Это было написано давно, лет 8 назад, на волне ностальгии — ещё легкой, не болезненной. Тогда казалось, что в Крым всегда можно успеть, если не в этом году, то в следующем. Улетая в другие места, к другому морю, я всегда смотрела в иллюминатор на проплывающие внизу очертания полуострова, похожие на распластавшегося зелёного ската, и думала "куда же это я?"
А зелёный скат потихоньку отдалялся, становился всё прозрачней, закрывался облаками и исчезал...
Всё хорошо, и море уже было, но только как подумаю, что вот прямо сейчас поезд проезжает Орёл…
Есть что-то особенное в этой дороге, почему-то прямо с покупки билетов начинается нечто, чему нет названия — предвкушение? Чемоданы в метро, вокзальная беготня, замороченность всё той же мыслью: «что мы забыли?», другие звуки, другие запахи, другие лица. И, начиная с первого мягкого толчка вагона — поехали! — пальцами по краешку купейного столика в такт стуку вагонных колёс:
не мо-жет быть,
не мо-жет быть,
не мо-жет быть …
В Орле продают землянику — пёструю, мелкую, невероятно дешёвую. Загорелые лица, пёстрые платки. Уже юг. Где-то в привокзальном сквере памятник Тургеневу, где он с ружьём и собакой. Каждый раз пытаюсь увидеть и не успеваю, только когда проедет мимо окон здание вокзала, потом столбы, провода, мелькнёт что-то среди коротких кустов акаций, но тут же закрывается лениво вползающей в заоконный пейзаж пригородной электричкой. Зачем мне этот Тургенев? Да сама не знаю, ни зачем.
Потом Курск — малосольные огурчики, какие-то ужасные в своей усатости и пучеглазости раки с безнадёжно свешенными с подносов клешнями, незнакомое пиво и шоколад.
И уже совсем скоро – Белгород: разметанные по розовому небу почеркушки перистых облаков, белеющий в сумерках каменистый склон у самой дороги со светлой осыпью рыхлых камней – Бел-город.
А ночью Харьков — голубая подсветка вокзальной башни, таможня, ожидание, открытые окна и развевающиеся от лёгкого ветра синие занавески в вагонном коридоре.
Короткая ночь, тёмная степь, и на рассвете за окном уже тянутся солончаки.
Пусто, ровно, какая-то тёмная трава торчит куцыми хвостами и соль — наледями, розоватыми от солнца с бурыми разводами по краям.
Так и тянется километр за километром, ровно и пусто до самого горизонта, пролетают иногда птицы, а больше ничего нет.
И вдруг – синяя вода, мостки, сошки с навешенной снастью, лодка, каменистый берег и наверху – одинокий дом с двускатной крышей, такой неухоженный, что не поймёшь, жилой он или нет.
На склоне надпись, выложенная белыми камнями - «слава героям Сиваша». Каким героям? Какая слава? может, эту надпись и видно-то только с поезда, а для живущих на берегу это просто ряды белых камней, вросших в почву. Земля там, наверное, твёрдая от соли да ещё стиснутая корнями низкорослой жесткой травы.
А потом всё меняется, только тогда и понимаешь, как далеко уехали — всё вокруг будто сделано под другой рост — и дома, и изгороди и деревья, и время здесь тянется иначе, будто в минуте больше секунд, да и секунды длиннее.
Поезд сонно застывает и наступает особенная, уютная тишина южного утра. Джанкой.
Лимонно-жёлтый свет на белёных стенах домов, розовые мальвы в палисадниках, солнечные блики сквозь кружевную листву тонкого кривого дерева, в садах блестящая красная черешня в тёмно-зелёных кронах, голубая тень от поезда на низком, выбеленном солнцем перроне. Уже скоро, совсем скоро…
Вдоль дороги невысокие деревья с плоскими кронами, за ними – степь.
Впереди, у самого горизонта тонкая полоса синих облаков, похожих на горы.
В Симферополе на площади знакомая автобусная толчея, вокзал, похожий на театральную декорацию. Взгляд выискивает во внутреннем дворике всё тот же архитектурный казус – чашу маленького фонтана с гипсовыми голубями. Есть? Хорошо, значит – приехали.
В автобусе легкомысленная скороговорка незнакомого радио.
Первые привокзальные улицы, затенённые высокими платанами. Поблёкшие ампирные дома, от которых разит белогвардейщиной, бегством, безвозвратностью.
Посёлки, предгорья... Перевал!
И каждый раз, не различая границы между голубым и голубым, я не могу угадать, что уже — море.
Добавить комментарий