Гвоздик

Орфеям, посетившим

сей мир, посвящается.

В некотором огромном, снежном царстве родился маленький мальчик, которого то ли бабушка, то ли мама с папой прозвали Гвоздиком за его худобу. Мальчик часто хворал, а бабушка своими душистыми отварами в два счета изгоняла из внучонка любой недуг, приговаривая, что лесные травы укрепляют не только здоровье, но и дух. В суровом краю, где они жили, снега покрывали землю большую половину года, а когда у вас длинная зима с длинными-предлинными вечерами, ничего не остается, кроме как рассказывать друг другу сказки и петь заунывные, как метель, песни, а их у бабушки накопилось с три короба. Сказки и песни согревали людей, особенно в лютые морозы.

По вечерам Гвоздик любил залезать на табуретку, стоявшую у окна, и подолгу любоваться сверкающими, похожими на звездочки, кристаллами-снежинками, несущимися куда-то вдаль. Ему казалось, что они манили его за собой в темное, таинственное пространство.

Родители, глядя на него, понарошку хмурились и называли его бездельником. Сами они трудились с утра до позднего вечера. Гвоздик кивал головой и продолжал вглядываться в кружащиеся снежные хороводы. Снежинки летали беспечно, легко и нежно. Гвоздику хотелось их погладить. Снег успокаивал и утешал его. А когда за окном выл ветер, снежинки свирепо набрасывались друг на друга и даже на него, сидящего в теплой кухне, где его ограждали от их колючих и холодных иголок двойные рамы с толстым слоем ваты между ними. В такие минуты Гвоздик завидовал сам себе: дома он надежно защищен. 

Какие они красивые эти снежинки, думал Гвоздик. Узнать бы, кто их слепил такое множество, да полетать вместе с ними, а когда подрастет, “слепить” из своего будущего нечто похожее на эти звездочки. Жить он загадал целых сто лет, а если повезет, то и дольше. Как всем маленьким “гвоздикам” ему не терпелось поскорей изобрести свой велосипед, чтобы о нем узнал весь мир. Иногда, размечтавшись, он клевал носом и чуть не падал с табуретки. Родители вовремя подхватывали его и относили в кровать.

Как-то раз, занимаясь своим любимым “бездельничаем”, вернее, размышлениями о том, что он будет делать, когда станет взрослым, Гвоздик вдруг услышал музыку. Звуки старенького пианино, лившиеся из соседней комнаты, заполнили каждую клеточку его щуплого тела. Гвоздика с рождения окружала музыка: родители, придя с работы, выкраивали хоть полчасика, чтобы вместе помузицировать, да и бабушка на ночь глядя убаюкивала его старинными песнями про несчастную любовь и горькую судьбину. Но раньше мысли его странствовали где-то далеко, и музыка пролетала мимо. А теперь, когда он ее услышал, сердце его заколотилось, как войлочные молоточки внутри пианино, куда он иногда без спроса “совал свой нос”, и наружу прорвался тоненький голосок, прятавшийся где-то в горле. Случилось это поздним вечером, когда глаза уже слипались и теплый сон обволакивал его со всех сторон, но упрямый Гвоздик продолжал стоять на табуретке и выводить мелодию, наигрываемую папой. 

Вместе с растворяющимися в полусне звуками и снежинками Гвоздик услышал странные слова, сказанные совсем тихо кем-то невидимым: “Запомни, Гвоздик, голос живет не в горле, а в сердце. В сердце живут музыка и талант. Но даруется он только тем, кто умеет трудиться. Не все мальчики готовы это выдержать. Помни, Гвоздик, музыке можно только служить… как… коленопреклоненный Орфей…” Последние слова Гвоздик не разобрал: какой еще Орфей? И даже рассердился: кому охота “служить”, он же не собака. Тогда Гвоздик еще не знал, что в древности Орфея называли “ловцом людей”. Но тут глаза его сомкнулись, а утром он решил, что выдержит любое испытание. С того момента Гвоздик заболел музыкой. 

Родители, услышав мелодичное мурлыкание Гвоздика, отправили его в музыкальную школу. Непоседливый Гвоздик иногда срывался и убегал с уроков музыки во двор погонять с мальчишками мяч. Какой мальчишка не представлял себя в детстве знаменитым футболистом и не спасал команду, забивая в последнюю минуту матча гол в ворота противника? Но голос лился из Гвоздика, как лава из вулкана, и он снова мчался на уроки музыки. Вскоре он научился пользоваться своим голосом так же ловко, как дома за столом вилкой и ножом.

Шли годы. Гвоздик вырос и стал непокорным подростком. Учился он плохо. Как губка, впитывал в себя все подряд - хорошее и дурное. Он во всем желал быть правым и часто нарывался на неприятности, возвращаясь домой с синяками.

Он давно уже перестал слушаться своих родителей, убегал на целые дни в лесное царство, где с утра до ночи пел сам для себя, соревнуясь с шумом берез и громадных сосен. Ему чудилось, что это он, как древний шаман, заставляет вершины деревьев подпевать ему, что сама природа поддается воздействию его голоса. Среди вековых великанов и завораживающего перезвона леса Гвоздик ощутил в себе неимоверную силу и решил, что отныне он будет лечить людей льющимися из него звуками. 

С неба Гвоздику подмигивали звезды. Он поймал самую яркую, сжал в кулаке, и она обещала ему никогда не угасать. Глаза его горели озорным пламенем, улыбка озарила его скуластое лицо, плечи распрямились. Теперь он ничего не боялся. Даже нырять с высокой скалы в холодную реку, которую его земляки называли батюшкой-рекой. 

Гвоздик постигал тайны музыкальной науки с самыми искусными наставниками, учившими его совершенствовать, беречь свое вокальное сокровище и петь на заморских наречиях. В один голос они твердили, что искусство - есть преодоление, пот и кровь, отчаяние и страдание, горение и жертва, и лишь иногда ни с чем не сравнимое чувство блаженства и благодарности, когда хоть на миг удается приблизиться к идеалу, к волшебной магии искусства. Гвоздик слушал и не верил своим менторам, ведь судьба назначила его своим избранником, а раз так, то он всегда будет счастливым.

Постепенно Гвоздик превратился в Гвоздя с сильным характером и несгибаемой волей. Его приглашали в разные царства-государства на певческие состязания, где он неизменно побеждал. Он мог растопить самое черствое сердце и покорить любую красавицу, но как часто случается с добрыми молодцами, он следовал не советам рассудка, а порывам сердца, забывая о том, что не все красавицы добры. В любви ошибаются и добрые молодцы, ведь разум и чувства живут врознь. Больше всего Гвоздь ценил в людях верность, а предательство следовало за ним по пятам. Красавица сводила вспыльчивого, но отходчивого Гвоздя с ума, а он любил так, будто его никто не предавал.

Многое в ту пору Гвоздь делал себе во вред - пил горькую, буянил и страдал. Спасала его музыка, живущая в его распахнутом сердце, и родное северное царство, куда он ездил охлаждать свою безумную страсть. 

Судьба сводит и разводит людей, когда они меньше всего этого ожидают. Нежданно-негаданно Гвоздь встретил на своем пути настоящую Жар-птицу, краше которой на всем белом свете не сыскать. Жар-птица окрылила и освободила его от прежних пут. Он женился на ней и запел еще соблазнительней. С прежней красавицей он перестал заботиться о себе, заливая горечь дарами Вакха. А с новой - тут же помчался в спортзал. Таскал на себе всякие тяжести, бегал, прыгал и из артиста чуть не превратился в атлета.

Музыке Гвоздь отдавал свое сердце, спорту - тело, а Жар-птице все вместе взятое. Да и она души в нем не чаяла, даже научилась готовить его любимые блюда. Вскоре у них появились дети. И музыке пришлось потесниться.

Как благороднейшее вино, голос Гвоздя с возрастом становился все лучше. Его зачислили в певческие короли. Ослепительная улыбка не сходила с его загорелого лица. Поклонники восхищались его талантом, а он никогда не смотрел на них с чувством высокомерного превосходства. Коленопреклоненный Орфей служил своему призванию, получая взамен всемирное признание. Сама слава волочилась за ним. От счастья Гвоздь был готов обнять весь мир.

Про снег он почти забыл. Жар-птицу возил в теплые края, чтобы не отморозила себе крыльев. В один прекрасный день на берегу синего моря с золотым песком его вдруг осенило, что счастье не будет длиться долго. От неожиданности он вскочил и растерянно оглянулся, как будто кто-то чужой высказал вслух свою мысль, крепко внедрившуюся в его мозг. Рядом никого не было, а если был, то испарился. Гвоздь впервые в жизни испугался. Не за себя, за близких. Страх, поначалу совсем крошечный, постепенно захватил всю его душу. Тревожная тоска не отпускала ни на миг. Ни Жар-птица, ни дети больше не радовали его. Он желал только одного - остановить время и вернуть все назад. Откуда свалились на его голову эти проклятые мысли, эта напасть? Эта темная ночь души и дурное предчувствие, хотя Гвоздь не верил ни в бога, ни в черта и полагался только на себя. Жизнь стала походить на страшный сон, на злое наваждение, а поделиться своими переживаниями Гвоздь считал слабостью. Душу свою он обнажал только на сцене, а в жизни держал на замке.

Богатырская сила его угасала, медленно превращая Гвоздя в Гвоздика. Даже голос изменял ему. От безысходности он выл и метался как раненый зверь, пытаясь сбросить сковавшие его отчаяние и страх.

Смерть - тетка хитрая. До всего докопается, все вынюхает. Малейшее сомнение, уныние - вцепится мертвой хваткой, так что и добрым молодцам не сносить головы. Но Гвоздь не сдавался. “Я в порядке, - твердил он себе. - Надо идти вперед…” Превозмогая боль и страдания, он приехал в снежное царство, где когда-то был маленьким Гвоздиком, и пел там с такой отдачей, как будто в первый и последний раз. Вокруг гремели аплодисменты, к ногам падали цветы, из глаз текли слезы, а Гвоздь улыбался, как и подобает артисту.

Вдали гудел, ревел лес. Звал Гвоздика к себе. Хотел помочь. Рядом уже не было бабушки с ее целебными отварами. Если бы он мог встать и кинуться в лес, как много лет назад мальчишкой, - за силой, за мощью, но… 

Любимый сочинитель Гвоздя, умирая, сказал: “Все отнял у меня казнящий бог: здоровье, силу воли, воздух, сон. Одну тебя при мне оставил…” Жар-птица не разлучалась с мужем ни на минуту. Молилась, но не задобрила его у Создателя. Создатель милосерден, но, подобно природе, божественно безразличен. 

Гвоздь все чаще проваливался в глубокий сон, как в детстве в глубокий снег. За темным окном чужого города хлестал осенний дождь, но вместо капель, стекавших по стеклу, он видел летящие навстречу ему снежинки. Они манили его за собой. Жар-птица изо всех сил сжимала его холодную ладонь, о которую разбивались ее соленые, теплые слезы. Последнее тепло жизни. 

А душа Гвоздика уже летела вслед за прекрасными снежинками в вечность, прощаясь со всем любимым на земле. 

Высоко в небе он выпустил на волю когда-то пойманную им в лесу звезду - для других мальчишек. Кто-то невидимый тихо прошептал улетающему Гвоздику: “Спасибо…” И склонил голову. То была Музыка.

Люди долго оплакивали своего Орфея, а когда слезы высохли, вспомнили, что музыка - есть лучшее утешение от мирских горестей. Волшебный голос останется жить и зачаровывать сердца. Будет звучать на берегу могучей батюшки-реки, а в лесу ему будут подпевать седые великаны и шумные березы…