Новый преподаватель оказался оригиналом. Представившись, он достал две лазерные указки и посветил одной из них на потолок.
— Какого цвета пятно?
— Зеленого.
Юра поменял указки.
— А это?
— Красного.
— Хорошо. А теперь представьте: среди вас человек, который с рождения видит красный цвет зеленым, а зеленый красным. Знает ли он об этом?
Аудитория оживилась: вот так философия!
— Конечно, знает, — с недоумением сказала отличница Ира. — Он же цвета путает!
— Вы так считаете? — Юра опять посветил указкой. — Это зеленый, да? Допустим, я вижу его красным. Но мне с детства твердили, что это зеленый, именно так я и отвечу, если спросят.
Задумались.
— Наверняка есть какой-нибудь тест.
— Кто найдет — получит зачет.
— И реферат можно не писать?
— Можно, — подтвердил Юра. Студенты завелись: фитнесс для ума, загадка, о которой после пары можно забыть. Сейчас посыпятся знакомые аргументы.
А вдруг эти ребята придумают что-то новое?
— Так вы не шутили? — спросила Ира после семинара. Душа отличницы не могла смириться с тем, что ей не дали ответа.
— Не шутил. Представьте, я вижу небо голубым, а вы — коричневым, — подначил Юра.
— И мы этого не узнаем?
Он улыбнулся.
— Может, вы найдете способ.
Ее цвета были тихими, а линии плавными, приятными глазу. Когда Ирина вышла, стол потемнел, его края дрогнули и поплыли. Пол качнулся, и Юра, чтобы не упасть, сел, уставившись в щербатую паркетину. Головокружение постепенно прошло, все стало привычным, тусклым, унылым. Что же ты, поговорил бы подольше...
Он поднялся — вроде ничего, идти можно. Нащупал в кармане ламинированную карточку: «Меня зовут Юрий Скворцов. Если обнаружите меня без сознания, позвоните, пожалуйста, по следующим телефонам...».Вспомнился последний случай в метро. Грохот приближающегося поезда: слишком сильный, с необычными тонами. Свод тоннеля растянулся, как резиновый, из него выкатился нелепых пропорций вагон, словно раздутый, и все раздувающий возле себя: рельсы, платформу, людей на ней. Надо было бежать со всех ног, но Юра застыл, завороженный зрелищем. Состав остановился, двери разъехались, и на платформу ступило человекообразное существо в окружении уродцев — чем ближе к нему, тем уродливее. Ужаснее всего было то, что возможность человека в нем еще виделась — как в издевательской, но точной пародии угадывается оригинал. Юра, сотрясаемый рвотой, упал на колени. Окружающие брезгливо посторонились; существо, заметив необычное, посмотрело в ту сторону. Можно было еще спастись, но он не удержался: поднял взгляд, увидел лицо существа, и отключился.
«В метро ни ногой, — решил Юра, — по крайней мере, сейчас».
Открыв дверь, огляделся — в коридоре пусто, студенты разошлись. Свои ему не страшны — в этом уже убедился, — но вот другие... кто знает?
«Только чудовища, — подумал он, — и ни одной красавицы».
Досадуя на это, Юра двинулся к боковой лестнице.
— Мама, — закричал он с порога, — было весело! Они, конечно, не верили!
Зашел на кухню, поцеловал мать. Она прятала глаза — похоже, снова плакала.
— Так, — бодро сказал Юра, — что тут у нас? Курица?
Подавив тошноту, ковырнул мясо, похожее на баклажан: привет от соседа в лифте. Надо было пешком подниматься, теперь вот жди, пока выветрятся чужие цвета.
— Юра, — в голосе матери упрек и просьба, — звонил Олег. Он сказал, ты не ходишь на процедуры.
Ну, вот опять.
— Они мне не нужны.
— Не нужны? У тебя же недавно был приступ, ты забыл?
— Приступ чего?
Мать осеклась.
— Твоей болезни, — тихо сказала она.
Юра встал из-за стола.
— Я не болен, мама. Меня четверть века лечат неизвестно от чего, может, хватит уже?
У себя в комнате взялся за ежедневное — составление палитры. Дело не шло: переживал из-за ссоры. Пролистал записи с описанием инцидентов: дата, условия, краткая характеристика видения, эмоциональная реакция. Альбом с рисунками — бестиарий, составленный за многие годы, это уже для себя. Существо из метро еще не закончил, хотел все отразить в деталях. Наткнулся на профиль Олега, один из ранних. «Что это за гоблин? — вспомнилась ему реакция брата на первую, еще неумелую зарисовку. Он звонил издалека, и голос его звучал нормально, без липкого чавканья. — Ты шутишь?» — «Если бы. Это то, как я тебя вижу. Можешь, конечно, не верить...». Помолчав, Олег спросил с едва слышимым холодком: «Ну, а сам как думаешь, в чем причина? Ведь никто, кроме тебя, не видит этого, а?»
Возможно, теперь Юра знал ответ. Но объяснить другим оказалось сложнее, чем понять самому.
«Вы в самом деле так считаете? — недоуменно спросил врач, выслушав его идею. — Полагаете, каждый человек воспринимает мир по-своему, со своими цветами, формами, звуками?»
«Вероятно, да. Вот здесь доказана принципиальная возможность...».
Юра протянул раскрытую книгу с выделенными абзацами. Врач бросил на нее скептический взгляд, посмотрел автора и вздохнул: «Остроумно, конечно, но философия — не мой профиль. У нас конкретная задача: избавить вас от галлюцинаций».
«А может, их нет? Представьте на минуту, что у меня происходит нечто вроде резонанса с другим человеком, и я начинаю видеть и слышать так, как он! Звучит невероятно, но предположим! Чужой мир непривычен, и поэтому кажется мне ужасным. И с братом я всегда говорю нормально, когда он далеко — вероятность резонанса падает с расстоянием...».
Врач взглянул на часы.
«Давайте обсудим это позже, ладно? Если у вас будет желание».
Юра закрыл альбом, поднялся и вышел из комнаты. Мать сидела на кухне, перебирала фотографии.
— Извини, — сказал он, — я понимаю, ты волнуешься за меня. Я позвоню Олегу.
Она грустно улыбнулась.
— Знаешь, о чем я мечтаю? Видеть вас обоих, чтобы вы были вместе, чтобы могли поговорить друг с другом. Хочу поболтать с вами, посмотреть, как вы общаетесь...
Юра сел рядом.
— Я тоже этого хочу, мама. Поверь мне, очень хочу.
Преподаватель у доски — что артист на сцене. Ему нужно внимание публики, ее эмоции. Он хочет остаться в умах надолго после звонка.
— ... Не только цвета, — говорил Юра, — с восприятием формы тоже не все однозначно. Представьте, что я залез к вам в голову и смотрю вашими глазами. Вот круг, — он достал монету, — возможно, теперь вижу его как овал.
— Почему?
— Мозг человека анизотропен, поэтому разумно предположить, что у наблюдаемой нами картинки масштабы по горизонтали и вертикали различны, — объяснял он. — Если отношение масштабов индивидуально, ваш круг будет для меня овалом.
— И это нельзя проверить?
— Нельзя, — подтвердил Юра.
Ирина не спорила, другие еще пытались.
— ... Со звуками та же история, — он вываливал на них все. — Возможно, ваша речь для другого будет скороговоркой или протяжным пением...
По привычке Юра ходил вдоль доски — так было легче развивать мысль. Когда он приближался к Ирине, цвета вокруг смягчались, становились тише. Иногда, увлеченный лекцией, Юра не замечал изменений — и вдруг, словно проснувшись, видел себя стоящим напротив девушки.
— Так на чем мы остановились? — спрашивал он.
Она всегда отвечала.
«Есть ли толк во всем этом? — думал Юра после занятий, в очередной раз удержавшись от того, чтобы превратить лекцию в рассказ о своей жизни. — Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы они поверили тебе? Наверное, поверят, а что дальше? Это ведь не избавит тебя от чудовищ».
По крайней мере, я буду знать, что не совсем сумасшедший. За путешествие по чужим мирам не жалко и заплатить: знать бы только, что не копаешься в собственной больной голове. «Может, — усмехнулся он, — когда-нибудь я составлю путеводитель по интересным местам. Или, точнее, по интересным людям».
— Юрий Николаевич!
Снова Ира — было видно, что ей немного не по себе. Она достала из сумочки разноцветные кружки и разложила их на столе.
— Выберите зеленый, — попросила она.
Он мог ее обмануть, но ему не хотелось. Юра сложил кружки в стопку и протянул их назад.
— А вы молодец, — улыбнулся он, — раскусили меня.
— Я поняла, когда вы говорили про время, — начала Ира, волнуясь. — Был такой случай — одному мужчине казалось, что все вокруг убыстряется, а потом у него нашли... ну, такую болезнь...
— Опухоль, — подсказал он, — тот человек вскоре умер.
Лицо девушки застыло.
— Я не болен, — мягко сказал Юра, — во всяком случае, в обычном смысле.
Дверь в аудиторию начала растягиваться, паркетный пол потянулся за ней. Ряд плафонов на потолке, словно резиновый, согнулся дугой. Ирина ничего не замечала, хотя парта рядом с ней уже пошла волной.
— Подождите меня в коридоре, — прохрипел Юра.
В дверях показался великан на коротких ножках с непропорционально большой — как у младенца — головой. Руки с пальцами, похожими на морковки, спускались до распухших колен. Нос торчал огурцом на лице цвета сливы.
— Ну, как ты? — прочавкал великан.
— Бывало и хуже.
— Если тебе тяжело меня видеть, я уйду. Поговорим по телефону.
— Не надо. Мне полезно... потренироваться.
Олег присел на парту — на миг показалось, что та сейчас треснет.
— Я думал о том, что ты сказал — начал он, — знаешь, это странно...
Когда Юра не смотрел на него, было легче. «Ну же, — приказал он себе, — это просто иной взгляд, ничего больше!»
— Ты считаешь, что смотришь глазами другого человека, если он близко? Залезаешь в чужую голову?
— Вернее, лезут в мою.
— Это бред.
— Это самое разумное объяснение того, что со мной происходит.
Олег развел руками, похожими на клешни: что за упрямец!
— Ладно, допустим, ты прав. И что тогда делать?
Ближе к выходу стало легче — наверное, Ира стояла недалеко. Юра отступил еще на шаг, теперь находясь в зоне ее влияния. На границе между мирами все было зыбким, переменчивым, рисунок на доске хотел превратиться в мультик. Великан виднелся, словно сквозь дымку.
«Неужели так просто? — мелькнула мысль. — Не может такого быть!»
— Подойди ко мне, — сказал Юра, прислонившись к двери, — остановись вон там, у доски.
— Что?
— Ко мне, Олег! Ты плохо слышишь?
«Только бы она не ушла! Пожалуйста, подожди еще, ладно?»
— Уверен? Тебе не станет хуже?
— Давай уже!
Великан двинулся к нему. Если я ошибся, упаду в обморок, подумал Юра. Он закрыл глаза и услышал, как тяжелая поступь брата обратилась в сумбурное шарканье, из которого родился обычный человеческий шаг.
— И что теперь?
Звонкий голос с материнскими нотками.
Перед ним стоял молодой человек — высокий, светловолосый, знакомый по фотографиям, и которого он никогда еще не видел воочию. Цвета Ирины добавили брату спокойных тонов — словно его нарисовали акварельными красками. Прямой нос, тонкие губы, подбородок вперед; на лице — беспокойство. Странно было смотреть на брата чужими глазами. «Ладно, пусть так, — согласился он, чувствуя в горле комок, — пусть хотя бы так».
— Ты... ты что? — растерянно пробормотал Олег. — Ты плачешь? Тебе плохо?
— Здравствуй, брат, — сказал Юра, — здравствуй, родной. Мне хорошо, теперь я вижу тебя.
Он держал букет ярких угловатых роз. Когда появилась Ирина, краски побледнели, стали нежнее. Острые углы сгладились.
— Юрий Николаевич? — Растерялась она. — Вы... вы кого-то ждете?
— Теперь просто Юра.
Любуясь ее удивлением, он пояснил:
— Я уволился, философия мне надоела.
— Правда? А как же все эти истории — про цвета... и про другое? Было так интересно!
— Я знаю. — Юра протянул букет, она машинально взяла. — Но у меня есть еще, гораздо лучше! Хочешь послушать?
Ира взглянула на букет, на Юру — и улыбнулась.
— Хочу, — сказала она.
— Тогда пойдем!
Он взял у нее сумку с учебниками, а она взяла его под руку. Они медленно пошли по дорожке; студенты, обгоняя их, оглядывались.
— Так, но с чего же начать, какими словами? — подумал он вслух, чувствуя себя необычайно легко. Хотелось вертеть головой, чтобы видеть все сразу. — Да все равно, начнем, пожалуй, так: с детства я не понимал, что такое цвет...
Добавить комментарий