День сюрпризов

Тобик, симпатичная дворняга с ушами – одно торчком, другое - наполовину согнутое, что создавало впечатление, что псина чему-то удивляется, с большими шоколадного цвета бесформенными пятнами по всему светлому телу и мордочке (так и хочется сказать «лицу», настолько осмысленно и внимательно, оценивающе, тебя разглядывает), познакомился с нами сразу, как только мы открыли калитку в большущий двор дома, где, списавшись с хозяйкой, сняли комнату на целый месяц долгожданного отпуска. 

 Мы ничего особенного, при своих нищенских инженерных зарплатах, не искали – лишь бы крыша была над головой и море не очень далеко, а что до наших шести квадратных метров (бывшая голубятня) надо подняться по шаткой лесенке, правда, с перилами с одной стороны, на высоту метров пять, так это было даже хорошо: через крошечное окошко мы видели синее, до горизонта, море и еще – какой бонус! – могли бесплатно смотреть фильмы, которые каждый вечер гоняли на стадионе, естественно, огороженном двухметровым забором и расположенном прямехонько между нашей голубятней и морем. Можете себе представить, какой величины был экран. Хитрюга-хозяйка под эту марку попыталась слупить с нас побольше платы, но мы отговорились, предложив ей забить окошко доской, соображая, что это ей обойдется куда дороже.

 В конуре нашей уместились две раскладушки, между ними тумбочка с настольной лампой, на которой еще оставалось место для очков мужа, и ящичком, куда можно было запихнуть две зубных щетки, мыло и зубную пасту. Чемоданы заехали под раскладушки. Чтобы их открыть, раскладушку требовалось приподнять. Длина голубятни точнехонько равнялась длине раскладушек. На стене у моей, практически надо мной, на солидном гвозде, вбитом нами контрабандно, висела сумка с предусмотрительно привезенными нами средствами спасения от голода. По крайней мере, на завтрак у нас были пакетики с овсянкой, печенье и термос. Был и кипятильник. Воду можно было добыть из крана во дворе, там же, где мы умывались и чистили зубы. Во дворе же была и будка-сортир для всех постояльцев, которых в доме было немало, так что и очередь к сортиру была приличной. Зато было время со всеми перезнакомиться и даже образовать пляжную компашку. Особенно это нужно было моему мужу: он не мог не обсудить политику, книжные новинки и подпольную литературу. Я всегда удивлялась: как это при такой детской откровенности его еще не упекли за решетку. Я пляжилась мало: либо уплывала в море, либо выстаивала длиннющую очередь в кафе, тут же на пляже, чтобы пообедать захудалыми котлетками и пустоватыми щами. Мужа выкрикивала, уже отнеся тарелки на столик. Брала порцию котлеток и для Тобика, который с первого же взгляда влюбился в нас и сопровождал всюду с утра до вечера, прячась от солнца под дохленькими кустиками, окаймляющими песчаный пляж. Он бы и спать пошел с нами, если б мог преодолеть жердочки нашей хилой лестницы.

 В один прекрасный день (это так говорится, на самом деле день был самый огорчительный за весь отпуск) оба моих любимых – и муж, и Тобик – приподнесли мне по сюрпризу. Дело было так: пришли мы на пляж, народу, как всегда, полно, но никто в море не входит, потому что при полном безветрии и яснейшем небе оно разгулялось не на шутку, волны – высотой метра четыре, а за буйками и того больше. Ну, мне волны нипочем, наоборот, люблю взлетать, а плаваю я здорово, особенно кролем, спасибо, когда-то девочка, студентка института физкультуры, с которой я познакомилась на пляже, научила меня правильно плавать и дышать, так что я после этого не только плавала далеко и подолгу, но и могла научить любого, кто не боялся опустить голову в воду. 

 На нашем городском пляже спасатели были, но какие-то ленивые и безответственные: свою работу они ограничили лишь вывешиванием предупредительных флажков, либо белого - плавать можно, либо черного – нельзя. На смотровой вышке не показывались никогда, дремали в тенечке, лодка их, всегда перевернутая на случай дождя, отдыхала тоже, около вышки, то есть в случае нужды, чего, говорят, не бывало никогда, переворачивать ее и тащить по песку было бы нелегко и долго. Зато никаких запретов, как себя вести, для отдыхающих не существовало. Меня это очень даже устраивало. 

 Так и в этот злосчастный день я выполняла свою норму, как вдруг, уже возвращаясь, в районе буйков, наткнулась на дрейфующую лодку с двумя мужиками.

- Залезай, что ли? – предложил один.

- Чего это вдруг? – изумилась я.

- А доплывешь?

- Да уж до Турции уже сплавала, до берега доберусь.

- Ну, как хочешь.

И погребли к берегу. Я же, выскочив из прибоя на берег, сразу увидела родную Тобикову мордаху. Всречает меня, лапочка, не отлеживается под кустиком, жарится, ждет! Раскинула руки для объятий, приготовилась к поцелуям. А Тобик, вместо того чтобы кинуться ко мне, вдруг отскочил и разразился таким свирепым лаем, словно гнал со двора шкодливого, а потому ненавистного соседского кота Ваську. И глаза его, обычно излучающие ласку, горели настоящей яростью.

- Тобик, родной, что с тобой? Это же я, не узнаешь, что ли?

Я растерянно уговаривала, пытаясь приблизиться, а он отскакивал, наворачивал вокруг меня круги и продолжал лаять и рычать, оскаливая зубы, предупреждая, что и укусить может, если прикоснусь. Ситуацию прояснил незнакомый мужчина, сидевший на полотенце в двух шагах от нас.

- Вы думаете, он Вам рад? Он на Вас ругается! Вы не представляете, что творилось с бедной собакой все то время, что Вы наслаждались жизнью. Он беспрестанно бегал туда-сюда по берегу, пробовал кинуться в волны, садился и выл! Так горестно, как воют по покойнику. Никто не мог оставаться равнодушным, никто не понимал, почему он воет. Я понимал только потому, что случайно заметил Вас, входящей в море, а он появился здесь через пять минут и забеспокоился, когда Вы исчезли из виду. Хороший у вас пес, верный.

 Я принялась просить прощения у Тобика, и он в конце концов простил, растянул губы в улыбке, закрутил хвостом и облизал меня от макушки до пяток. Я опять была счастлива и довольна жизнью, но недолго. Подошел муж и сообщил, что только что ходил домой и что мы остались совсем без денег, ну совсем: ни на обеды в оставшиеся две недели, ни на постель и чай на пути в Москву, ни на телеграмму с просьбой прислать деньги, спасибо хоть, что билеты на поезд были и за постой было заплачено.

- Обворовали?! 

Господи, кто ж это среди бела дня смог забраться в нашу голубятню? Мы ее, правда, и не запирали, да там и замка-то не было, и деньги особо не прятали, но ведь хозяйка всегда во дворе, и залезть к нам незамеченным было невозможно!

- Да нет, сам отдал...

- ??? – Я онемела. Он сошел с ума?

- Понимаешь, когда завыл Тобик, я понял, что дело плохо, он наверняка чувствует беду лучше, чем мы, и я нашел спасателей и попросил их поплыть спасать тебя. Они не хотели, обещали завтра, когда море успокоится, найти и выловить твой труп, дескать, далеко не унесет, может, даже прибьет к берегу. При мысли, как я покажусь теще без тебя, я понял, что обязан что-то привезти – либо тебя, либо труп.

 Я представила его встречу с мамой, и мне стало его жалко. Мама и при живой-то и здоровой дочке любила зятя очень издали и не переставала лелеять мечту изгнать его из нашей жизни. Их ссоры изводили меня настолько, что я каждый день старалась возвращаться с работы как можно позже и входила в квартиру уже в поганом настроении, озлобленная на обоих. Кстати, это продолжалось до тех пор, пока папе, ценному специалисту и всеобщему любимцу всех на его заводе, не дали – второй раз! – «однушку», а мы втроем – к тому времени у нас родился сынуля – остались в заводской «двушке».

Да уж, мужу нужен был хотя бы труп: явись он один, труп образовался бы все равно, ну а два мама, пожалуй, не потянула бы. Страх перед гневом тещи пересилил все остальные соображения, и он посулил отдать все до копейки спасателям, лишь бы они отправились на розыски немедленно.

Деньги на телеграмму мы выпрашивали у жильцов нашего двора. Надо отдать должное их благородству: узнав нашу историю, они дружно скинулись понемножку и отказались получать от нас долг. 

 На свете много хороших людей!