Иван-чай

Эту историю я рассказывала так часто, что решив ее записать, не знаю, с чего и начать. Начну с того, что в конце лета 2017 года моя дочь Лена, окончившая Оксфорд, а затем без передышки и Лондонский университет, собралась перед вступлением в ряды трудящихся выветрить накопившийся от долголетней учебы стресс и отправиться в длительное путешествие по Транссибирской магистрали - самой длинной в мире железной дороге: от Москвы до Владивостока 9288 километров, о чем она меня торжественно оповестила.

Поначалу радостное известие повергло меня в шок: дочь собирается невесть куда через всю Евразию одна! Но вскоре к транссибирской затее присоединились ее школьная подружка, итальянка Лавиния, и совсем уже взрослый гэдээровский немец из Берлина Рональд (ему за тридцать), с которым Лена училась на одном курсе по “Глобальной безопасности”. Имя свое он получил в честь американского киноактера и президента Рональда Рейгана, а фамилию от одного из основоположников марксизма Фридриха Энгельса, которому Рональд приходился дальним родственником. Не удосужившись обзавестись собственными детьми, Фридрих Энгельс вкладывал нерастраченный на потомство капитал в своего революционного идола Карла Маркса. Из многочисленных мудреных высказываний Фридриха Энгельса в памяти застряло одно, связанное с немецким мистиком-самоучкой, сапожником Якобом Бёме: “Сапожник Бёме был большим философом, тогда как многие именитые философы - лишь большими сапожниками”. 

Когда Лена показала Рональду дом с синей мемориальной доской на Риджентс-парк-роуд, где его дальний родственник прожил почти четверть века, Рональд Энгельс вытянулся во фрунт и низко склонил голову. 

Из-за победы России над Наполеоном Фридрих Энгельс почему-то называл русских “разбойничьим сбродом”. Еще одна из его крылатых фраз пришлась по духу главарям Третьего рейха: “Ненависть к русским была и продолжает быть у немцев их первой революционной страстью”. А Карл Маркс вообще предлагал выгнать русских “пришельцев” куда подальше, то бишь за Днепр… Мы же в детстве таскали на первомайские и ноябрьские демонстрации знамена с их изображениями и транспаранты с “пролетариями всех стран…” 

Во время учебного года Рональд подкатывался к Лене, но она его отшила по причине отрицания им глобального потепления климата Земли. Твердый орешек моя дочь, подумала я, не то что ее мама, влюблявшаяся порой не в предмет своего обожания, а в раскрашенное радужными красками представление о нем, хотя можно было обойтись одними черно-белыми тонами. Как у Ахматовой: “Прости, прости, что за тебя / Я слишком многих принимала…”

Незадолго до отъезда Лена показала мне фотографию Рональда - верзилу под два метра “при параде”, в военной форме, в зеленом берете, сопровождающего Федерального канцлера Германии Ангелу Меркель. Мне ничего не оставалось делать, как развести руками: к такому на танке (к танкам мы еще вернемся) не подкатишь, он сам как танк. Никакая Сибирь теперь девчонкам не страшна! Но внешность обманчива, правда, Шопенгауэр утверждал, что на внешности отражается внутреннее содержание.

Забегу вперед и скажу, что гвардейца-телохранителя в чине капитана пехоты девчонкам пришлось всю дорогу откачивать от головокружений, тошноты и рвоты, вызванных романтическим укачиванием в поезде. 

Первая остановка у ребят в Екатеринбурге, где их гидами стали аспирантка московского ученого Артема Оганова - Ксения, ее муж - священник Илья, и их пятеро детей. Артем, знавший Лену с четырехлетнего возраста, услышав о ее поездке, тут же бросил в Фейсбуке клич, на который незамедлительно отозвались его коллеги. В Красноярске в их сталкера превратился писатель Михаил Тарковский. Мама Миши, Марина Тарковская, посоветовала своей крестнице посетить природный заповедник “Столбы” с уникальными скалами, куда и доставил их Миша. В Иркутске ребята были одни, что и хорошо: Байкал нужно открывать самим, без поводырей. В Улан-Удэ, благодаря еще одной коллеге Артема Татьяне, ребята отправились в Иволгинский дацан посмотреть на “нетленного ламу” Даши-Доржо Итигэлова, похороненного в 1927 году в позе лотоса. Ученикам своим лама наказал раскопать его через 75 лет. Тело поднимали на поверхность земли несколько раз, и всякий раз оно оставалось нетленным. Ребятам посчастливилось увидеть настоящую буддийскую святыню: как и девяносто лет назад, лама так же безмятежно сидел в позе лотоса. 

В “самом благоустроенном городе России” - титул, которым неоднократно награждался Хабаровск, Рональд чуть не отстал от поезда. Добиваясь расположения неприступной сибирячки, он спустил весь свой транссибирский финансовый резерв и из добропорядочного немца превратился в русского Роньку. Владивосток открыл для ребят друг Миши Тарковского, писатель Василий Авченко.

О подробностях своего путешествия они когда-нибудь напишут сами, я же подгоню свой рассказ к моменту, когда раздался последний, до боли знакомый сигнал-свисток, и я выскочила из вагона, посылая оставшимся в купе путешественникам воздушные поцелуи. Под стук колес я рванулась наперегонки с тронувшимся поездом по ночному, совершенно пустому перрону московского Ярославского вокзала. Забег выиграл, разумеется, поезд, увезший Лену, Лавинию и Рональда в их долгожданный вояж. Как бы мне хотелось сбросить груз невесть откуда накативших лет, взвалить за спину рюкзак и броситься за ними следом, пусть даже в другом вагоне, чтобы не мозолить им глаза… но мешать мечте детей нельзя, особенно транссибирской мечте! Пришлось довольствоваться фотографиями, присланными из разных уголков Сибири, а проехали они мимо 80-ти городов - больших и малых, останавливались на день-другой в 6-ти, пересекли 16-ть рек, включая Волгу, Енисей и Амур, а что уж говорить о Байкале, чудо-озере нашей планеты! 

Итак, из Москвы интернациональное трио отчалило в полночь с субботы на воскресенье 30 сентября, а домой они вернулись в ноябре. Опишу последние приготовления с небезызвестным желанием впихнуть не впихиваемое в распухшие донельзя рюкзаки. Кузен Вася с женой Таней, будучи сами заядлыми путешественниками, приготовили для Лены всевозможные баночки с баклажанами, перцем, грибами, медом и домашним вареньем - и все это нужно было как-то умудриться взять собой!

В отличие от меня, находившейся в состоянии трясучки, ребята перед дорожкой спокойно уселись закусить. Весь день они мотались по московским музеям, забыв поесть. Знакомая история. Но с нормальной едой у хозяина квартиры Феди, у которого мы остановились, не разгуляешься: он питается исключительно “полезными” порошками, таблетками, добавками, протеиновыми концентратами и прочей искусственной дрянью. Пришлось вытаскивать из Лениного рюкзака заветные баночки. За несколько минут половина запаса улетучилась. Ребята расплылись в улыбках и дружно потребовали чайку. В чайных запасах нашего хозяина можно было обнаружить все - от стимулирования мозгов, мужской потенции и до чистки прямой кишки. Все, кроме простого черного чая. 

Вот тогда-то и всплыл “главный герой" моего рассказа: его накануне привез мне прямо с дачи модный столичный йог Кирилл. Не найдя под рукой обычного чая, не поить же девчонок зельем, повышающими мужскую потенцию, я вытащила из чемодана бумажный пакет - подарок йога и высыпала четверть его содержимого в белый, пузатый заварной керамический чайник.

800px-Chamerion_angustifolium20090812_107.jpg

Вместе с чаем и прочей снедью я пичкала путешественников нудными назиданиями, одним из которых было - поменьше улыбаться незнакомым людям, как это принято на Западе, особенно мужчинам. Рональд в знак одобрения кивал головой и обещал приглядывать за своими спутницами. Вдруг ни с того ни с сего, он спросил: “Лейла, а ты слышала о чае, из-за которого русские выиграли войну?” Я посмотрела на него с нескрываемым замешательством, держа в руке - прямо над его рыжей головой - только что вскипевший электрический чайник. Рональд любезно пришел на помощь: “Так говорил Гитлер… Гитлер был уверен, что русские победили в войне из-за какого-то магического чая…” Он заявил об этом так, будто Гитлер только вчера проболтался ему за кружкой пива об истинной причине своего разгрома. 

В последние годы на Западе победа России над гитлеровский Германией подчеркнуто замалчивается или обходится стороной. Недавно в разговоре с Лавинией - моей нынешней учительницей итальянского - я упомянула, что русские потеряли во время войны более 26 миллионов человек. Она укоризненно посмотрела на меня и сморщила нос: “Двадцать шесть миллионов? Да, нет же! Быть такого не может! Ты ошиблась с нулями. Это половина населения Англии, а Россия только помогала англичанам и американцам…” Так в английском королевстве думают о Второй мировой войне молодые люди даже с высшим образованием. В школе у них, безусловно, упоминается о “русском присутствии” во время войны, но как-то промежду прочим, хотя Черчилль признавал, что если бы Англии выпало перенести десятую часть того, что выпало на долю России, Англии давно бы не было.

Последние несколько лет дедушка Лавинии живет в доме для престарелых в Милане, и над кроватью у него висят не фотографии жены, детей или внуков, а портрет дуче - лидера Национальной фашистской партии. А ее прабабушка занимала должность главы женской фашистской организации в южной Италии, в чем с горечью призналась Лавиния.

Стоит ли говорить, что я впервые слышала про подобный “чайный” бред! Я посмотрела на Лену: уж не спятил ли ее сокурсник? В ту минуту я одобряла отказ дочери от такого ухажера, пусть даже из-за глобального потепления. В ответ Лена тихо сказала: “Мам, он не дурак…” “Он называется каким-то русским именем…” - не унимался Рональд. Я взяла со стола бумажный пакет и прочитала написанное от руки название: “Иван-чай”. Рональд вскочил как ошпаренный: “Иван! Иван! Он самый!” Я подлила ему в чашку кипятку: “Так ты его и пьешь!” Не веря своему счастью, Рональд воодушевленно отхлебнул горячего чая, обжегся и чуть не выронил чашку. “Неужели это правда? Ты меня не разыгрываешь?” - запричитал дальний родственник одного из основоположников марксизма. Мне и самой вся эта история казалась какой-то нелепой театральной постановкой. Рональд умоляюще заглянул мне в глаза: “А ты могла бы мне немного отсыпать? А то дома не поверят…” Он, вероятно, решил, что я угощаю его каким-то недоступным для простого смертного сортом чая. “Само собой, - ответила я, - да ты и сам можешь его купить“. Рональд опешил: “Как? Где? В обычном магазине? В Москве?” Он готов был рвануть в ближайший магазин. Со словами, что поздно бежать в магазин, пора уже собираться на вокзал, я отсыпала ему в целлофановый мешочек половину пакета сухих душистых листьев. “Купишь где-нибудь по дороге,” - успокоила я его. Что он и сделал. И не где-нибудь, а на Байкале. Скупил весь запас иван-чая в местной лавке. Может, и Федерального канцлера угостил.

Если честно, в историю с иван-чаем я не очень-то верила, но Лена сказала, что Рональд зря болтать не будет: стоит проверить. 

Предание гласит, что в селе Копорье, под Питером, жил добрый молодец по имени Иван, любивший наряжаться в ярко-красные и лиловые рубахи. Целыми днями он бродил по лесу в поисках целебных трав. Однажды стиляга-целитель исчез, и с тех пор его никто не видел. Зато на опушке леса выросли невиданной красоты цветы, которые односельчане назвали рубашкой Ивана. “Это, чай, наш Иван идет!” - кричали они друг другу. Так и прилипло к диковинному растению прозвище “чай, Иван”, которое еще называют кипреем. Согласно другому поверью, за человеческие грехи боги ниспосылали на людей болезни. На мольбы страждущих откликнулась одна лишь милосердная богиня Купальница. В тайне от своих собратьев-богов она бросила на землю семена волшебного растения, а утром повсюду зацвел иван-чай. Без всякого сомнения, кто-то свыше одарил человечество лекарственными травами. 

Говорят, что Александр Невский, разгромивший, как помнится по урокам истории, крестоносцев на Чудском озере, остановился на ночлег в Копорской крепости. Испив у монахов чаю, князь проснулся утром бодрым и полным сил. Князю так понравился чай, что он велел монахам возделывать это волшебное растение. В старину пухом иван-чая набивали матрацы и подушки. Вероятно, монахи уложили князя именно на такую перину - “мягко постелили”, что также внесло лепту в его приподнятое настроение.

Чайные сомелье и дегустаторы утверждают, что иван-чай сохраняет целебные свойства трое суток, тогда как китайцы считают, что уже через двадцать минут чай превращается в “яд гремучей змеи”. В отличие от китайского, иван-чай не содержат кофеина, поэтому пить его можно сколько угодно.

Когда-то Европа, особенно Великобритания, закупали у России десятки тысяч пудов копорского чая. Популярность его стала подрывать финансовое могущество Английской Ост-Индийской компании, и тогда предприимчивые владельцы решили убрать своего конкурента, ликвидировав все поставки иван-чая в Европу. Как тут не вспомнить страстную любовь англичан к китайскому чаю и две “Опиумные” или “Чайные” войны - позорные события, когда ради собственной прибыли великосветские "торговцы смертью" превратили в наркоманов чуть ли ни целый народ. Китайцы продавали англичанам чай за золото и серебро. Те быстро смекнули, что торговля в одни ворота неизбежно разорит их казну, и решили подсунуть китайцам товар, от которого нельзя будет отказаться - опиум. Опиумные курильни открывались повсеместно. Повальная наркомания разлагала Поднебесную. Знаменитый английский фантаст Герберт Уэльс заключил, что “единственным разумным и логичным решением в отношении низшей расы является ее уничтожение”. Милосердное миссионерство. И все от безумной любви к чаю! Англичане так страстно его любили, что даже выкрали у китайцев саженцы чайного куста и высадили их в Индии. Правда, китайцы до сих пор считают индийский чай второсортным, зато он дешевле. 

Прежде чем перейти к иван-чаю и Гитлеру, представлю еще одну короткую историческую справку. Врач тибетской медицины Петр Бадмаев в начале XX столетия открыл в Петербурге оздоровительную лечебницу, которую посещали даже представители царской семьи вместе с Григорием Распутиным. В результате своих исследований Бадмаев сделал сенсационное заявление, что он близок к созданию эликсира молодости и долголетия. И все это на основе целебных свойств кипрея. Оставалось только найти точное соотношение. Как говорил Парацельс: “Все - яд и все - лекарство, то и другое определяет доза”. После Октябрьской революции Бадмаева арестовали и заточили в тюрьму, где он умер в 1920 году. Сотрудников его клиники расстреляли. Рецепты уничтожили.

Перед началом Второй мировой войны Лаврентий Берия издал приказ о создании в Копорье тайной лаборатории под названием “Река жизни”, в которой возобновили исследования уникального растения. Цель исследования - разработка напитка, повышающего боеспособность и выносливость бойцов Красной Армии. По всей видимости, в НКВД все же сохранили рецепты Бадмаева. Советские ученые пришли к заключению, что кипрей способствует улучшению иммунной системы и защитных функций человеческого организма. Несмотря на бодрящий эффект, иван-чай успокаивал нервную систему, так как в нем не содержалось кофеина, и помогал избавиться от страха. А бесстрашный боец - это то, что нужно любой армии.

Во время наступления на Ленинград немецкая танковая дивизия получила приказ ликвидировать засекреченную лабораторию в Копорье и все плантации кипрея. Фантастический приказ исходил из ставки самого Гитлера. Должно быть, фюрером овладел страх, что русские близки к созданию какого-то “победоносного” эликсира, после употребления которого завоевать этих “унтерменш” станет невозможным. 

Как тут не вспомнить слова философа Ивана Ильина о зависти западных стран, “что у русского соседа большие пространства и естественные богатства; и вот они пытаются уверить себя и других, что русский народ принадлежит к низшей, полуварварской расе, что он является не более чем “историческим навозом”, и что сам бог предназначил его для завоевания, покорения и исчезновения с лица земли”. 

Гитлер планировал сравнять с землей Ленинград, а жителей города истребить, чтобы немецкой армии не пришлось их кормить: “После поражения Советской России дальнейшее существование этого крупнейшего населенного пункта не представляет никакого интереса”. Во время оккупации гитлеровцы устроили в Копорской крепости бордель. 

Напившись иван-чая, мы вызвали такси, закинули в багажник рюкзаки и отправились на вокзал. Приехали загодя. Пришлось немного померзнуть на холодном перроне перед закрытым поездом. Вскоре рядом с нами появилась небольшая группа коренастых мужичков, с повисшими на них провожающими девицами - у каждого по бутылке пива в руках. Наконец, двери вагонов поезда открылись и мы вошли внутрь в приятное тепло. Я надеялась, что к ребятам никого не подсадят, но только я об этом подумала, как в конце коридора заметила щуплого мужчину в летах, бодро семенившего к нашему купе. Протянув мне, стоявшей перед открытой дверью билет, он втиснулся в купе и мягким голосом попросил ребят поменяться местами. Рональд тут же забросил свои вещи на верхнюю полку. Обидно, подумала я, пустой вагон, а дедулю угораздило подсесть именно к ним.

Алексей Николаевич, как назвался нагрянувший попутчик, ехал без остановок в Хабаровск, к сестре. “Представьте, я из Минска еду через всю страну, чтобы с племянницами порыбачить. У меня племянницы - во!” - сказал он, вытягивая перед собой руку с большим негнущимся пальцем. Потом Алексей Николаевич обратился ко мне, все еще стоявшей в дверях: “А вот угадайте, сколько мне лет?” Не раздумывая, я ответила: лет за семьдесят. Алексей Николаевич хлопнул себя по коленям: “Так все думают! А мне девяносто три с гаком…” Выслушав заслуженный шквал восторгов, Алексей Николаевич снял с головы кепку. “Посмотрите, сколько у меня волос…” Взъерошив свои редкие седые волосы, он наклонил голову, предоставив нам возможность зафиксировать отсутствие на макушке лысины. “А все потому, что я занимаюсь тибетскими “пятью жемчужинами”. Слышали про такие?” Лена, переводившая его рассказ на английский, подняла глаза: “О чем это он?” Я разъяснила, что это древние упражнения тибетских монахов. Считается, что с их помощью человек восстанавливает жизненные силы. Обо всем этом я читала, но встретить человека, практикующего тибетские упражнения в “девяносто три с гаком”, мне приходилось впервые. Алексей Николаевич пояснил: “У меня была серьезная операция на сердце в Америке. Там живут мои внуки и правнуки - все врачи. После операции американский хирург посоветовал мне заняться этими самыми “жемчужинами”. Сначала я филонил, а потом втянулся - и вот результат”. Он посмотрел на часы: “Я их завтра научу”. Лавиния тут же записалась в его ученицы.

Я рассказала, что ребята приехали из Лондона, мечтают увидеть Сибирь, особенно Байкал. Алексей Николаевич шмыгнул носом: “Ааа, англичане - союзнички, значит. Помню, как же. А что Байкал? Поехали лучше со мной на рыбалку…” Рональд кивнул в сторону Алексея Николаевича и испуганно прошептал: “У него медали…” Будто услышав Рональда, Алексей Николаевич снял плащ, и мы все увидели пиджак, увешанный медалями и орденами. Лавиния ахнула: “Вы на войне были?” Алексей Николаевич пригладил волосы и с достоинством ответил: “А как же! Я Берлин освобождал. Наше поколение все воевали. Били заклятых врагов на славу. Вот вам сколько лет? Двадцать? Угадал?” - обратился он к девчонкам. “А мне семнадцать было, когда я на фронт пошел. Даже годик себе приписал”. Он испытующе посмотрел на ребят: “А вы знаете, союзнички, сколько людей в Белоруссии погибло?” Они притихли. “Каждый четвертый. Белоруссия была первой на пути немцев, они там позверствовали, особенно после Сталинграда. В Белоруссии все в партизаны пошли, а на Украине фашистов хлебом-солью встречали…” Эту страшную статистику я слышала от мамы. Она с первого и до последнего дня провела в оккупации и собственными глазами видела бесчинства немцев и прислуживающих им бандеровцев. Мама из Витебской области, о чем я сообщила Алексею Николаевичу. “Так мы с ней соседи. Я гродненский”. Немного помолчав, Алексей Николаевич продолжил: “Нас у родителей пятеро, и все мы дошли до Берлина. И все целы остались. Такое вот чудо…” 

Лавиния смотрела на первого в своей жизни русского ветерана войны с нескрываемым пиететом. “А страшно было?” - испуганно спросила она. “А ты как думаешь? - ответил Алексей Николаевич. - На войне всем страшно. Представь: сейчас ты живая, а через секунду тебя нет, как будто никогда и не было. Но ко всему привыкаешь. Вот так-то, девонька. Самое страшное было терять друзей…” Лавиния, мечтавшая стать радиорепортером, не отступала: “А вы убитых и мертвых видели?” Алексей Николаевич вздохнул: “Видел, да столько видел… Красный от крови снег видел, реки красные видел. Заживо горящих моих товарищей видел, а помочь не мог…” Он шмыгнул носом и опустил голову. “А вы сами кого-нибудь убили?” Алексей Николаевич удивленно посмотрел на Лавинию: “Было дело. А ты как думала? Чем на войне занимаются? Папиросы стреляют, да девушек обнимают? И убитых видел, и убивал, и влюблялся. Мне ж семнадцать было. Молодость свое берет. Я в последний год на войну попал. Но и в последний год хорошенько помолотил фашистов. Убивали таких же мальцов - заклятых наших врагов. Приказ - и в бой. Я танкист. Танк у нас во какой был! - Алексей Николаевич снова задрал большой палец, но на этот раз высоко над головой. - Лучший в мире! Тридцатьчетверка!” Я подумала: как хорошо, что до выхода в Екатеринбурге, ребята проведут целых тридцать часов с ветераном войны и хоть что-то узнают от очевидца тех страшных лет. 

Тут, сидевший тише воды, ниже травы Рональд, заерзал и зашипел себе под нос: “Наши Тигры и Пантеры не хуже…” Лена втиснулась вглубь лавки и перестала переводить. “Все, - подумала я, - немец сдал себя с головой!” Сейчас, прямо в купе старенького советского поезда, где даже запах оставался прежним, разразится третья мировая война. Рональд ушел в глубокую оборону, продолжая нести что-то про оптические прицелы, калибры, мощность и скорость по пересеченной местности. Из его несвязной речи на неродном английском разобрать можно было одно: мелит он о превосходстве немецких танков. Свою военную технику он отстаивал отважно, правда, втянув при этом голову в плечи, словно ожидая удара по своей рыжей шевелюре. И я готова была треснуть его по башке. “Ты еще про иван-чай ляпни! Расскажи ветерану войны, что русские выиграли войну, благодаря какому-то чаю, а не мужеству и героизму…” 

Напрасно я пыталась призвать Рональда прекратить свое бессмысленное бормотание. “Он точно сумасшедший!” - решила я. На такой кульбит мог отважиться только безумец. Между тем, Алексей Николаевич взял Рональда на прицел, пытаясь уловить смысл его тирады. Выговорившись, Рональд насупился и затих. Но в его молчании проскальзывала подспудная претензия к низкорослым, щуплым русским танкистам с их несовершенными танками, разгромившими непобедимую немецкую армию. К счастью, Алексей Николаевич не владел английским, да и я половину наименований оснащения немецких танков не смогла бы воспроизвести и под дулом пистолета. И все же знакомые названия танков не ускользнули от доблестного танкиста Красной армии. Пристально посмотрев на Рональда, он спросил Лену: “Что это он там про Тигры и Пантеры?..” Мне показалось, что в воздухе тускло освещенного и тесного купе раздался громоподобный свист кнута, который неминуемо заарканит обиженно моргающего Рональда. Лена не выдержала и выкрикнула: “Да, он немец!” В купе воцарилось гробовое молчание. “Achtung Panzer! Внимание, танки!” - промелькнула в голове знакомая фраза из кинофильмов о войне. “Ахтунг панцер, значит…” - подхватил мою мысль Алексей Николаевич. Гэдээровиц мотнул головой: “Да, я - Берлин…” Лучше бы он не посещал ускоренные курсы русского языка! Алексей Николаевич опешил и вытаращил на него глаза. Я ждала расправы. Мы все ее ждали. И первым Рональд. Минуту длился всеобщий столбняк, после чего Алексей Николаевич резко наклонился к нему, схватил за обе руки (все, подумала я!), потряс ими над головой и многозначительно сказал: “Миру - мир!” И добродушно добавил: “Немцы - хорошие солдаты. Немцы с нами никогда больше воевать не будут. Никогда. Немцы преданные, как русские. Они не продажные…” В голосе его не проскальзывало ни нотки неприязни к сидевшему напротив немцу, чьи деды убивали его родных, близких, друзей и товарищей. Глаза Рональда заблестели в тусклом освещении старенького советского купе. “Я лублу Русланд, хачу руски гаварить…” - выпалил Рональд, хлопая своими лохматыми рыжими ресницами. Он мечтал на годик-два зависнуть в России, чтобы в совершенстве овладеть нашим великим и могучим. Ветеран войны, почесав затылок, сказал: “Я все народы уважаю…” - и тут же поправил себя: “Я только поляков не люблю…” Напоследок он заявил: “Империю блюсти - не бородой трясти”. Объяснить значение этого выражения я не успела. Как и выяснить причину его нелюбви к полякам. В купе в очередной раз влетела надушенная “Пуазоном” - “ядом” от Диора проводница с напоминанием, что провожающим давно пора покинуть поезд.

Позже я узнала, что утром Алексей Николаевич угощал ребят салом, воблой и разведенным кипятком супчиком со свежим чесноком, а потом учил Лавинию “пяти тибетским жемчужинам”. Настоящий миру - мир! Рональда, беднягу, укачало и он весь день бегал в тамбур “подышать свежим воздухом”. 

Под вечер Алексея Николаевича затащили к себе трое мужичков из соседнего купе и подсунули ему самогон. Он им похвастал, что едет с иностранцами. Самый молодой из них - Юрий, названный, конечно, в честь Юрия Гагарина загорелся желанием познакомиться с ними. 

Девчонки зря не послушали моего совета не улыбаться незнакомцам и встретили незваного гостя широченными улыбками на губах, а тот воспринял это как знак кокетства. Удостоверившись, что Рональд не состоит в законном браке ни с одной из них, Юрий стал клеиться сразу к обеим, попеременно слюнявя поцелуями их руки. На предмет соблазнения Юрий захватил с собой бутылку самогона. Лена напрочь отказалась пить, да и Лавинию отговорила. Юрий выпытывал, почему такие клевые девушки не замужем: “Что у вас в Англии мужики перевелись? Одни гомилы? Или вы лесбиянки?” Алексей Николаевич замахал руками: “Они англичанки! Союзнички!” Вместо того, чтобы заступиться за своих спутниц, Рональд лакал с Юрием самогон из купленной в Москве кружки с изображением ежика в тумане. Потом он забрался к себе на верхнюю полку и долго бурчал, что Алексей Николаевич ненормальный: с больным сердцем пьет какой-то “жуткий бензин”. Как вообще возможно, что этот старик, в семнадцать лет отправившийся на войну, жертвовавший своей жизнью, из своего любимого Т-34 прямой наводкой расстреливавший его родной Берлин, едет один через всю Россию порыбачить со своими племянницами и распивает самогон наравне с молодыми, здоровыми мужиками? Как это понять?!

Прошел час, другой, а гость не уходил. Девчонкам хотелось отправить свалившегося им на головы Юрия куда-нибудь подальше в космос, но из-за самогонного топлива он не отрывался от земли. Рональд после кружки самогона отключился, да и освобождавший Берлин ветеран тоже задремал. Операция по выпроваживанию обнаглевшего соседа пала на Лену и Лавинию. В тот вечер девчонкам стало понятно, что Рональд им не защита, хоть и выглядел он как танк; да и улыбаться незнакомым мужчинам в России не стоит.

Утром Алексей Николаевич стонал, как булгаковский Степа Лиходеев. “Степа! Тебя расстреляют, если ты сию минуту не встанешь!” - “Расстреливайте, делайте со мною, что хотите, но я не встану…” Тихонько, чтобы не разбудить Алексея Николаевича, ребята собирали рюкзаки к выходу на своей первой остановке в Екатеринбурге. На прощание Алексей Николаевич все же разомкнул глаза, пожелал им счастливого пути и покорно вернулся в объятия Морфея. Снился ему, должно быть, хороший улов. 

В Хабаровске, как я уже сказала, Рональд спустил в баре все свои русские рубли на покорение непьянеющей сибирячки. А ему так хотелось “оторваться по полной“ и освободиться от гнетущего состояния “heavily underfucked”, то есть, “тяжело недотраханного”. Даже рассказы о мотоцикле Харлей Дэвидсон, который он купил перед поездкой в Сибирь, не произвели впечатления на неприступную красавицу, а ведь на мотоцикле этой марки ездил сам король рок-н-ролла Элвис Пресли! Сибирячка только смеялась над ним: “Да, какой ты немец! Ты пьяный Ронька! Да и пить ты не умеешь!” За неимением денег, бухого и “недотраханного” Роньку выбросили из такси. До утра он бродил по городу в поисках гостиницы, упал в канаву и расквасил себе нос. Было бы совсем смешно, встреть он под утро где-нибудь на берегу Амура Алексея Николаевича с удочкой в окружении своих мифических племянниц. Представляю, что ветеран войны рассказывал им о своих попутчиках - “союзничках”: о молодых, красивых и одиноких девушках, не оценивших его стремления помочь им устроить свою личную жизнь, и о гордящимся своими танками громадном, хиленьком немце, не умеющим пить самогон.

Много приключений ожидало ребят впереди, но о них они когда-нибудь расскажут сами. Меня же пусть простят за неизбежную игру воображения, хотя все именно так и было: и Транссиб, и иван-чай, и гитлеровский приказ о его уничтожении, и герой-танкист, дошедший до Берлина, и трое путешественников, отправившихся осуществлять свою мечту. 

Мне же остается закончить свое повествование с чувством гордости за ребят и грустью оставленного на пустом перроне человека…