Глава из книги "Великие Посвященные" в сокращении
Как трепещут они в необъятной вселенной, как они вьются и ищут друг друга, эти бесчисленные души, которые исходят из единой великой Души Мира! Они падают с планеты на планету и оплакивают в бездне забытую отчизну... Это — твоя слезы, Дионис... О, великий Дух, о божественный Освободитель, прими обратно твоих дочерей в твое лоно неизреченного света.
Орфический отрывок
Эвридика! О божественный Свет! — проговорил Орфей умирая. — Эвридика! — простонали обрываясь семь струн его лиры. — И его голова, уносимая навсегда потоком времен, продолжает призывать: Эвридика! Эвридика!
Легенда Орфея
Доисторическая Греция
Вакханки
Появление Орфея
В святилищах Аполлона, которые владели Орфическим преданием, во время весеннего равноденствия праздновалось мистическое торжество. Это было время, когда у Кастальского источника вновь расцветали нарциссы. Треножники и лиры храма звучали сами собой, и были знамения, что невидимый Бог возвращается из страны гиперборейской на колеснице, влекомой лебедями.
И тогда великая жрица в одеждах Музы, увенчанная лаврами, со священной повязкой на челе, начинала петь посвященным гимн о рождении Орфея, сына Аполлона и жрицы священного храма. Она призывала душу Орфея, отца мистиков, музыкального спасителя людей. Она пела о властелине Орфее, бессмертном и трижды увенчанного короной: в аду, на земле и на Небесах, шествующего с звездою на челе, среди созвездий и Богов.
Мистическое пение дельфийской жрицы говорило об одной из тайн, хранимых жрецами Аполлона и неведомой массам. Орфей был животворящим гением священной Греции, пробуждающим её божественную душу. Его лира о семи струнах обнимала всю вселенную. Каждая из струн соответствовала также одному из состояний человеческой души и содержала закон одной науки и одного вида искусства. Мы потеряли ключ к её полной гармонии, но её различные тона никогда не переставали звучать для человечества.
Теургический импульс и веяние духа Диониса, которые Орфей сумел сообщить Греции, перекочевали позднее в Европу. Наш век перестает верить в красоту жизни, и если несмотря ни на что, он продолжает сохранять о ней воспоминание, исполненное тайной, то этим он обязан великому вдохновителю — Орфею. Преклонимся перед этим великим посвященным Греции, перед отцом Поэзии и Музыки, понимая последние как откровения вечной истины.
Но прежде чем извлекать историю Орфея из преданий святилища, посмотрим, что представляла собой Греция при его появлении.
Это было в эпоху Моисея, за пять веков до Гомера и тринадцать веков до Христа. Индия погружалась в свою Кали-Югу (век темноты) и являла собой лишь тень своего прежнего величия. Ассирия, благодаря вавилонской тирании, выпустила в мир бич анархии и продолжала топтать Азию. Египет, все еще крепкий, благодаря науке жрецов и фараонов, противодействовал всеми силами этому всеобщему разложению; но влияние его не распространялось за пределы Евфрата и Средиземного моря. Израиль развернул в пустыне знамя единого Бога, внушенного ему гремящим голосом Моисея, но отголосок этого клича еще не пронесся над Землей.
Греция в то время была глубоко разделена религией и политикой.
Гористый полуостров, развернувший свои тонкие вырезы на лазури Средиземного моря и окруженный гирляндой островов, был тысячи лет населен ветвью белой расы, близкой к гетам, скифам и первобытным кельтам.
Эта раса смешивалась и подвергалась влиянию со стороны всех предшествовавших цивилизаций. Колонисты из Индии, Египта и Финикии проживали на её берегах, населяли её мысы и вносили в её долины разнообразные обычаи и верования. Множество кораблей-парусников скользили между ногами колосса Родосского, опиравшегося на каменные стены своей гавани.
Цикладское море, где в ясные дни мореплаватель всегда мог увидеть тот, иной остров — было испещрено красными кораблями финикийцев и черными галерами лидийских пиратов. Внутри этих кораблей были представлены все богатства Азии и Африки: слоновая кость, расписная посуда, сирийские ткани, золотые кубки, пурпур и жемчуг, а часто — и женщины, похищенные на каком-нибудь первобытном берегу.
Благодаря постоянному скрещиванию рас, образовалось гармоничное и легкое наречие, смесь первобытного кельтского, зендского, санскритского и финикийского. Это был язык, который изображал величие океана именем Посейдон, а ясность небес — именем Уран, язык, который подражал всем голосам природы — от щебетания птиц до удара мечей и шума грозы. Язык Эллады был многоцветен, как её темно-синее море с переливающейся лазурью, многозвучен, как тревожные волны, то журчащие в её заливах, то разбивающиеся с ропотом о бесчисленные подводные рифы, — poluphlosbo?o Thalassa, как говорил Гомер.
Во главе этих купцов или пиратов часто стояли жрецы, которые направляли и руководили ими как учителя. Они прятали на своих суднах деревянное изваяние какого-нибудь божества. Оно было вырезано грубо, но моряки тех времен выказывали ему такое же почитание, какое многие из современных матросов оказывают Мадонне (богородице). Жрецы обладали определенными знаниями. Божество, которое они привозили из своего храма в чужую страну, означало для них концепцию природы, группу законов, а, вместе с тем, и религиозную, и общественную социальную организацию. Ибо в те времена вся руководящая жизнь исходила из храмов.
В Аргосе поклонялись Юноне, в Аркадии — Артемиде. В Коринфе финикийская Астарта превратилась в Афродиту, рожденную из пены морской.
Некоторые эзотерические наставники появились в Аттике. Египетские колонисты перенесли в Элевсин культ Изиды под видом Деметры (Цереры), матери Богов. Эрехтей основал между горой Гиметтой и Пентеликом культ Богини-Девы, дочери неба, покровительницы маслины и мудрости. Во время вражеских нашествий, при первом знаке тревоги, население укрывалось в Акрополе, теснясь вокруг богини и вымаливая у неё победу.
Над местными божествами царило несколько мужских космогонических богов. Но в уединении, на своих высоких горах, вытесненные блестящим кортежем женских божеств, эти боги имели мало влияния. Бог солнечного цикла, Аполлон дельфийский, уже существовал, но не играл определенной роли. У подножия снежных вершин Иды, на высотах Аркадии и под дубами Додоны, жили жрецы Зевса Вседержителя. Но народ предпочитал таинственному и универсальному Богу своих богинь, которые представляли природу в её могуществе, с её силами, ласкающими или угрожающими.
Подземные реки Аркадии, горные пещеры, спускающиеся до глубоких недр земли, вулканические извержения на островах Эгейского моря, вызывали с давних времен у греков склонность к обожествлению таинственных сил земли. Но ввиду того, что все эти божества не имели ни религиозного, ни общественного единства, люди, поклонявшиеся им, были вовлечены в ожесточенные междуусобные войны. Враждующие храмы, соперничающие города были разъединены религиозными традициями и честолюбием жрецов и королей, а народы — различием богослужения. Все ненавидели друг друга и вели между собой кровавые войны.
Позади Греции находилась дикая и суровая Фракия. К северу цепи гор, покрытые гигантскими дубами и увенчанные скалистыми вершинами, следовали одна за другой, то понижаясь, то повышаясь, то развертываясь огромными амфитеатрами. Пастухи горных долин и воины равнин принадлежали к сильной белой расе дорийцев. Эта мужественная раса отличалась красотой и силой характера, а в своем безобразии — тем устрашающим и в то же время величественным выражением, которое можно увидеть в масках Медузы и античных Горгон.
Как и Египет, Израиль, Этрурия и все древние народы, получившие свою организацию из мистерий, — Греция имела свою сакральную географию, где каждый район был символом той или другой области духа, разумной и сверхфизической.
Почему греки всегда почитали Фракию за священную страну мира и истинную родину Муз? Потому, что на её высоких горах находились самые древние святилища Кроноса, Зевса и Урана. Оттуда спустились в мольпических рифмах поэзия, законы и священные искусства.
Легендарные поэты Фракии убеждают нас в этом. Возможно, имена Фамириса, Лина и Амфиона и соответствуют реальным личностям, но на языке храмов они олицетворяют, прежде всего, три рода поэзии.
В тогдашних храмах история писалась не иначе, как аллегорически. Личность была ничто, доктрина и ее изложение — все. Фамирис, который воспевал борьбу Титанов и был ослеплен Музами, олицетворяет поражение космогонической поэзии и победу новых веяний. Лин, который ввел в Грецию меланхолические песни Азии и был убит Геркулесом, указывает на вторжение во Фракию чувствительной поэзии, которая вначале оттолкнула от себя мужественный дух северных дорийцев. Тот же Лин означает и победу лунного культа над солнечным.
С другой стороны, Амфион, который, судя по аллегорической легенде, приводил своими песнями камни в движение и воздвигал целые храмы звуками своей лиры, — представляет ту динамическую силу, которую солнечная доктрина и дорическая поэзия имела над греческим искусством и всей эллинской цивилизацией.
Совсем иным светом сияет Орфей. На протяжении веков он светится своим творческим гением. Его мужская душа трепещет любовью к Вечно Женскому, и на эту любовь отвечало такой же любовью то вечное Начало, что живет в тройном виде в природе, в человечестве и на Небесах. Поклонение святилищам, предания посвященных, голоса поэтов, голос философов и более всего остального — его творение, органичная Греция, — свидетельствует о его живой реальности!
продолжение следует
Добавить комментарий