От успехов головокруженье!
Рано, рано трубить нам отбой!
Видишь, Маша, во мраке движенье?
Враг во тьме притаился ночной!
Там в ночи полыхают обрезы,
там в муку подсыпают стекло,
у границы ярится агрессор,
уклонисты ощерились зло.
Рыков с Радеком тянут во мраке
к сердцу Родины когти в крови!
За Ванцетти с бедняжкою Сакко
Отомсти! Отомсти! Отомсти!
Тимур Кибиров,
“Сквозь прощальные слезы”, 1987
Десять лет назад Пол Хегнесс, адвокат из Ньюпорт-Бича, зашел в антикварный склад в калифорнийском Эрвайне в поисках картин или редких книг. Совершенно случайно взгляд его скользнул по лоту 217 — коробке, набитой старыми бумагами и письмами. И задержался на ней.
 |
В конверте со штемпелем от 12 сентября 1929 года, адресованном Джону Бирдсли в Лос-Анджелес, не было ничего особенного. Кроме обратного адреса. Он гласил: “Эптон Синклер, Лонг-Бич”. Письмо от знаменитого писателя! Хегнесс достал его из конверта и прочел. Потом перечитал, еще и еще раз. Затем заплатил за коробку сто долларов, увез ее домой и спрятал в шкаф.
Как мог он, прочитав письмо, хранить свою находку в шкафу десять лет, нам понять трудно. Конечно, у современного американца с содержанием письма связано гораздо меньше эмоций, чем у тех, кто вырос в СССР. Но ведь не мог же Хегнесс не сознавать, что наткнулся на сенсацию — не только литературную, но и общественно-политическую. И все же обнародовал ее только сейчас. В канун Рождества — 24 декабря прошлого года — об этом появилась небольшая заметка в “Лос-Анджелес таймс”.
Письмо Синклера, найденное Хегнессом, оканчивалось обращением к своему адресату: “Это написано только для вас. Спрячьте это в сейф. Когда-нибудь в далеком будущем, может быть, мир узнает настоящую правду об этом деле. Здесь я пытаюсь рассказать о моем личном участии в нем”.
Речь в письме шла о деле Сакко и Ванцетти.
Вот что говорится о нем в Большой Советской Энциклопедии 1975 года. “Процесс в США над рабочими-революционерами, которым было предъявлено ложное обвинение в убийстве... Процесс, сопровождаемый травлей рабочих и других прогрессивных организаций, начался в июне 1920 года в г. Плимут. 14 июля 1921 г. суд из специально подобранных присяжных, опираясь на показания лжесвидетелей и подтасованные экспертизы, вынес вердикт о виновности С. и В., которые были приговорены к смертной казни. Судья штата Массачусетс Тейер и федеральные судебные органы отклонили, вопреки существующим в США процессуальным порядкам и убедительным доводам защиты, все ходатайства о пересмотре дела. Решение суда вызвало широкое движение протеста в США и во всем мире. Однако все апелляции были безрезультатны”.
Американские источники излагают события следующим образом.15 апреля 1920 года кассир обувной фабрики в городе Саут Брейнтри, штат Массачусетс, приехал раздавать зарплату. Он нес два металлических ящика, где лежали 15 тысяч долларов. Рядом с ним находился охранник. У входа на фабрику к ним подошли двое (по словам свидетелей, “невысокие брюнеты, похожие на иностранцев”). Раздались выстрелы. Кассир и охранник были смертельно ранены и вскоре скончались. Неизвестные уехали в “бьюике”, где сидел третий человек. Машину потом нашли в соседнем городке.
Через месяц полиция произвела налет на дом, который был, по ее сведениям, убежищем террористов. Среди арестованных оказались некие Никола Сакко и Бартоломео Ванцетти, итальянские иммигранты.
Тут надо остановиться и пояснить насчет террористов.
Когда нас учили, что Великая Октябрьская Социалистическая революция имела всемирно-историческое значение, это было в известной степени правдой. Призывы к мировой революции, доносившиеся из России, кое-где падали на благодатную почву. В Америке в 1919 году из левого крыла социалистической партии, где главенствовали новоприбывшие иммигранты из Европы, образовались целых две коммунистических. Они считали, что мир находится в кризисе, капитализм должен вот-вот рухнуть, а спасти человечество может лишь коммунистическая революция. В это же время возник радикальный профсоюз “Индустриальные рабочие мира”. Их гимном была песня “Да здравствуют большевики”, а в число методов борьбы входило насилие.
Хотя в обеих компартиях состояло всего 70 тысяч человек, их члены были очень активны, поднимали много шуму и пользовались поддержкой части интеллигенции. Прибегали они и к решительным действиям. В 1919 году, например, устроили стачку в Сиэтле, парализовавшую на два дня всю жизнь в городе. У них была неприятная привычка рассылать по почте бомбы тем, кто им не нравился. За один год было отправлено 36 бомб.
У некоторых американцев возникло ощущение, что не исключено и вооруженное восстание, хотя на самом деле такой угрозы не было. Мне рассказывали, что нефтяной барон Доини, построивший в Беверли Хиллз роскошный особняк, всерьез собирался в 20-е годы отстреливаться от большевиков из бойниц его башенок. (Особняк акулы капитализма, кстати, потом — без всякой революции — бесплатно отдали Институту кино; теперь по нему водят экскурсии, иногда здесь играют театральные спектакли).
Когда бомбу, вслед за мэром Сиэтла, получил Палмер, министр юстиции США, он попросил у Конгресса полмиллиона долларов на борьбу с политическим радикализмом. Началось то, что левые либералы возмущенно называют “палмеровским террором”. Радикалов стали ловить и... нет, не расстреливать на месте. Высылать за границу. 21 декабря 1919 года была проведена первая крупная операция: в результате налетов на убежища радикалов арестовали и депортировали 249 человек. Через месяц выслали еще 400 экстремистов.
После этого ужасный правительственный террор кончился, радикалы несколько присмирели, а Америка отвлеклась от большевистской угрозы, потому что в 1920 году предстояли президентские выборы. Все чаще стали звучать голоса о том, что Палмер перегнул палку, что надо защищать свободу слова и убеждений. Террористы благодарно ответили на это, взорвав 16 сентября 1920 года огромную бомбу на Уолл-стрит в Нью-Йорке. Погибло 34 человека.
Американцы стали побаиваться иностранцев, особенно из Южной и Восточной Европы.
С начала века в США въехало более 14 миллионов человек. В 1921 году была введена первая квота, ограничивавшая число иммигрантов 357 тысячами.
В такой обстановке и произошло убийство кассира в Массачусетсе.
 |
Дело Сакко и Ванцетти всколыхнуло американскую интеллигенцию. Уолтер Райдаут, автор книги “Радикальный роман в Соединенных Штатах”, сравнивает его с землетрясением: “Писатели, эти сейсмографы социальных потрясений, отметили тревожное нарушение в обществе... Все интеллектуальное сообщество, частью которого писатели являются, было выбито из колеи этим толчком”.
Вообще-то, сперва никакого толчка не заметили. Полиция провела расследование по этому делу как по уголовщине с политической подкладкой. Выяснилось, что Сакко и Ванцетти были анархистами, занимались агитацией и организацией профсоюзов на местных текстильных фабриках. От призыва на Первую мировую войну уклонились по идейным соображениям. На ограбление пошли, чтобы добыть средства на политическую деятельность. Типичные “эксы”.
У Сакко нашли “кольт” 32-го калибра. Пули из него совпадали с теми, что были извлечены из тел жертв. Обоих итальянцев опознали несколько свидетелей. Другие свидетели показали, что раньше видели Ванцетти за рулем машины, использованной для преступления.
Присяжные заседали 6 недель и 31 мая 1921 года объявили подсудимых виновными. Судья приговорил их к смертной казни. Их защитник Уильям Томпсон начал подавать апелляции. Эта процедура растянулась на четыре года.
И вдруг прогрессивная часть общества встрепенулась и объявила дело итальянцев “политическим преследованием”. По странному совпадению, это произошло после того, как в феврале 1925 года лидеры американской компартии Фостер и Кэннон нанесли визит в Москву и доложили про Сакко и Ванцетти. Видимо, там решили, что это дело можно использовать для очередного разоблачения капитализма. Постановили создать в США организацию для поддержки “американских политзаключенных” и разъяснения рабочим классовой природы капиталистического правосудия. Вполне вероятно, что от грабежей рекомендовали впредь воздержаться (слишком рискованно) и наверняка выделили на организацию средства из казны ВКП(б). Возможно, из Эрмитажа продали для этого еще парочку картин.
Сказано — сделано. В июне того же года в Чикаго собрались 150 активистов и создали Международный Фонд защиты труда. Организация была коммунистической, хотя выдавала себя за рупор широких народных масс. Своей задачей она объявила “защиту пострадавших от террора американского правящего класса”. Таких жертв насчитали 128 человек. Сакко и Ванцетти возглавляли список. Был организован комитет по их защите, который провел многолюдную демонстрацию.
Сразу скажем, что Фонд защиты труда быстро обнаружил свою нежизнеспособность. Внутри него шли непрерывные склоки. Денег московские хозяева, очевидно, давали не так уж много. К 40-м годам Фонд тихо угас.
Но в 1926 году для укрепления защиты Сакко и Ванцетти был нанят энергичный адвокат Майкл Мусманно, который стал громогласно опровергать доводы обвинения и объявлять все улики и показания фальшивыми (“ложное обвинение”, “лжесвидетели”, “подтасованные экспертизы”, как сказано в БСЭ). Он был услышан передовой интеллигенцией, поспешившей спасать осужденных. Среди протестующих были такие крупные писатели, как Джон Дос Пассос, Эптон Синклер, Дороти Паркер, драматург Максвелл Андерсон, поэтесса Эдна Сент-Винсент Миллэ. Губернатор Массачусетса не остался глухим к их воззваниям и создал комиссию из трех человек для проверки дела. Ее возглавлял президент Гарвардского университета. Летом 1927 года комиссия доложила, что подтверждает виновность Сакко и Ванцетти и законность приговора. У защитников оставалась еще надежда на крупнейшего юриста, члена Верховного Суда США Оливера Уэнделла Холмса, известного своими либеральными взглядами. Но престарелый Холмс отказался поддержать кампанию в защиту осужденных. Он считал, что они виновны, хотя и не высказал этого вслух.
Несмотря на демонстрации во многих странах с сожжениями американских флагов и выбиванием окон в посольствах США, 23 августа 1927 года Сакко и Ванцетти окончили жизнь на электрическом стуле.
Писатели откликнулись на эту казнь десятками произведений. Миллэ написала скорбное стихотворение “Справедливость, попранная в Массачусетсе”. Андерсон — пьесу “Наступление зимы”. Эптон Синклер — роман “Бостон”.
Тут надо напомнить о творческом пути Синклера, которого Конан Дойль называл “американским Золя”, а Альберт Эйнштейн — “одним из самых острых наблюдателей нашего времени”. Его книги были переведены на 47 языков и издавались в 39 странах. Правда, в Америке его ценили меньше, чем заграницей. Его биограф Джон Йодер считает: дело в том, что Синклер был убежденным социалистом, и американские критики утверждали, что он подгоняет содержание своих книг к упрощенной идейной схеме. В 1931 году другой социалист, Бернард Шоу, поддержал выдвижение Синклера на Нобелевскую премию, но это не получилось. Социализм Синклера был по-американски идеалистичным и “мягким” — без революции и диктатуры пролетариата. Он был патриотом Америки и демократии. Но считал, что дорогу загораживает капитализм с его эксплуатацией и экономическим неравенством. Мечтал о некоем идеальном бесклассовом обществе, где все будут равны и всем будет хорошо — то есть исповедовал прекраснодушный утопизм в социал-демократическом духе.
Родился он в 1878 году в семье обедневшего южного джентльмена с прекрасной родословной, но погубленного тягой к спиртному. Окончил университет. Начал писать. В 1904 году получил задание от социалистического журнала “Призыв к разуму” написать о бедственном положении американских пролетариев. В 1906 году вышел его знаменитый роман “Джунгли” о литовском иммигранте, работнике чикагских боен. Он выбивается на работе из сил, но американская мечта оказывается для него недостижимой. Из-за бесчеловечных общественных порядков он теряет дом, семью, попадает в тюрьму, опускается на самое дно. Спасает его только то, что в финале он примыкает к социалистическому движению.
К своему изумлению, Синклер обнаружил, что роман вызвал читательский интерес не потому, что он пламенно обличал капитализм, а благодаря точному и жуткому описанию технологии мясообрабатывающей промышленности. Читатели похолодели от таких картин как разбросанное по полу цехов мясо, по которому ходят ногами; здесь же бегают полчища крыс, которых травят крысиным ядом, а потом мясо вместе с крысами и их пометом сгребают в чан для изготовления сосисок. Рабочие падают в котлы с кипятком, и если это замечают не сразу, то человечина попадает в пищевой жир, а уж потом вылавливают кости. По словам Синклера, “я метил читателю в сердце, а попал в желудок”.
Книга вызвала скандал. Президент Теодор Рузвельт пригласил Синклера для беседы в Вашингтон. В мае 1906 года был принят закон об инспекции мясных продуктов. Он явился прямым следствием романа “Джунгли”.
Синклер стал знаменитым писателем. Выпустил еще несколько романов, в том числе “Король Уголь” и “Джимми Хиггинс”, издававшиеся в СССР. Все они резко критиковали капитализм и звали к бескровной революции снизу. Чтобы участвовать в этой революции, Синклер решил идти в политику. В 1920 году выдвинул свою кандидатуру от социалистической партии в Конгресс, в 1922 — в Сенат. Два раза — в 1926 и в 1930 году — пытался стать губернатором Калифорнии. Из этого ничего не вышло, голосов он каждый раз недобирал. Зато стал в 1923 году одним из основателей Американского Союза гражданских свобод (ACLU).
И вот после казни Сакко и Ванцетти, которую левые назвали “судебным линчеванием”, Синклер обращается к этому событию и пишет роман “Бостон”, вышедший в 1928 году. Он изучил судебное дело объемом в 3900 страниц. Беседовал с адвокатом осужденных. В романе действуют как подлинные, так и вымышленные персонажи. Л.Джафин и Э.Морган, историки процесса Сакко и Ванцетти, писали в 1964 году, что по своей полноте и точности книга подобна научному исследованию, что суждения автора глубоко продуманы и что “Бостон” — первоклассный исторический роман.
Его героиня — Корнелия Торнвелл, 60-летняя вдова губернатора Массачусетса. Будучи убежденной либералкой, она уходит в народ, чтобы узнать, каково ему живется: поступает работницей на фабрику и снимает комнатку в семье итальянских иммигрантов. Второй жилец — анархист Ванцетти. Он рассказывает ей, что идея американской свободы прекрасна, но что в Америке с иммигрантами обращаются по-зверски. Они становятся друзьями.
Через год семья Корнелии находит ее и прекращает эксперимент с фабрикой. Корнелия нехотя соглашается покинуть работу и поселяется в квартире со своей внучкой Бетти, заядлой революционеркой. Вместе они совершают поездку в СССР. По возвращении Корнелия читает лекции о том, как процветают женщины при социализме. Она также активно включается в защиту иммигрантов, которых высылают из США за членство в левацких организациях. На каникулах в Италии, где она отдыхает от своей изнурительной деятельности, Корнелия узнает об аресте Ванцетти и возвращается, чтобы вступить в борьбу с американским правосудием.
Сакко в романе почти не участвует, потому что у него “примитивный ум”, и он даже, может быть, причастен к убийству — хотя это, конечно, никак не доказано.
Корнелия с ужасом узнает, что за взятку в 50 тысяч дело итальянцев может быть закрыто. Но и она, и Ванцетти так чисты сердцем, что отвергают эту гадость из принципа. Их поддерживает адвокат обвиняемых: он считает, что это дело идеально подходит для защиты свободы мнений в Америке, и его надо провести. Когда же выясняется, что дело будет проиграно, адвокат подталкивает Корнелию к лжесвидетельству. Конечно, у Ванцетти есть свидетели, которые в день убийства покупали у него рыбу и обеспечили ему алиби. Но ведь они люди простые, а в Америке, как известно, к простым людям не прислушиваются. Если же высокопоставленная Корнелия солжет, что этот день он провел с ней, то это может спасти совершенно невиновного Ванцетти. Добродетельная Корнелия склоняется к тому, чтобы соврать. Ведь почтенные консервативные круги, откуда вышла и она, тоже лгут напропалую. Ей противен и президент Гарварда, разбиравшийся в деле, и губернатор Фуллер. Они посылают иммигрантов на смерть, хотя их вина не доказана целиком, и остаются “разумные сомнения”. Так что перед лицом этого безобразия Бог должен простить ей ее ложь. Американское правительство — это тирания, правосудие США аморально.
Но по зрелом размышлении Корнелия приходит к выводу, что если Сакко и Ванцетти станут мучениками, это послужит на пользу делу и просветит будущие поколения. Революционная внучка считает: их казнь хороша уже тем, что окончательно разоблачает злостность американского правящего класса.
Странноватый вывод и какой-то слишком извилистый роман.
А вот теперь можно с прискорбием обратиться к письму Синклера 1929 года, обнаруженному в антикварном магазине.
Почему через два года после казни Сакко и Ванцетти он доверил свои признания бумаге? Хочется думать, что беспокоила совесть.
Синклер описывает в письме, как во время сбора материалов для “Бостона” он встретился в Денвере, в номере мотеля с одним из адвокатов обвиняемых — Фредом Муром. И Мур, по словам писателя, “поверг его в панику”. “Находясь с ним в номере наедине, я умолял его сказать мне всю правду. И он сказал: оба они виновны, и подробно рассказал, как он организовал для них фальшивые алиби”.
Таким образом, когда в день казни Синклер смотрел на 25-тысячную демонстрацию протеста в Бостоне, он уже знал, что ее участники защищают убийц. А большинство не знало. Сакко и Ванцетти вошли в американскую историю как невинные жертвы. В 1977 году, в год 50-летия их казни, губернатор Массачусетса Дукакис заявил: “Пора окончательно очистить их имена от позора”. Синклера к тому времени уже 9 лет не было в живых. В обмане он так и не сознался.
В декабрьской заметке в “Лос Анджелес таймс” приводится еще несколько потрясающих фактов.
В университете штата Индиана хранится архив Синклера. И там, оказывается, есть и другие его признания по поводу Сакко и Ванцетти. Например, в письме своему адвокату Синклер пишет:
“В то время передо мной встала самая трудная моральная проблема в моей жизни. Ведь я приехал в Бостон с заявлением, что собираюсь написать правду об этом деле”.
И солгал. Почему?
Вот письмо 1927 года — от Синклера его другу Роберту Майнору, сотруднику газеты “Дейли уоркер”: “Моя жена абсолютно уверена: если я скажу то, что знаю, меня назовут предателем нашего движения и, возможно, я не доживу до завершения своего романа”. Миссис Синклер, как видим, не питала иллюзий относительно прогрессивных товарищей своего мужа. Пытаясь найти себе оправдание, в том же письме Синклер продолжает: “Конечно, может случиться, что следующий большой процесс будет ложью и подтасовкой, и если я сейчас открою правду насчет Сакко и Ванцетти, следующие жертвы окажутся в более трудном положении”. Логика тут, разумеется, безупречная. Ври, так сказать, на всякий случай, про запас. Дальше он проговаривается. “Пожалуй, лучше остаться при такой наивной защите Сакко и Ванцетти, потому что этого ожидают от меня мои заграничные читатели, а они составляют 90% моей читающей публики”.
Как пишет Джин Паско, автор заметки в “Лос Анджелес таймс”, несколько американских профессоров, специалистов по Синклеру, были изумлены ее содержанием (хотя, вероятно, архив в Индиане был для них доступен). Не удивился лишь 80-летний Идеале Гамбера, бывший профессор английской литературы, а ныне пенсионер из Сан-Рафаэля. Его отец Джованни Гамбера был бостонским анархистом, членом комитета защиты Сакко и Ванцетти. Анархисты строго соблюдали обет молчания по поводу своих единомышленников. Но перед смертью в 1982 году Джованни сказал сыну, что Сакко точно был убийцей. “Все они лгали, — заявил Идеале корреспонденту газеты. — Во имя дела”.
Остается посмотреть — сохранил ли Синклер до конца жизни верность этому делу, своим социалистическим убеждениям.
В 30-е годы он написал несколько романов и пьес, которые сейчас никто не помнит. Увлекся телепатией и издал про нее книгу “Радио мыслей”. В 1930 году познакомился со знаменитым советским режиссером Сергеем Эйзенштейном, присланным в Америку для изучения звукового кино. История о том, как Синклер решил финансировать постановку Эйзенштейном фильма в Мексике, и что из этого вышло, заслуживает отдельного изложения. Для обоих это закончилось оглушительным фиаско и навлекло на голову Эйзенштейна гнев Сталина, а на голову Синклера проклятия американских коммунистов.
Затем Синклер задумал покончить с бедностью в Калифорнии. С этой целью он вступил в Демократическую партию и выставил от нее свою кандидатуру в губернаторы штата. Его рецепты всеобщего благоденствия были предсказуемы: повысить налоги на богатых, частично отменить их для бедных, ввести социальные пособия для вдов и стариков. Проиграв на выборах, написал книгу “Кооператив”, где предлагал бартерный натуральный обмен между гражданами как способ выхода из экономического кризиса.
Но было ясно, что как реформатор капиталистической экономики Синклер не удался.
Однако, как писателю ему еще предстояло стяжать себе славу на поприще защиты американской демократии.
Его последним и самым обширным трудом стала восьмитомная серия романов, действие которых охватывало 40 лет мировой истории и разворачивалось во многих странах. Их объединял главный герой, по имени Ланни Бадд. Первая книга, вышедшая в 1940 году, начинается накануне Первой мировой войны, когда Ланни исполняется 13 лет. Он незаконный сын богатого американского торговца оружием и живет на Французской Ривьере, на роскошной вилле со своей красавицей матерью. Юный американец много путешествует по миру и, благодаря связям родителей, встречается со многими историческими личностями, от Вудро Вильсона до Айседоры Дункан. Его глазами мы видим широкую панораму мировых событий. В третьем романе он даже обсуждает еврейский вопрос с Гитлером.
Нацизм вызывает у Ланни отвращение. Молодой либерал начинает помогать жертвам нацизма, а потом становится тайным агентом Рузвельта, которого снабжает ценной информацией. Он занимается торговлей картинами, что позволяет ему много путешествовать и является прикрытием его подлинной деятельности.
Ланни переживает головокружительные приключения, оказывается во всех горячих точках мира, не один раз влюбляется и женится. После победы над нацизмом он решает посвятить себя гуманитарной пропаганде и предотвращению новой войны.
Но тут началась “холодная война”, и Синклер написал еще один том романа. В нем он сумел трезво взглянуть в лицо фактам и, наконец, увидеть коммунизм в его настоящем свете. Это был уже иной Синклер, расставшийся, под влиянием суровой реальности, с былыми благодушными мечтаниями.
В последней книге “Возвращение Ланни Бадда” действие происходит в 1946-49 годах. Ланни посылают в Западную Европу, расследовать появление там фальшивой валюты, которую распространяет Советский Союз. Он узнает, что его собственная сестра стала кремлевской шпионкой. В ГДР его пытают коммунисты.
В предыдущем романе “Завоевание мира” (1945) Сталин доверительно сообщал Ланни, что Советскому Союзу не нужна Европа, а народы СССР желают только мира — и Синклер вместе со своим героем этому верил. Но восемь лет спустя, в статье “Эптон Синклер отвечает своим критикам” писатель признал: “В романе “Президентская миссия” я действительно изобразил Сталина и Мао, высказывающих “вполне разумные взгляды”. Они были нашими союзниками в войне против фашизма, и я верил их обещаниям насчет мира. Теперь я знаю, что был очень наивен”.
Ланни в новом романе рад тому, что у Америки есть атомная бомба. Он говорит: “Если бы ее у нас не было и мы бы не раскачивали ею у них перед глазами, сегодня Красная армия шла бы по Франции, а на Лондон обрушились бы ракеты “Фау-2”, изготовленные красными под руководством немецких ученых. Не прошло бы и полугода, как Сталин сидел бы в Мадриде на отрубленной голове Франко и показывал бы нам нос”.
Чтобы защищать демократию от тоталитаризма — будь то фашизм или коммунизм — Ланни приходится временно пожертвовать своими прекраснодушными либеральными принципами. Он становится более жестким и циничным. Узнав, что его сестра — советская шпионка, он считает своим долгом сообщить об этом в ФБР. При этом сознание его разрывается пополам, и он мучится от чувства вины. Некоторые коллеги упрекали Синклера в том, что он “одобряет тактику, которую применяют сталинисты и нацисты”. Однако, писатель утверждал в одном из своих писем 1952 года: “Речь идет не просто о сохранении собственной жизни, а о сохранении современной цивилизации с ее идеалами и гуманистическими ценностями. Если Ланни ожесточился, то это потому, что он увидел, как предают его идеалы; он наблюдал этот процесс тридцать лет, всю свою сознательную жизнь”.
Кстати, можно вспомнить, что эта же проблема терзает русского интеллигента Нержина в романе Солженицына “В круге первом”. Там есть беседа двух арестантов. Нержин (“альтер эго” автора) делится своими сомнениями с полуслепым крестьянином Спиридоном, жизнь которого загублена советской властью. Он спрашивает:
“Если нельзя быть уверенным, что ты всегда прав, — так вмешиваться можно или нет? И в каждой войне нам кажется — мы правы, а тем кажется — они правы. Это мыслимо разве — человеку на земле разобраться: кто прав? Кто виноват? Кто это может сказать?
— Да я тебе скажу! — с готовностью отозвался просветлевший Спиридон, с такой готовностью, будто спрашивали его, какой дежурняк заступит дежурить с утра. — Я тебе скажу: волкодав — прав, а людоед — нет!
— Как-как-как? — задохнулся Нержин от простоты и силы решения.
— Вот так, — с жестокой уверенностью повторил Спиридон, весь обернувшись к Нержину: — Волкодав — прав. А людоед — нет.
И страстно говорит, что если бы появился самолет с атомной бомбой, и знал бы он, Спиридон, что от этой бомбы погибнет миллион людей, и он сам с семьей — но не стало бы и “Отца Усатого”, и “всего их заведения”, чтобы не страдал больше народ по лагерям и колхозам, он бы сказал: “Кидай! Рушь!” Такова правда “волкодава”, готового на все ради истребления хищников.
Как пишет Джон Йодер в своей книге о Синклере, в новом мире “либерализм перестал работать”. Писатель это понял. Поэтому забытая фигура Ланни Бадда заслуживает того, чтобы о ней вспомнили и сегодня, когда западной цивилизации грозит новый чудовищный тоталитаризм. Нынешние либеральные “голуби” зовут к тому, чтобы “понять врага” (а мудрая французская поговорка, между прочим, гласит “понять — значит, простить”) и не отвечать насилием на насилие. Они утверждают, что “война не разрешает проблем”, что нас уж слишком запугивают терроризмом, и что меры, предпринимаемые американским правительством против террористских преступников, делают его гораздо хуже самих этих преступников. Одним словом, у волкодава хотят вырвать зубы.
Кризис американского либерализма, не способного к самозащите, стал ясен Синклеру еще полвека назад. 25 апреля 1952 года 77-летний писатель написал письмо в Американский Союз гражданских свобод, которое гласило:
“Я был привержен гражданским свободам всю жизнь, но должен признаться: сейчас у меня большие сомнения, следует ли поддерживать право коммунистов на уничтожение всех этих свобод. Каждый прожитый день приносит всё новые свидетельства их решимости покончить с гражданскими свободами во всем мире, и я прихожу к заключению, что нам следует в это поверить и отменить их гражданские свободы, прежде чем они отменят наши”.
Читатель Джерри Андерсен прислал в “Лос Анджелес таймс” такое письмо: “История показала, что Ричард Никсон был прав насчет Олджера Хисса (крупный американский дипломат, работавший на советскую разведку — М.Ш.), а после падения Советского Союза мы узнали, что Джулиус и Этель Розенберг в самом деле были атомными шпионами. Теперь выясняется, что Эптон Синклер сфабриковал невиновность Сакко и Ванцетти, а на самом деле они были хладнокровными убийцами. Похоже, что левых очень легко обмануть”.
Еще как похоже. И то, что они, вопреки урокам истории, снова и снова “обманываться рады”, приносит радость только людоедам.
Добавить комментарий