Окончание. Начало в №1 (1-15 января 2014 г.)
Турчаниновы принимали гостей по-русски. С пирогами, чаем, вишневым и яблочным вареньем из старых припасов Надежды Антоновны. Однако в словах и жестах хозяев и гостей чувствовались какая-то скованность и недоговоренность.
Иван Васильевич пил уже третью чашку чая молча, изрядно потея, сопя и почти не притрагиваясь к угощеньям. Его бывший заместитель подполковник Джозеф Скотт, высокий, худощавый и немного нескладный в движениях, которого за внешнее сходство за глаза называли «наш Линкольн», то и дело нервно теребил свою треугольную бородку и тоже молчал. Капитан Вильям Куртис курил сигару и пытался сохранить непринужденность. Один только Алеша Смирнов, был, как всегда улыбчив. В свои 25 лет он еще сумел сохранить наивное представление, что жизнь прекрасна, даже если это жизнь на войне. Смирнов был единственным русским в полку и после ухода Турчанинова в бригаду радовался каждой редкой возможности вновь пообщаться с земляком-командиром.
Надежда Антоновна, чтобы заполнить как-то паузу, решила перевести разговор на нейтральную тему:
— Джентльмены, если мистер Турчин не против, я бы хотела показать его новые рисунки, сделанные уже здесь благодаря вынужденному отпуску.
Турчанинов пожал плечами с нарочитым равнодушием.
Надежда принесла папку карандашных рисунков, среди которых были сцены рукопашных стычек, полковые будни, портреты однополчан, освобожденных рабов, пейзажи северной Алабамы.
Капитан Куртис, посмотрев рисунки, заметил по-французски:
— Мадам Турчин, я не устаю удивляться талантам вашего супруга. В гражданской жизни он мог бы зарабатывать не только игрой на скрипке, но и собирать кассу на выставках...
Турчанинов попробовал изобразить роль ревнивца:
— Вильям, и почему вы все время обращаетесь к моей супруге по-французски.
— Потому, командир, — учтиво заметил Куртис, — что она говорит на языке галлов так же изысканно, как в моем детстве говорила моя матушка, уроженка Шампани. Не лишайте меня удовольствия слышать голос моей прекрасной прародины.
Куртис начал было говорить о том, что недавно он с восторгом прочел написанную мадам Турчиной по-французски повесть для парижского журнала, но Надежда перебила его, найдя, что такое внимание к ее персоне сейчас неуместно. Ее все более беспокоила мрачность мужа, напоминавшая затишье перед бурей. Поэтому, когда офицеры наперебой стали просить ее спеть, она согласилась только при условии, что Иван Васильевич саккомпанирует ей. Она поднялась из-за стола, чтобы принести из шкафа футляр со скрипкой, но Турчанинов остановил ее взглядом.
— В другой раз, Наденька. Право, джентльмены, мне сейчас не до концертов.
Он тяжело улыбнулся:
— Вот дадут отставку, пойду в уличные музыканты. А еще лучше — буду выступать на благотворительных балах и собирать деньги на нужды армии.
— Бросьте так шутить, полковник, — заметил Скотт. Офицеры переглянулись, понимая, что в его словах была совсем небольшая доля шутки.
— Представить себе не могу, что наша армия может так разбрасываться боевыми командирами. Да еще выпускниками академии одного из лучших генштабов в Европе, — Алексей Смирнов в сердцах скомкал лежащую на коленях салфетку и бросил ее на стол. — Впереди наступление, а у нас в частях не так уж много офицеров, которые хотят драться, а не торговаться с южанами и плести интриги...
Алексей снова схватил злополучную салфетку и принялся теребить ее в руках:
— Простите мою горячность, но я решительно не понимаю: куда смотрит военный министр?! А президент Линкольн? Ведь он лично знает Ивана Васильевича еще по Чикаго и кампании в республиканской партии. Я слышал, что тогда, после победы на выборах, все получили теплые места. Один только мистер Турчин отказался напомнить о себе. Но ведь здесь другой случай! Неужели президент не может ударить кулаком по столу.
— Алеша, — строго сказал Турчанинов по-русски, — не забывай, что судьи — не холопы, а президент — не царь, который волен любого казнить и миловать. Есть суд, есть закон!
— Извините, джентльмены, — добавил Турчанинов уже по-английски, переведя офицерам смысл своей реплики.
Но подполковник Скотт, по-линкольновски приосанившись, решительно вскинул голову:
— А я вот согласен с мистером Смирновым. Конечно, есть суд, есть закон. Но разве может президент, который ранее имел возможность лично удостовериться в ваших качествах, смотреть, как кучка рабовладельцев расправляется с боевым офицером. И еще не поздно было бы поехать в Вашингтон, попасть на прием в Белый дом или к военному министру...
Надежда потупилась, как будто Джозеф прочел ее мысли.
— Но мой муж полагает, что...
Турчанинова замешкалась, но подполковник Скотт учтиво подал ей фразу, словно руку при переходе через опасное место:
— ...Полагает, что это не совсем уместно. И, конечно, он по-своему прав. Но сейчас война, и разве не правы французы, когда напоминают нам, что a la guerre come a la guerre. Не так ли месье Куртис?
— Именно так, — кивнул Куртис, восприняв эту фразу как сигнал своего старшего товарища.
Он набрал побольше воздуха и обратился к Турчанинову с полной официальностью:
— Сэр, офицерское собрание полка считает должным уведомить вас, что мы не намерены ждать, что там решат в Вашингтоне.
Скотт и Смирнов кивнули в знак согласия, и капитан продолжил, словно, заговорщик, перейдя на полушепот:
— Как вам известно, некоторые офицеры уже подали рапорта о своей отставке. Правда, полковой капеллан Август Конант заявил, что такие действия только усилят в армии Огайо позиции сторонников рабства. И это как раз тот случай, когда даже я, католик, согласен с мнением протестантского пастыря.
Куртис позволил себе улыбнуться, но Турчанинов не оценил этой шутки. Он только мрачнел и барабанил пальцами по столу.
Однако капитан, даже зная взрывной нрав своего командира, решил идти до конца.
— И это не только мое мнение. Сегодня на офицерском собрании полка было принято решение подать петицию и потребовать смены состава суда. И уверяю вас, что полк не двинется с места и не покинет пределы гарнизона, пока не будут заменены присяжные военного суда.
— Но это же бунт! — взорвался Турчанинов. — Я не допущу этого, даже если мне будут грозить кандалами!
Он решительно поднялся, но шум за окном не дал ему договорить. На улице послышалось фырканье разгоряченных коней, обрывки каких-то команд, лязганье оружия, а потом не громкий, но настойчивый стук в дверь.
Мужчины вскочили со своих мест и схватились за оружие.
Турчанинов жестом остановил их и сам решительно шагнул к двери.
Через несколько секунд на пороге стоял офицер связи лейтенант Бэрроу.
— Сэр, я прибыл по приказу командира дивизии генерала Митчелла, — молодцевато козырнул он полковнику и передал увесистый пакет, в котором, пожалуй, могла бы уместиться вся штабная переписка за неделю.
Турчанинов недоверчиво осмотрел плотный серый пакет. Потом сходил в гостиную за перочинным ножом, аккуратно разрезал края бумаги, приготовившись, что сейчас ему придется изучать какие-то новые документы своего дела. Увы, содержимое пакета еще больше обескуражило его. Внутри лежали свежие газеты: National Republican, New York Gerald, Chicago Tribune.
Недоумевающий Турчанинов, удивленно глянул на офицера связи:
— Как это понимать?
На лице запыхавшегося лейтенанта сияла улыбка, по которой можно было догадаться, что он сам уже был в курсе газетных новостей.
— Вот чуть коня не загубил, спешил. Генерал приказал мне доставить их срочно: хоть днем, хоть ночью. Даже дал двух солдат для охраны. В лесу у реки, мы попали в засаду южан, но отбились, — гордо заметил лейтенант, кивнул на открытую дверь, за которой, в десяти шагах, не спешиваясь, гарцевали в седлах два кавалериста. В облике их чувствовалась какая-то пьяная веселость людей, которым недавно пришлось поиграть со смертью.
Турчанинов передал гостям несколько газет, сам глянул на первую страницу National Republican, где красным карандашом размашисто был обведен один абзац текста:
«В списке офицеров, которым вчера Сенат утвердил звание бригадного генерала, мы находим имя полковника Турчина, доблестного героя, сражающегося на Западе вместе с генералом Митчеллом...»
...Когда офицеры полка уже затемно покидали дом Турчаниновых, распив раздобытую по такому случаю в ближайшем салуне Хантсвилла бутылку виски, Иван Васильевич горячо пожал каждому руку, а затем снова с командирской строгостью повторил:
— Джентльмены, надеюсь, мне излишне еще раз напоминать вам о необходимости сохранения дисциплины в полку и выполнении всех приказов вышестоящих начальников.
— Да, сэр, — практически хором ответили офицеры.
— Мы ждем, что наш полк будет сражаться в составе бригады генерала Турчина, — заявил Куртис, и дойдет под вашим командованием до Джорджии и Флориды.
— В составе вашей армии, — с самым серьезным выражением лица поправил подполковник Скотт.
12 августа 1862 года решением военного суда Огайской армии полковник Джон Бэзил Турчин был уволен из армии Соединенных Штатов. Русскому казаку не помогли ни личные симпатии председателя суда Гарфилда, ни заступничество в Вашингтоне губернатора Иллинойса, ни благосклонность военного министра, ни даже личные симпатии самого президента. Правда, суд вынужден был признать невиновность Турчина по всем пунктам обвинения, кроме одного — невыполнение приказов (disobedience of the orders). Некоторые из антифеминистски настроенных судей, так и не смогли простить полковнику, что его жена миссис Надин Турчин, вопреки распоряжению генерала Бьюэлла об удалении женщин из частей действующей армии, работала в лазарете.
Однако обвинительный вердикт все равно обернулся для Турчанинова триумфом. Когда поезд, на котором уезжал бывший комбриг, покидал Хантсвилл, расквартированные неподалеку две роты 19-го полка перекрыли железнодорожные пути и остановили состав, чтобы попрощаться со своим командиром. Со слезами на глазах солдаты пели сочиненную в полку песню Turchin’s got your Mule, нехитрый смысл которой сводился к тому, что вот пришел генерал Турчин, и плантатор потерял не только своего мула, но и своих бывших рабов.
А уже 16 августа Чикаго с восторгом встречал своего героя. Ранним утром на вокзале выстроился духовой оркестр, сотни человек спешили обнять героя, пожать ему руку, женщины дарили цветы. Субботний выпуск Chicago Tribune открывался приветствием: Welcome to General Turchin...
Осенью 1862 года Турчанинов смог снова вернуться в действующую армию. Он снова командовал бригадой, в кампании 1863 года прославился в битвах при Чикамоге и Чаттануге, при штурме Миссионерского хребта. В американской военной истории один из подвигов солдат Турчанинова даже получит название: «Турчинская атака в тылу врага».
Кроме того, генерал Турчин проявил себя и как военный теоретик. Его наставления, такие, как «Обучение бригады», позднее вошли в военный устав армии Соединенных Штатов. К сожалению, летом 1864 года, уже во время успешных боев в Джорджии, на пике своей военной карьеры, генерал после тяжелого сердечного приступа вынужден был оставить военную службу.
Гражданская карьера Турчанинова сложилась менее удачно. В Чикаго он выпускал военный журнал «Милитэри рамблс» (Military Rambles), работал инженером, пробовал вести бизнес, как человек известный и уважаемый занимался благотворительностью. Например, вместе с женой помог обустроиться сотням семей польских эмигрантов и даже создать для них своего рода городок-колонию Радом.
Позднее, когда в России уже полным ходом шли демократические реформы, Иван Васильевич написал прошение на имя императора с просьбой разрешить вернуться на Родину. Но получил отказ. Царь-реформатор Александр Второй и его советник в турчаниновском вопросе канцлер империи Александр Горчаков оказались слишком злопамятны. А может, слишком осторожными, не пустив бунтаря и вольнодумца обратно домой. Впрочем, возможно, что по-своему они были правы.
Интересно представить, кем бы мог еще стать Иван Васильевич Турчанинов, вернувшись в Россию... Может быть, крупным военным теоретиком, профессором академии Генштаба? Или общественным деятелем, например, проводником земской реформы, цель которой как раз и была в том, чтобы взлелеять в России ростки гражданского общества? Или, наконец, как человек горячий, бескомпромиссный, нетерпимый к любой несправедливости, Турчанинов, по примеру народовольцев, ушел бы «в народ» и закончил свою жизнь на каторге или в ссылке?
На эти вопросы мы уже никогда не получим ответа. Судьба распорядилась по-своему. Герой войны за сохранение Союза и освобождение рабов прожил долгую жизнь и в начале XX века был похоронен вместе с женой на военном кладбище в Маунт-сити (Иллинойс). За их могилой до сих пор ухаживает американское государство. Ведь для Америки Джон Бэзил Турчин был и остается героем. Остается американским генералом русского происхождения. Кстати, единственным в военной истории США. Во всяком случае — пока.
Добавить комментарий