Слова были знакомые — синус, косинус, квадрат, степень… Звучало красиво и непонятно — как музыка или молитва. Академик Александр Иванович Ильин, доктор технических наук, доказывал теорему Ферма, вычерчивая формулы на двух листах ватмана. Сибирские ученые и журналисты слушали, затаив дыхание.
Действо длилось недолго — с доказательством, над которым весь мир бьется уже четвертый век, Ильин покончил минут за 10. Повисла пауза. Чувствуя себя тупой и еще тупее, я все же зааплодировала. Мужество человека, не побоявшегося прослыть “ферматистом”, заслуживает уважения. Давным-давно, в 1636 году, французский юрист Пьер Ферма, почитывая на досуге “Арифметику” Диофанта Александрийского, на ее широких полях записал, что уравнение вида Xn +Yn =Zn не имеет решений в целых числах при показателе степени n>2. В самом деле — можно подыскать много пар целых чисел, сумма вторых степеней которых также есть вторая степень какого-нибудь целого числа. Так, 32 + 42 = 9 + 16 = 25 = 52 ; 302 + 162 = 1156 = 342 . Но подобных примеров для третьей, четвертой, пятой и других высших степеней не найдется ни одного! Под уравнением Ферма небрежно черкнул: “Я располагаю весьма поразительным доказательством, но оно слишком велико, чтобы его можно было разместить на полях”. Может, поленился, а, может, пошутил, но заинтриговал этим несколько поколений.
В справедливости теоремы сомнений нет. А вот “поразительное доказательство” до сих пор оставалось загадкой, хотя попыток ее разрешить было множество. Теорема казалась удивительно простой, и доказательство должно было быть таким же. Увы… Гениальные математики всех времен и народов безуспешно пытались понять ход мыслей Ферма. Сумели доказать теорему лишь для отдельных частных случаев: Эйлер — для четвертой степени, Лежандр и Гаусс — для пятой, Ламе и Дирихле — для седьмой, Куммер — для всех степеней, меньших ста. После того, как в начале XX века состоятельный немецкий любитель математики Вольфскель завещал сто тысяч марок тому, кто предъявит полное доказательство теоремы Ферма, начался настоящий ажиотаж. В кругу математиков появилось полупрезрительное прозвище — ферматист. В 1955 году японец Ютака Танияма выдвинул на международном симпозиуме геометрическое доказательство, основанное на фигурах четырехмерного измерения. Коллеги Танияму не поняли и осмеяли. Будучи потомком самурая, для коего стыд — самое страшное наказание, гениальный японец сделал себе харакири. Более удачным было доказательство профессора Принстонского университета Эндрю Уайлза. В соавторстве с Ричардом Тэйлором из Кембриджа после нескольких лет работы он представил свой труд в майском выпуске солидного журнала Annals of Mathematics. После этого человечество могло бы успокоиться. Но беда в том, что доказательство Уайлза доступно пониманию только специалистов по эллиптическим кривым. И то — если хватит терпения, поскольку занимает оно 130 страниц убористого печатного текста. Ферма явно не рассчитывал на такой “размах”, не говоря уже о том, что про эллиптические кривые знать не мог. И человечество стало сомневаться в главном — а было ли доказательство у Ферма? Или присочинил для красного словца. Юрист все-таки…
Александр Иванович Ильин теорему Ферма доказал коротко и ясно. Присутствовавшие при сем таинстве сибирские ученые-математики чесали в затылках. Простота решения потрясала. Впрочем, Ильин всегда отличался независимостью мышления. Еще в 1975 году, не имея ни научных степеней, ни званий, молодой инженер авиационного завода “Полет” рискнул выступить перед научным сообществом России со своим видением теории устойчивости. К тому времени она существовала уже сотню лет в форме “достаточных условий”. Всех устраивало, только будущему академику “неудобно” было в этом узком коридоре конструировать ракеты. Самым мягким эпитетом, которым наградили его маститые ученые, прослушав выступление, было “мальчишка”. Что, в общем-то, соответствовало действительности — Ильину тогда не исполнилось и 30-ти лет. Жаркое было обсуждение. Только сыну сельского кузнеца не привыкать — в трудностях закаляется и железо, и характер. Через несколько дней на банкете те же ученые снизошли до извинений: “А в этом что-то есть”. Спустя 10 лет работа Ильина была признана, и ракеты усовершенствованы.
Профессиональную карьеру академик делал головой. Сердце отдавал науке, хотя полагалось — коммунистической партии. Стать генеральным конструктором крупного военного завода без партбилета в кармане в России было невозможно. Почти. Потому что Ильин сумел. Не то, чтобы он имел разногласия с генеральной линией советского правительства, просто считал, что ученый должен быть свободен в мыслях и идеях. Даже если на 50 патентах его изобретений, на кандидатской и докторской стоят мрачные грифы: “Секретно”. При этом и сейчас искренне считает себя советским — не человеком, но доктором. В самом деле, заслужить звание кандидата и доктора технических наук в Советском Союзе было много труднее, чем в современной России. Решение принимал единственная на всю страну организация: Всесоюзная Аттестационная Комиссия. Теперь-то они существуют при каждом высшем учебном заведении, и соискателю приходится защищать, по словам Ильина, не столько научную работу, сколько кошелек. Потому нынче что ни чиновник — то профессор. “Остепененные” губернаторы, министры и прочие начальники знать не знают истинных ученых, оставшихся где-то в недрах вузов — тех, которые двигают науку практически голыми руками, получая зарплату долларов по 200-250 в месяц, в полтора-два десятка раз ниже чиновничьей. В России все времена смутные, а перемены бывают только к худшему. Если Советскому Союзу не нужны были люди, думающие “в ином направлении”, то в России лишними оказались все, способные мыслить. Правда, государство больше не тратит силы на их вытеснение: сами перемрут. От голода.
Полет мысли генерального конструктора не сумел спасти “Полет”. Типичная история: мощное предприятие, выпускающее в год до сорока ракет “Космос” и по 20-30 спутников, перестало получать государственные заказы. Осталось только производство стиральных машин “Сибирь”. Продать их, впрочем, почти невозможно. В конце 90-х ими выдавали “зарплату” работникам, теперь, когда рынок заполонили “автоматы”, допотопными машинками мало кто интересуется. Довольно долго предприятие держалось на плаву — благодаря Ильину. Он придумал запускать американские и швейцарские спутники чисто по-русски — “на халяву”, попутно. “Полет” стал изготовлять кронштейны к ракетам “Космос”, на которые желающие могли “цеплять” свои спутники для запуска в безвоздушное пространство.
Впрочем, это была лишь малая часть реализации проекта “Коскон”, разработанного Ильиным в ответ на американскую программу “Звездных войн”. Цель его — создание глобальной космической информационной системы: низкоорбитальная спутниковая сеть покрывает земной шар и передает информацию “от каждого — к каждому”, независимо от местонахождения объектов. Увеличивается скорость обмена информацией и значительно удешевляется стоимость ее доставки, поскольку нет посредников в виде министерств и государств.
В конце октября 1996 года в Женеве состоялся первый форум по глобальным телекоммуникациям. На нем присутствовали представители 130 стран в ранге министров связи. Ильин, генеральный конструктор Омского завода, но отнюдь не министр, — сидел в президиуме, где место стоило... 100 тысяч долларов. Попал он туда бесплатно, в обход российского министерства связи, сумев убедить напрямую оргкомитет. Единственным “неамериканским” проектом, представленным на форуме, был российско-американский проект “Коскон-Файсат”. Спутник, изготовленный и запущенный совместным предприятием, весил всего 100 килограммов, а не 2,5 тонны, как обычный.
После Женевы Ильину пришлось убеждать госдепартамент США, а заодно лично генерала Джеймса Абрахамсона, руководителя программы “Звездных войн”, в том, что проект необходим обеим странам. С Абрахамсоном, между прочим, установилось полное взаимопонимание, только по одному вопросу слегка поспорили. Ильин увидел рисунки жены Джеймса и попросил на память один — портрет их внучки. “Генеральша” уперлась — любой другой, но не этот, любимый. Ильин не обиделся: у него богатый опыт общения со слабым полом. Жена-коллега, с которой вместе учились в старейшем Сибирском университете, Томском, и две дочери, обожающие отца, что, впрочем, не мешает им настаивать на своем. Недавно слабого полу прибыло: появилась на свет внучка, названная в честь деда Сашенькой. Еще и года нет, а уже тезку за нос хватает.
И все же, со Вселенной Ильину управляться проще, чем с женщинами. В 1998 году на втором Российско-Американском симпозиуме в Гарварде проект был включен в реестр, обеспечивающий получение страховки от американской страховой компании “ОPIC” при получении инвестиций. Одного не учел “советский доктор”: в России наступала пора не космических полетов, а космических “наваров”. С “Полета” при помощи Нейдера Моданло, президента американской фирмы FAI, “улетело” четыре ракеты “Космос”, за каждую из которых государство должно было получить около 20 миллионов долларов. Большая часть денег “растворилась во вселенной” — так же, как и ракеты, что подтвердил генеральный директор Российского авиационно-космического агентства Юрий Коптев. Александр Иванович начал было разбираться в “космической” истории. Видимо, комсомольское прошлое сказалось — студентом Ильин состоял в оперативном отряде, отлавливающем “карманников”. Тогда за поимку вора полагались льготы вкупе с уважением. Видимо, карман оказался слишком обширен, а руки “карманников” чересчур “мохнаты”, только руководство родного завода стало приписывать Ильину все смертные грехи, начиная от шпионажа и заканчивая обвинением в причинении заводу ущерба на миллион долларов, причем без признаков хищения. Без особого разбирательства, на основании поддельных документов один из Омских районных судов вынес приговор. Дабы оправдаться, осужденным понадобилось около двух лет. Лишь в конце 2002-го Верховный суд РФ отменил приговор за отсутствием состава преступления, а летом 2003 года окружным судом графства Монтгомери, штат Мэриленд, вынесен обвинительный вердикт в отношении президента той самой FAI, Нейдера Моданло.
Разработку глобальной информационной системы пришлось отложить — Александру Ивановичу пришлось по крупицам добывать информацию ради спасения собственного доброго имени. Благодаря Ильину, американский партнер Моданло по совместной фирме Майкл Ахан недавно отсудил у Моданло почти 104 миллиона долларов. За что, кстати, Ильина благодарил его друг Джон Гленн, первый астронавт США.
На родине же сведения академика не нужны. Истина где-то рядом, но не в России. Доктор Ильин до сих пор безуспешно пытается привлечь к ответственности клеветников, для чего требует от правоохранительных органов разыскать российских пособников Нейдера Моданло. Ведь судьба государственных миллионов так и осталась неизвестной. Но несколько омских районных судов отказали Ильину в истребовании выписок счетов Сберегательного банка, которые бы доказали, кто же получил эти деньги. Это же не теорема, за работу над которой еще и премию дадут. Доказывать очевидное никому не хочется из-за невероятных последствий: слишком высоки степени “государственных карманников”.
Наверное, вынужденное увлечение юриспруденцией и помогло Ильину проследить ход мыслей юриста Ферма. Много времени не потребовалось — всего-то месяца два. Омские ученые склоняются к мысли, что шутник Пьер мог вполне доказать свою теорему тем же способом. Ильин сопоставил теорему Ферма с теоремой Пифагора, после чего представил переменные в виде сторон треугольника, поскольку составить его могут три произвольных числа. А соотношения их выражаются тригонометрическими функциями, известными каждому школьнику. Ильину хватило двух — синуса и косинуса. Из его решения следует, что, если оба неизвестных числа в левой части формулы — целые, то при возведении их в степень большую, чем вторая, в правой — всегда число иррациональное, то есть имеющее после запятой бесконечное количество знаков. Александр Иванович, похоже, даже расширил теорему Ферма, как прежде — теорию устойчивости. Его доказательство “работает” не только на треугольниках, но и на более сложных многоугольниках.
— Теорема попалась мне на глаза случайно, — объясняет доктор Ильин. — Я сознательно не стал знакомиться с доказательствами моих предшественников. Они окунались в то, что уже сделано, пытаясь найти изъян именно в этом. И никто не пытался вернуться на старт: к той записи на полях “Арифметики”. Наверное, в этом и была их ошибка. Мне помогло незнание — я чувствовал себя свободным, как Ферма.
Доказательство, опубликованное в нескольких российских газетах, вызвало уже бурю откликов. Ученые реагируют сдержанно: изъянов в доказательстве пока не замечено, но изучение требует кабинетного анализа, сравнения, сложных подсчетов, многоступенчатой экспертизы. Все это отложено на середину сентября, когда Александр Ильин выступит в Российской — “своей” — академии авиации и самолетостроения. Зато любители математики убеждены, что доктор технических наук — шарлатан. Впрочем, Ильин готов к натиску. Он считает, что отрицание — лишь первая ступень признания. Его “дразнят” проповедником “вечного двигателя”, а он, улыбаясь, соглашается. Потому что математические загадки — и есть вечный двигатель науки. В процессе их решения делаются тысячи открытий, причем, в разных отраслях знания. Нет ничего невозможного — есть только неизведанное, считает Александр Иванович. Он и в Бога верит как в нечто, еще им непознанное. В его кабинете много икон, но молится он редко. Лилия, личная переводчица Ильина и “по совместительству” младшая дочь, как-то потащила отца к друзьям в Монтану, где жила студенткой, выиграв по гранту полгода учебы в Америке. Норма и Флой усадили гостей в свой маленький самолетик. Экскурсия вышла невеселой — академик норовил закрыть глаза и воззвать к высшим силам. Человек, запускающий спутники, боится высоты. Пожалуй, единственное открытие, способное его удивить — разгадка структуры гравитационного поля.
— Представляете, если бы человечество избавилось от силы притяжения! — мечтает Александр Иванович.
Судя по блеску в глазах академика — не такая уж неразрешимая задача.
Добавить комментарий