было колонн”. Тут играет джаз-оркестр. Его дирижер, приветствуя Маргариту, “согнулся перед нею... вырвал у крайнего музыканта тарелку, ударил ею по колонне”. А ведь в предыдущем абзаце было ясно сказано, что колонн тут нет.

Глава 32 — Воланд и его свита вместе с Мастером и Маргаритой покидают Москву. После долгого полета сквозь ночь их кони останавливаются на плоской каменистой вершине. В ярком свете луны Маргарита видит неподвижную фигуру в тяжелом кресле. Это Понтий Пилат, oн погружен в глубокую задумчивость, его не отпускает страшное чувство вины за казнь Иешуа. В ту ночь, что последовала за казнью, над Ершалаимом, как мы помним, тоже стояла полная луна. Глядя на Пилата, Воланд говорит своим спутникам: “Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но когда приходит полная луна... его терзает бессонница”. И Маргарита спрашивает: “Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много?”

Прежде всего, следует уточнить, что между 33 годом новой эры, когда был казнен Иисус, и тридцатыми годами двадцатого века, когда разворачиваются события в Москве, прошло не двадцать, а практически ровно девятнадцать столетий. Но приведенный текст содержит и еще одну ошибку в расчетах. Маргарита имеет в виду, что срок этот — девятнадцать столетий — вобрал в себя двенадцать тысяч полнолуний. Так ли это? Лунный месяц, как известно, колеблется от 29 до 30 суток. Далее несложно подсчитать, что на сто лет (с учетом того, что каждый четвертый год на один день длиннее) приходится около 1238 полнолуний. И соответственно за девятнадцать столетий их набегает не двенадцать тысяч, а почти в два раза больше — двадцать три с половиной тысячи. Впрочем, эту арифметическую ошибку еще можно простить Маргарите. Странно лишь, что Воланд ее не поправил.

Еще раз повторю: упомянутые ошибки, оговорки не имеют принципиального значения. Они легко поддаются правке, но до сих пор переходят из издания в издание. Хотя, не сомневаюсь, Булгаков такую правку одобрил бы.

В “Мастере и Маргарите”, однако, обнаруживаются и разночтения иного рода — между тем, что повествует об Иисусе Евангелие, и некоторыми деталями жизни и смерти Иешуа, описанными в романе. По объему рассказ Булгакова об Иешуа сравнительно невелик, ему посвящены лишь четыре из тридцати двух глав (а если к ним добавить и “Эпилог”, то тридцати трех). Но по художественной силе, на мой взгляд, эти четыре главы — вершинные в романе.

Разночтения начинаются уже в главе 2. На допросе у Понтия Пилата Иешуа говорит, что он родом из Гамалы и что он не помнит своих родителей. Тогда как, согласно Евангелию, Иисус родился в Вифлееме и потом с матерью и приемным отцом долгие годы жил в Назарете — лишь в тридцатилетнем возрасте Иисус принял крещение от Иоанна и начал свою проповедь. Быть может, на допросе Иешуа говорит неправду, чтобы не подставить под удар родных? Но такое объяснение явно противоречит тому, как показан в романе характер героя. Человек предельно чистый, наивный, Иешуа не умеет лгать. (Так, он честно подтверждает на допросе свои слова, сказанные ранее Иуде, что всякая власть является насилием и власть кесаря — тоже; а ведь этот ответ означает для Иешуа неминуемую и мучительную смерть). В главе 26, в конце романа, когда казнь уже осталась позади и нет вообще никакого резона говорить неправду, Булгаков опять вкладывает в уста Иешуы слова о том, что он — “подкидыш, сын неизвестных родителей”.

Продолжу список разночтений. Возраст у Иисуса и Иешуа тоже разный. Первому ко времени казни, как принято считать, было тридцать три года. О втором в романе сказано: “человек лет двадцати семи”.

Согласно Евангелию, Иисус в предпасхальные дни верхом на осле въезжает в Иерусалим; его сопровождают двенадцать учеников-апостолов. Напротив, Иешуа входит в город “пешком, в сопровождении одного Левия Матвея”.

Один из упомянутых апостолов, которые уже не один год следуют за Иисусом и вместе с ним входят в Иерусалим, — Иуда. В Гефсиманском саду в ночь перед казнью предатель Иуда целует Иисуса, тем самым показывая стражникам, кого должно схватить. Тогда как Иешуа рассказывает о своем аресте иначе: “Позавчера вечером я познакомился возле храма с одним молодым человеком, который назвал себя Иудой из Кириафа. Он пригласил меня к себе в дом в Нижнем городе и угостил... Тут вбежали люди, стали вязать меня и повели в тюрьму”.

Еще одно разночтение между Евангелием и романом “Мастер и Маргарита” — относительно дальнейшей судьбы Иуды. Согласно Евангелию, предав Учителя за тридцать сребреников, Иуда уже на следующее утро испытал муки раскаяния. Об этом написано коротко: “И бросив сребреники в храме, пошел и удавился”. А вот Иуду в романе, глава 26, ждет иная судьба — по приказу Пилата его зарежут ночью, а кошель с тридцатью сребрениками перебросят через забор во двор иудейского первосвященника Каифы.

Евангелие повествует о скорбном пути Иисуса на Голгофу; он сам несет крест, на котором ему предстоит быть распятым. Роман Булгакова говорит об этом иначе: “Ехали в повозке трое осужденных... За повозкой осужденных двигались другие, нагруженные свежеотесанными столбами”.

Как пишет Булгаков, руки распятого Иешуа были “привязаны веревками к поперечной перекладине”. После его смерти Левий Матвей перерезал эти веревки — и “голое влажное тело Иешуа обрушилось на Левия”. Иначе говоря, Иешуа был распят на кресте без применения гвоздей. Тогда как руки Иисуса были прибиты гвоздями — через десять дней после казни воскресший Иисус, чтобы убедить апостола Фому, что это именно он, показывает свои руки, на которых видны “раны от гвоздей”.

Согласно Евангелию, уже после смерти Иисуса на кресте, чтобы удостовериться в ней, один из солдат “копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода”. В романе это же самое сделано с иной целью — ускорить смерть Иешуа (солдат “тихонько кольнул Иешуа в сердце... Нижняя челюсть судорожно дрогнула, и голова его повисла”).

Согласно Евангелию, тело умершего Иисуса снимает с креста его последователь Иосиф. Напротив, в романе, как уже упомянуто, тело Иешуа снимает с креста Левий Матвей. Тела Иешуа и двух других казненных солдаты бросают в повозку, в нее сажают и Левия. Потом “часа через два достигли пустынного ущелья. Там... выкопали глубокую яму и в ней похоронили всех трех казненных”. Напомню, что даже средняя скорость пешехода составляет порядка пяти километров в час. В таком случае два часа езды на повозке соответствуют, как минимум, десяти километрам, а то и больше. Тогда как в Евангелии, рассказ о погребении Иисуса выглядит иначе. Иосиф относит тело Иисуса в пещеру (“гроб”), вырубленную в скале. “На том месте, где Он распят, был сад и в саду гроб новый, в котором еще никто не был положен. Там положили Иисуса ради пятницы Иудейской, потому что гроб был близко”. Насколько близко?

В этой связи следует обратиться к еще одному источнику информации. Дело в том, что в Иерусалиме существует Храм гроба Господня. Согласно преданию, в четвертом веке Елена, мать Византийского императора Константина, лично посетила Иерусалим. Она нашла три деревянных креста, валявшиеся на одном из холмов, и сразу уверовала, что именно они — те самые, на которых распяли Иисуса и двух разбойников. Позднее на этом месте по приказу Константина и был воздвигнут храм. Через три столетия храм разрушили персы. Затем он был восстановлен, но вскоре, в восьмом веке, опять разрушен — уже в результате землетрясения. Наконец, третий вариант храма был возведен в двенадцатом веке — после того, как крестоносцы овладели городом. Внутри этого храма, как веруют христиане, располагаются и Голгофа, и вырубленная в скале пещера, куда было положено тело Иисуса. Понятно, уместить оба эти объекта под одним куполом можно, только если предельно их сблизить. Мне довелось побывать в Храме гроба Господня. И я не поленился посчитать число шагов между нижней ступенькой лестницы, которая для удобства посетителей ведет теперь на Голгофу, и входом в пещеру. Этих шагов оказалось всего тридцать два. Пожалуй, строители храма не всегда были в ладах с истиной. Уж очень хотелось им, наверное, обозначить оба святых места — и гибели, и упокоения Иисуса. Но на то, чтобы возвести два храма, не хватило или сил, или времени. Крестоносцы владели Иерусалимом лишь 88 лет...

Минимальны и размеры самой Голгофы. Ее верхняя площадка располагается где-то на высоте четырех-пяти метров от уровня пола в храме. В центре площадки — металлическое кольцо, оно указывает место, куда был вбит крест, на котором распяли Иисуса. Но пространства вокруг маловато, и трудно представить, где на этой площадке могли разместиться еще два креста. Однако и это не все. Согласно роману Булгакова, во время казни по периметру верхней площадки стояла когорта пехотинцев — такая когорта включала обычно от 360 до 600 солдат. Да у основания Голгофу опоясывала еще одна когорта и плюс “ала” — отряд римской конницы в 300 человек. А кроме того, со склона, между этими двумя оцеплениями, наблюдали за казнью, как пишет Булгаков, еще более двух тысяч жителей Ершалаима и богомольцев. В сумме это свыше трех тысяч человек. И они ну никак не могли уместиться на холмике, что стоит под куполом Храма гроба Господня.

Таковы расхождения между романом “Мастер и Маргарита”, с одной стороны, и тем, что написано в Евангелии, а также тем, что видят посетители в Храме гроба Господня, с другой стороны. Нет, однако, никаких оснований объяснять причину этих расхождений, полагая, что Булгаков плохо знал Евангелие. Он вырос в религиозной семье, его отец был профессором Киевской духовной академии. В процессе работы над романом не только Евангелие, но и многие другие книги по религии, философии, истории были тщательно проработаны Булгаковым. Вне всякого сомнения — все отступления от текста Евангелия сделаны автором романа сознательно. Можно ли сгладить эти расхождения, подвергнуть текст романа соответствующей редакторской правке? В данном случае, конечно же, нельзя. Написано так, как хотел написать автор. А он, согласно пушкинской строке, — “сам свой высший суд”. Но остается открытым вопрос, что двигало Булгаковым, почему некоторые детали истории Иешуа так нарочито отличаются от жизнеописания Иисуса. В статьях, посвященных творчеству Булгакова, которые оказались у меня под рукой, об этом ничего не сказано. Не исключаю, что в воспоминаниях людей, лично общавшихся с Булгаковым в годы создания романа, особенно в воспоминаниях Елены Сергеевны, могут присутствовать какие-то пояснения автора на сей счет. К сожалению, познакомиться с этими воспоминаниями мне не довелось...

Хочу закончить свое эссе небольшим стихотворением, которое написал недавно. В нем, надеюсь, видно мое глубокое почитание, которое я испытываю к Мастеру.

Рукописи не горят.

Он умирал. Больные почки
Все хуже очищали кровь.
Заветного романа строчки,
Слабея, Мастер правил вновь.

Отпущенную жизни малость
Потратил до конца на них.
Ушел... А рукопись осталась,
Сокрытая от глаз чужих.

А рукопись, женой хранима,
Спаслась той страшною порой.
И срок настал. Неопалима,
Явила миру пламень свой.

Всем бедам вопреки, упрямо
Жила и выжила она.
Какая ночь... Опять над храмом
Повисла полная луна.

Затихли улицы. И страсти.
Ершалаим затих во сне.
Идут Иешуа и Мастер
Дорогой лунной, в вышине...