В тот морозный воскресный день в начале февраля, а февраль в Лондоне самый противный месяц: сырой, промозглый, ветреный, - мы с дочкой возвращались из гостей у бабушки и дедушки, мечтая поскорей добраться домой. Земля была покрыта тонкой коркой льда, и холод пронизывал до костей. Недалеко от дома я заметила на обочине дороги мышонка: он лежал без движения, покрытый инеем. Мы склонились над ним, чтобы проверить - живой ли он, и хотели поскорее убрать мышонка с дороги, так как первый паркующийся автомобиль мог его раздавить. Разыскав поблизости сухую веточку, мы легонько дотронулись до него. Тельце мышонка вздрогнуло. Лена тут же решила взять его домой, а я замахала на нее руками: “Ты с ума сошла! Тащить мышонка в дом! Он же у нас поселится!” После этих слов мне стало стыдно: будь вместо мышонка птенец или котенок, я бы, не раздумывая, принялась его выхаживать. Почему же такая дискриминация?
Лена сняла с себя вязаную шапку и хотела положить в нее мышонка. Я снова запротестовала: мышонок, непременно, запутается когтями в пряже, как мы его потом вытащим? Ножницами будем вырезать?
В детстве у меня были длинные косы, и вот однажды, среди бела дня, мне в волосы вцепилась летучая мышь. По сей день я помню прохладу ее бархатных крыльев с тонкими перепонками и ее судорожное трепыхание. Она кусалась и царапалась. Истерика случилась у нас обеих. Пытаясь отодрать этого рукокрылого зверька, я орала так, что сбежался весь двор. Окружившие меня жильцы нашего многоэтажного дома тыкали в мою сторону пальцами и морщились от отвращения при виде обезумевшей от страха летучей мыши и вопящей семилетней девчонки. В конце концов, нашлись смельчаки - новоиспеченные цирюльники, которые выстригли ее у меня из волос, оставив на макушке плешь, размером с блюдце. Над моей новой прической смеялась вся школа.
Полевые мыши не пугают меня, в жаркие дни я нередко вижу их у себя в саду: они прибегают попить воды из миски, оставленной для птиц. Какая-нибудь коричневая или серенькая шубка усядется рядом с миской и сканирует меня своими глазками-бусинками, пока я стучу одним пальцем по клавишам компьютера. Иногда я оставляю на ночь экологическую мышеловку с кусочком шоколада внутри, а на шоколад и зверь бежит! Утром я обнаруживаю острые усики и коготки, торчащие из дырочек мышеловки. Усатый “клад” я отношу в близлежащий парк Примроуз-хилл и выпускаю на все четыре стороны. Порой насытившиеся шоколадом мышки застревают в мышеловке и вытрясти их оттуда не просто.
Между тем замерзший мышонок лежал на дороге, и с ним нужно было что-то делать. Я вытащила из кармана носовой платок и передала его Лене: она смелей меня. Дочь подняла мышонка с земли и стала дышать на его круглую спинку. Через минуту он зашевелился и совсем не испугался. Своим дыханием Лена отогрела окоченевшего мышонка. Мы переглянулись и заулыбались. Оставалось придумать, куда бы его пристроить? Нести домой я категорически отказалась. Как быть? Подбросить мышонка кому-нибудь под дверь? И такие коварные мысли приходили в голову.
Минут двадцать мы стояли на улице, попеременно обогревая мышонка своим дыханием. Я пыхтела изо всех сил, чувствую себя виноватой. Редкие прохожие недоуменно оборачивались на нас, хотя мы прикрыли свою находку платком. Стоящие просто так люди почему-то вызывают подозрение. Я снова подумала, что будь мышонок котенком, бельчонком или птенцом, я бы, несомненно, забрала его домой, но он тот, кто есть, и я бросаю его одного замерзать на улице. Мы положили завернутый в платок комочек на кирпичное ограждение под ветки какого-то вечнозеленого куста, накрыли сухими листьями для маскировки и поспешили домой за кормом. Вернувшись, обнаружили, что мышонок исчез.
Ночью я не могла заснуть, думая о несчастном грызуне, подыскивая в мыслях себе оправдание. И не находила. Сейчас на дворе лето, солнышко - всем божьим созданиям раздолье. Я вспомнила о мышонке: как он там? Жив? Хоть бы мышонок остался жив, ведь живут они на воле всего-то год или полтора.
Лондон, июль 2019
Добавить комментарий