[Продолжение. Начало № 1 (60) от 06 января 2006 г.]
III
Ruska lubov
esenin w.jpg
Литературная жизнь тех лет бурлила и клокотала. Многочисленные течения и школки объявляли себя единственными представителями настоящего искусства. На поэтических дискуссиях в Политехническом музее читали свои стихи, спорили, высмеивали друг друга футуристы и символисты, акмеисты и ничевоки и прочие — около десятка разных групп. Среди них не последнее место занимали имажинисты. Они доказывали, что главное в поэзии — образ, и стремились наполнить образами чуть ли не каждую строчку. Во главе “Московской трудовой артели художников слова”, как они себя еще называли, стояли Сергей Есенин, Анатолий Мариенгоф и Вадим Шершеневич. Они умудрились открыть книжную лавку и кафе “Стойло Пегаса”.
Есенин — уже признанный поэт. Его мягкая напевная лирика, поразительные по яркости картинки природы берут за душу и тех, кто искушен в поэзии, и тех, кто приобщился к ней совсем недавно. Его ценит сам Александр Блок, у которого он часто бывает. Такого прозрачного, напоенного земными соками и утренней свежестью языка, нет и не было ни у кого из русских поэтов. Его дар назвать талантом — мало, он сродни гениальности.
Но природа этим не ограничилась: поэт еще и неправдоподобно, вызывающе красив. Невысокого роста, крепко сбитый. Васильковые глаза, золотистые кудри. Недаром иногда его называли херувимом.
А поскольку главными потребителями поэтического слова чаще всего бывают женщины, то шумный успех на вечерах и восторги почитательниц ему были обеспечены.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что к 1921-му году Есенин был далеко не новичком по женской части. Еще девятнадцатилетним пареньком, когда только начиналась его московская жизнь, он встретился в типографии Сытина, где работал тогда, с Анной Изрядновой. Их гражданский брак привел к появлению на свет сына Юры (Георгия). Конечно, мальчику пришлось носить фамилию матери. А в родном селе Константиново, на Рязанщине, куда Сергей часто наезжал летом, он проводил вечера у молодой и веселой помещицы Лидии Кашиной. Она станет прообразом Анны Снегиной в написанной позже поэме.
В 1917-м Есенин женится по-настоящему, то есть, как положено, венчается в церкви. Его избранница работает в редакции газеты “Дело народа” секретаршей, ее зовут Зинаида Райх. Они влюблены друг в друга. Рождается дочка Таня. Кажется, прочный семейный быт увлек молодого поэта. Но однажды он устроил жене жуткую, кошмарную сцену, изругав ее последними словами. После этого их отношения разладились, и вскоре они расстались, не прожив вместе и двух лет. Не помогло даже рождение сына. Спустя некоторое время Зинаида Николаевна стала женой уже тогда знаменитого режиссера Всеволода Мейерхольда и ведущей актрисой его театра.
Сергей Есенин официально развелся с Зинаидой Райх в феврале 1921-го. Таким образом, к ноябрю он был свободным 26-летним мужчиной, отцом троих детей.
Присутствие в Москве знаменитой танцовщицы действовало на Есенина возбуждающе. Он ходил, словно наэлектризованный, и непременно хотел с ней встретиться. Его влекли и ее загадочность, и мировая слава. Друзья Сергея знали об этом его пунктике. Один из них, Георгий Якулов, известный художник, оригинально оформлял театральные спектакли, слыл модником и имел массу знакомых в артистических кругах. Он же расписал шаржами и цитатами из имажинистов их штаб-квартиру “Стойло Пегаса”. Однажды Жорж, как бы между прочим, в разговоре с Есениным бросил:
— Хочешь видеть Айседору?
— Где? — загорелся Сергей.
— Завтра я устраиваю у себя пирушку. Соберется много народу. Должна прийти Дункан.
... Веселье было в разгаре, время приближалось к полуночи. “Где она?” — теребил Сергей хозяина. Она появилась в первом часу. Медные волосы, красный хитон. Крупная фигура, но ступает легко. Обвела комнату глазами, остановила взгляд на Есенине. Подошла к дивану, прилегла. Сергей тут же устроился рядом, у ее ног. Айседора погрузила руку в его кудри и с улыбкой произнесла:
— Solotaia golova!
Поразительно было это услышать, поскольку Айседора совершенно не владела русским.
Потом во всех книгах, посвященных великой Дункан, будут приводить фразу, прозвучавшую на пирушке у Якулова, и удивляться: не знала русского, а так точно сказала! Но никто из авторов не задастся вопросом: как такое могло случиться? А стоило бы, ведь ответ достаточно прост: не зная языка, не сымпровизируешь. Значит, говоря терминологией шахматистов, в дело была пущена домашняя заготовка. Фраза, заученная наизусть, предназначенная совершенно определенному человеку, о котором она наверняка слышала. Возможно, видела и его фотографию. А это, в свою очередь, свидетельствует о том, что не только Есенин искал встречи с Айседорой, но и она искала встречи с ним. Более того, она заготовила для знакомства еще два слова, вкупе точно описывающие характер Есенина.
... Насладившись золотом кудрей, Айседора поцеловала Сергея в губы:
— Anguel!
Отстранилась — и снова прильнула к его губам:
— Tschort!
В половине четвертого утра они уехали. Вместе. К Айседоре.
Теперь Есенин почти всё время проводил на Пречистенке. Дункан не знала русского, а Есенин — никакого другого языка, кроме русского. Когда оставались одни, объяснялись жестами. Но чаще всего дом был полон гостей, и всегда находился кто-то, худо-бедно говоривший на французском или английском. Шнейдер владел немецким. Так что при надобности с помощью переводчиков можно было вести оживленный разговор.
Айседора звала Есенина Сережей или Сергеем Александровичем. А он ее иногда на простонародный русский манер — Сидора, но обычно — Изадора. И тут нет ошибки — именно так на самом деле звучит по-английски ее имя. Дело в том, что одна из родственниц, ярая католичка, при рождении девочки внесла свою лепту в перечень имен семьи Дунканов. Она вклинила в него имя одного из славнейших ученых мужей средневековья — Святого Изидора Севильского. Ничего плохого, конечно, в этом не было. Но поскольку имя предназначалось особе женского пола, то оно получило звучание даже не Изидора, как надо бы, а — Изадора.
Что касается русского произношения, то в России всегда привыкли искажать иностранные имена и рожать собственных “Невтонов”. Делалось это не из вредности, а из элементарного незнания языков. Однако на сей раз решили поступить строго по науке и прочитали слово “Isadora” с учетом звучания английских букв, чего в данном конкретном случае как раз и не надо было делать. Так появилась “Айседора”. Одним словом, хотели, как лучше...
Это была страсть, вспыхнувшая мгновенно, — и взаимная. Но с самого начала обреченная стать не созидающим пламенем, а опустошающим пожаром. Слишком много причин, и внешних, и внутренних, способствовали именно такому развитию событий. Здесь и восемнадцатилетняя разница в возрасте. И различие в культуре восприятия партнера: у Дункан — открытое, западное; у Есенина — не полностью избавленное от темных домостроевских устоев. Да и если вглядеться в тайные пружины, которые возбуждали влечение каждого из них к другому, то становилось очевидным не просто их несовпадение, а, пожалуй, несовместимость. К тому же подавали свой голос друзья и доброжелатели.
Самой безобидной была частушка, сочиненная знакомыми Сергея Есенина и Анатолия Мариенгофа:
Толя ходит неумыт,
А Сережа чистенький —
Потому Сережа спит
С Дуней на Пречистенке.
Называть Дункан Дунькой считалось хорошим тоном. Николай Клюев, “поэт деревни”, еще недавно авторитет для молодого Есенина, с благостным видом “одобрял” его любовь елейно-ядовитыми комментариями. Еще один друг из круга деревенских поэтов, Петр Орешин, пришел как-то на Пречистенку:
— Сергун, одолжи пять червонцев. Ей Богу, отдам.
— Да нет у меня, — показал Сергей пустой кошелек.
— А карманы? — потребовал Орешин.
Есенин вывернул пустые карманы.
— Так зачем же ты на богатой старухе женился?! — рассердился Орешин.
В течение нескольких лет Есенин и Мариенгоф жили вместе, снимали квартиру в Богословском переулке. Бесспорно, поэтический дар Мариенгофа значительно уступал есенинскому. Однако утверждать, что Толя играл лишь роль оруженосца при своем талантливом друге, было бы грубейшим искажением истины. Анатолий Борисович, человек города, вырос в интеллигентной семье, обладал широкими литературными познаниями и завидной эрудицией. Вне всякого сомнения, Сергей Александрович многое у него взял. И даже — внешний лоск. Вместо поддевки — серый щегольский пиджак, лаковые полусапожки. Он полагал, что его новый статус того требует.
На следующий день после якуловской пирушки Мариенгоф отправился навестить своего друга. Сергей осваивал новую территорию. В спальне Айседоры на столике возле кровати — большой портрет Гордона Крэга. Есенин кивает в его сторону:
— Твой муж?
— Что такое “муж?” — по-французски спрашивает Изадора.
Ей объясняют. Она отрицательно качает головой и уточняет:
— Крэг — гений!
Есенин тычет себя пальцем в грудь:
— И я гений! Есенин — гений, а Крэг — дрянь!
Скорчив гримасу, он засовывает портрет под кучу старых журналов:
— А теперь, Изадора, танцуй!
И она танцует.
Есенин стал ее повелителем. Удивительно быстро. В дом на Пречистенке приходили разные поклонники и прилипалы — их много крутилось вокруг поэта. Трезвость не входила в число их добродетелей. Как правило, основной целью визита было “выпить стаканчик с Сергеем Александровичем”. Айседора танцевала для них.
Она подарила Есенину золотые часы и вставили в них свою маленькую фотографию. До этого часов у него не было, и он буквально упивался ими, как маленький ребенок игрушкой. Часто вынимал их, демонстрируя перед посторонними. Разумеется, “друзья” немедленно стали издеваться над Сергуном и его “свадебным подарком”. Кончилось тем, что однажды, поссорившись с Айседорой, ее возлюбленный в приступе ярости швырнул часы в угол, и они разлетелись вдребезги.
Вообще-то уверенность в своей значимости и исключительности стала приходить к Есенину еще за год до вторжения Айседоры в Россию и в его личную жизнь. 1920 год явился в этом смысле переломным. Именно тогда в газетах его начали называть великим русским поэтом. На волне всяких “измов” находились некоторые стихотворцы, которые всерьез заявляли, что они выше Пушкина. Например, Маяковский. Есенин с ними не соглашался. Выше Пушкина он считал себя. И обосновывал такую самооценку со своей, имажинистской колокольни: у меня образ — в каждой строчке, а у Пушкина? Хорошо, если один на три строки. Скорее всего, он шутил. Однако на самой вершине поэтической пирамиды он видел только себя одного и не терпел соперников — даже признанных.
Тогда же, в 1920-м, он стал пить. Столкнувшись с какими-либо замечаниями, невниманием, недооценкой — по его мнению, — он распалял себя, напивался и нередко доходил до буйства. Увы, этот стиль поведения поощрялся прессой, читателями и слушателями его произведений. Критики помогли создать образ хулигана. Есенин быстро понял, что для него это находка, фирменный знак. И стал подыгрывать.
Плюйся, ветер, охапками листьев, —
Я такой же, как ты, хулиган.
Именно “Хулигана” требовала толпа, когда поэт выходил на эстраду. Вслед появились “Исповедь хулигана”, “Москва кабацкая” и т.д. Но образ подкреплялся не только поэмами и книгами, а и реальными действиями. Есенин мог заявить собравшимся за столиками в кафе на Тверской:
— Вы думаете, я пришел читать стихи? Я пришел послать вас к ... матери!
Правда, в том конкретном случае публика того заслуживала. Однако были милицейские протоколы и отсидки в кутузке.
1920-й. Только что конница Буденного освободила Ростов-на-Дону. И тут же в городе объявлен “Вечер поэтов”. Разношерстная публика. Разношерстные поэты. Многие совершенно беспомощны. Публика кричит: “Есенина! Есенина!” В фойе толкотня — у бочонка пива “Старая Бавария”. Членам профсоюза работников искусств пиво — бесплатно. Очередь галдежом и криками перекрывает выступающих.
А специально приехавшего в Ростов Есенина в зале уже нет. Не дождавшись своего выхода, он исчез. Художник Юрий Анненков находит своего друга в кафе “Альгамбра”. Тот уже на взводе и принимает прибывшее подкрепление с большим энтузиазмом. Предстоит бурная пьяная ночь. Есенин кричит:
— В горы! Хочу в горы! Вершин! Грузиночек! Курочек!
Потом требует у “товарища лакея” новую бутылку вина. И уже в очень приподнятом состоянии виртуозно, без запиночки выдает непревзойденные шедевры: “Малый матерный загиб” Петра Великого (37 слов) и “Большой загиб”, состоящий из 260 слов. Большой загиб знал, кроме Есенина, разве только бывший граф, — а после возвращения из эмиграции крупный советский писатель Алексей Толстой.
Массовая публика ценила именно такого — своего в доску — поэта. Попытки отдельных истинных почитателей есенинского дара остановить его падение натыкались на самоуверенно-бездумное: “Гениальному Сереже ничто не повредит”. Пьющий человек во все времена вызывал на Руси сочувствие, сострадание, понимание, оправдание. И не приходило в голову, что происходит разрушение личности, гибнет огромный талант, теряется национальное достояние.
Так что Айседора получила далеко не подарок, и она это знала. К тому же, что касается алкоголя, она сама была не безгрешна. После гибели детей она всё чаще прикладывалась к любимому шампанскому. Правда, ее друзья единодушны: до России ее никогда не видели пьяной. Общение с Есениным расширило репертуар: добавились водка и коньяк. В глубине души она чувствовала непроходящую вину за тот трагический случай: за то, что не была рядом, не смогла помочь, предотвратить. Без детей жизнь казалась пустой, ее постоянно надо было чем-то заполнять. Чтобы заглушать боль. И вдруг этот русский поэт, золотоволосый, так похожий на ее сына, Патрика. Наверное, он ей послан судьбой — в наказание, чтобы она любила его и страдала от него...
Рюрик Ивнев, поэт и друг Есенина, приходил на Пречистенку в гости. Айседора навсегда осталась в его памяти. С одной стороны, — ослепительно яркий образ танцовщицы, который не может не поразить воображения. С другой — образ обаятельной женщины, умной, внимательной, чуткой, от которой веет уютом домашнего очага. Он беседовал с ней по-французски, когда они сидели за чаем втроем, с Сергеем. Айседора обладала изумительной чуткостью. Безошибочно улавливала все оттенки настроения собеседника и даже то, что таилось в душе. Есенин во время разговора подмигивал другу и шептал:
— Она всё понимает, всё, ее не проведешь.
Размолвки случались. Искра могла вспыхнуть от любого слова, любого шага или вообще без повода. Айседора никогда не ссорилась. Какой бы ни была ситуация. Но лишь две минуты назад восхищавшийся подругой поэт собирал в узелок бельишко и являлся на Богословский. “Конец, — говорил он Мариенгофу, — ушел от Изадоры. Навсегда. Надоела мне эта московская Америка”.
Айседора посылала гонцов. Потом приезжала сама. Уговаривала, ласкалась и ласкала. Садилась на пол возле любимого и клала голову ему на колени. Любимый грубо отталкивал ее сапогом:
— Поди ты к... — и осыпал набором грязных ругательств.
Айседора улыбалась и нежно произносила:
— Ruska lubov.
Есенин возвращался на Пречистенку.
В феврале танцовщице предложили приехать в Ленинград и дать там несколько представлений. Она пригласила Сергея Александровича посетить вместе с ней северную столицу. Тот охотно согласился. Остановились они в гостинице “Англетер” в одном из лучших номеров — пятом. Айседора оплачивала все расходы. Пока она выступала в Мариинке перед революционными матросами, включая экипаж “Авроры”, ее спутник обнаружил, что в отеле продаются отличные дореволюционные вина. С его помощью их количество заметно уменьшилось. И не раз служащим “Англетера” приходилось силой затаскивать Есенина в его комнату, когда он буйствовал в холлах или разгуливал абсолютно голым.
12 апреля 1922 года в Париже, в квартире своего сына умерла мать Айседоры. Для московской дочери ее смерть явилась очередным тяжелым ударом, вызвавшим нервное потрясение. Она поняла, что ей надо на какое-то время уехать из России. Поправить свое здоровье и заработать денег для школы. Но уехать не только самой, а увезти и Сергея. Он поэт, ему необходимы новые впечатления. Ему надо увидеть мир. Может, втайне думала она, удастся показать его специалистам, излечить от пагубной болезни. Есенин не возражал. Он не спешил расставаться с Дункан. Да и перспектива себя показать его тоже прельщала. В России-то он великий, а как там, за границей?
IV
Незапланированный спектакль на европейской сцене
Имя знаменитой танцовщицы еще не потеряло своего блеска на ее родине. Она договаривается с импресарио Солом Юроком об организации длительных гастролей в Америке. Но, конечно, путешествие следует начинать с Европы...
Добавить комментарий