Памятное меню 

Как-то возвращались мы из местной командировки вместе с Лёней, точнее, Леонидом Николаевичем, как я его тогда называл. Я после окончания института только что поступил на работу в НИИ, а он работал там ведущим инженером уже больше десяти лет.

 И вот проходим мы по Театральной площади, и Лёня говорит мне, показывая рукой на очень красивый дом:

- А ты знаешь, я здесь неподалеку живу.

 Потом еще после паузы добавил: 

- Может, зайдем пообедать? 

Я, подумав вначале, что он меня приглашает к себе, стал отказываться. Но он повел меня совсем в другую сторону.  

Picture7.jpg

Эта неприметная с виду столовая находилась у Театральной площади, с другой стороны Мариинского театра. Найти в нее вход без посторонней помощи было непросто. Заходить следовало с задней стороны здания и подниматься по черной лестнице до последнего этажа. Никаких вывесок или объявлений о том, что там находится столовая, не было. Мы с Леней, поднявшись по лестнице, отворили обычную дверь.

- С первого раза и не поверишь, - повернувшись ко мне, негромко сказал, входя в помещение, мой спутник, - что здесь вкусно кормят. 

 Никаких привычных для столовых запахов щей-борщей или подгорелых котлет при входе в помещение столовой я не ощутил. За столиками, покрытыми скатертями, сидели аккуратные пожилые дамы. У большинства были строго уложены волосы - одни седыми буклями, другие носили "балетные" прически - гладко зачесанные наверху волосы, стянутые кичкой на затылке. И еще в зале сидело несколько старичков. 

Когда мы вошли, некоторые посетительницы неспешно приветливо обернулись, встречая нас полуулыбками. Лёня негромко произнес:

 - Добрый день. 

Я тоже неопределенно кивнул, а дамы, ответив нам легким поворотом головы, продолжали обедать.

 Мы сели за свободный столик. На скатерти лежало отпечатанное на папиросной бумаге меню. Почти сразу к нам подошла официантка:

 - Добрый день, молодые люди! Ну что, наверное, по полному борщу и тушеный картофель?

 Лёня сразу кивнул.

 - И, - продолжала она, - принести вам потом компот из персиков? 

- Да, - я тоже решил вступить в разговор.

 Я очень любил эти болгарские консервированные компоты с персиками с таким густым-густым сладко-ароматным сиропом.

 В тарелках борща, который принесла официантка, сметана не просто плавала одиноким островком, как это бывало во всех столовых, а покрывала почти всю поверхность тарелки. Мы жадно принялись за еду.

 - Хорошо здесь готовят, - заметил я Лёне.

 - Я сюда уже давно хожу, - отозвался он.

 - Вас сюда знакомая балерина привела? - я перешел на доверительно-мужской тон.

 Но Лёня, не приняв его, промолчал.

 Когда мы допили очень вкусный компот с целым персиком в каждом стакане, официантка подошла к нам и спросила:

 - Понравилось?

 Лёня, поблагодарив ее, полез за бумажником. Вынув три рубля, он протянул их девушке. Она, положив их в кармашек, раскрыла свой кошелек и, протягивая ему рубль, продолжала рыться в кошельке.

 - Спасибо, достаточно, - Лёня, останавливая ее, коснулся рукой ее локтя. 

- На здоровье! - произнесла девушка, улыбнувшись, - заходите еще.

 При нашем выходе, продолжавшие сидеть и болтать подтянутые старушки, снова полуобернулись к нам, и Лёня произнес, слегка кивнув им:

 - Приятного аппетита! 

- Леонид Николаевич, - спросил я его, протягивая ему рубль. когда мы уже вышли на улицу, - а что там в меню стояли какие-то смешные цены - пятнадцать копеек - первое, двадцать две копейки - второе?

 - Это только для бывших балерин, - сказал он, улыбаясь, но мы-то с тобой не балерины. Так что для нас цены нормальные. 

На работе я всегда замечал, что Лёня был очень педантичным человеком. Одет он был зимой в костюм цвета "мокрый асфальт", а летом - в светло-серый. Всегда с галстуком, в отглаженной рубашке. Даже в самую жару он без пиджака на работу не приходил. Инженером он считался очень знающим. Его при запарках на работе и из других отделов для консультаций нередко приглашали. 

 Почти сразу, как только я поступил на работу, девочки сообщили мне, что Леонид Николаевич старый холостяк, а было ему в те годы всего тридцать шесть лет. При этом потенциальных невест у нас в институте было море. Их нескрываемый интерес я почувствовал с первых же дней работы.

 Позже я заметил, что как только в нашу комнату заходит Тамара, которая работала в соседней лаборатории, Лёня как-то сразу подтягивается, автоматически поправляет галстук, сидит на стуле подчеркнуто прямо и весь напрягается. 

Тамара была с ним примерно одного возраста, яркая брюнетка с короткой стрижкой, с пронзительными зеленого цвета глазами. Стройная, спортивная, пожалуй, она была самой интересной женщиной во всем институте. По крайней мере, когда я шел позади нее по коридору, не было ни одного встречного мужчины, который бы не окинул ее заинтересованным взглядом.

 - Тамара Сергеевна, - обращался я к ней, отрывая ее от разговора.

 - Да, - вскидывала она на меня внимательный взгляд.

 И ... я забывал, о чем хотел ее спросить. Так что Лёню я мог понять.

 Прошло с тех пор немало лет. И вот как-то недавно встречаю я неподалеку от Театральной площади стройного старика, седого как лунь, но держащегося прямо и идущего довольно бодрой походкой. Он на меня почему-то очень внимательно смотрит. 

- Володя! - неожиданно обращается он ко мне.

 Я вглядываюсь в него. Это тот самый Лёня, Леонид Николаевич. Я здороваюсь с ним за руку.

 - Сколько же лет прошло, как мы вместе работали? - спрашивает он.

 - Я уже на пенсии, - отвечаю я. 

- Вы? На пенсии?? - он прямо отшатывается от меня. Но потом вспоминает, ведь столько лет прошло: 

- А... да-да-да. 

 Мы с ним, прогуливаясь, вспоминаем общих знакомых по НИИ, где мы работали. Потом он неожиданно предлагает:

 - Может быть, зайдем ко мне?

 Мы направляемся к нему домой. Живет он в той же коммуналке, где жил в семидесятые. В комнате чисто, но по-холостяцки неуютно. Мы сидим, пьем чай. 

 На стене я замечаю старую фотографию, долго смотрю на нее. Это мы на лыжах всей лабораторией выбрались в Комарово. Вглядываюсь, но Тамары там не вижу.

 - Да, ее там нет, - как бы отгадывая мои мысли, говорит Лёня, - но у меня, когда я смотрю на это фото, моментально все всплывает в памяти.

 Мы молча продолжаем сидеть.

 - А это что? - спрашиваю я, видя висящий на стене в рамке под стеклом лист бумаги. Наверху бумаги надпись: "Меню". А чуть ниже: "Столовая ветеранов сцены".

 — Это мы с Тамарой как-то обедали там вместе. Помнишь, мы с тобой тоже там были? Этот листик она руками держала... 

«Господи! - проносится у меня в голове, - он все еще ее любит. Потому и остался холостяком». 

 Немного помолчав, я решаюсь на вопрос:

 - А вы бы не хотели увидеть ее сейчас?

 Леонид Николаевич, опустив голову, надолго замолчал. Молчание затягивалось. Я уже стал жалеть о том, что спросил его.

 - Я сам об этом много раз думал, - прервал он тишину, - пожалуй, что нет. Пусть она останется для меня такой же, как я когда-то ее знал. А ты помнишь ее?

 - Да, - кивнул я, - помню.

 Наверное, только теперь я начал понимать, что Александр Иванович Куприн взял прямо из жизни сюжет своей повести о безнадежно и трогательно влюбленном в княгиню бедном телеграфисте. "Гранатовый браслет" продолжает согревать своим теплом сердца читателей уже вторую сотню лет.