На вопросы журнала отвечает адвокат Марк Котлярский
Про Америку иногда говорят (и не без основания), что она - страна стряпчих. Действительно, юриспруденция США монументальна, как пирамида Хеопса. Но что означает эта система для простых граждан, которые судятся между собой, отстаивая свои права, свободы и привилегии, хотят наказать тех, кто совершил против них преступление, причинил им моральный или материальный ущерб? Горькая правда состоит в том, что отстоять свою правоту чаще всего удается только при наличии больших денег. Адвокаты, по самому смыслу своей профессии обязанные помогать гражданам, оказавшимся в трудном положении, слишком часто смотрят на клиента равнодушными и алчными глазами. Если же адвокатские услуги вам не по карману, вы либо вовсе остаетесь без защиты, либо соглашаетесь на бесплатного общественного адвоката, который дружит с прокурором и судьей и, даже захотев, вряд ли сможет облегчить вашу участь.
Однако не все адвокаты жируют на человеческом горе. Встречаются специалисты, не просто знающие и уважающие закон, но сохраняющие верность его духу. Один из них - вашингтонский адвокат Марк Котлярский. У него необычная и интересная судьба. Как адвокат он начал формироваться еще в СССР, когда отстаивал свои право на работу и место жительства, боролся против дискриминации, а потом и за право свободной эмиграции. Еще там он понял, каково быть бесправным, преследуемым, беззащитным. Там сложились и его нравственные представления, которыми он руководствовался во всей своей последующей карьере юриста. Но юристом он стал не сразу. Защитив докторскую диссертацию по математике в одном из престижных высших учебных заведений Америки, университете Джонса Гопкинса, он пошел учиться вновь, на этот раз - на адвоката.
Вот всё, что я знал о нем, когда просил Марка рассказать о себе.
- Что ж, я родился в Киеве. В 1969 году поступил на механико-математический факультет Московского государственного университета, который окончил в 1974 году.
- Но ведь туда, кажется, евреев не брали?
- В 1969 году еще брали, а вот в 1970 году брать перестали. Когда я поступал в 1969 году, я набрал 14 баллов (две пятерки и четверка). Тогда из 600 принятых на мехмат студентов около 100 были евреями. В 1970 году, из 600 зачисленных, - евреев было только трое (не считая 5-6 участников международных математических олимпиад, которым не могли отказать).
- Почему же изменился климат на факультете?
- В 1969 году, когда я поступал, деканом был Николай Владимирович Ефимов, очень дружелюбный человек, женатый на еврейке. Но в 1970-м году он ушел, и деканом назначили Андрея Борисовича Шидловского. Этот был большим деятелем КПСС.
- А как технически срезали евреев на экзаменах?
- У председателя комиссии по устному экзамену по математике был список вопросов на засыпку. Вы же понимаете, что даже очень одаренного 17-летнего человека можно поймать на очень нестандартном вопросе. На письменном экзамене по математике в МГУ давали 4 задачи. Оценка за каждую могла быть либо плюс, либо плюс-минус, либо минус. Тройка - это два плюса, четверка - три плюса, пятерка - четыре плюса. В 1970 году я помогал в работе приемной комиссии вместе с моим приятелем Ванькой из Белоруссии. Так вот, Ваня делал кодировку тетрадей для экзаменов. И он получил задание всех евреев кодировать специфически. Я не помню точно, как эта кодировка была устроена. Кажется, код евреев должен был начинаться с цифры три. Все письменные работы с этой кодировкой шли к двум проверяльщикам, и те всем ставили двойки или тройки. В 1970 году 30 человек получили на письменном экзамене по математике по 15 баллов, около 250 - по 14, и очень много - по 13. Так вот, из тех, кто получил по 13 баллов, не приняли ни одного еврея.
- А куда вас распределили после окончания?
- Мне не дали никакого распределения. Спросили меня, соглашусь ли я на свободный диплом, я ответил, что нет. В Москве у меня не было прописки, в Киеве найти работу было практически невозможно, да и жить было негде. В одной комнате в 20 квадратных метров жили мама, сестра и я. Через какое-то время МГУ предложил мне место преподавателя математики в астраханском рыбном институте, потом в каком-то норильском институте. Но и из этих институтов пришли отказы. Из норильского института отказ пришел по почте, а устно мне позвонил какой-то их представитель и прямо сказал, что ректору института не понравилась моя фамилия.
- И что же вы сделали?
- По закону РСФСР, если вас не распределяют, вам обязаны платить стипендию. И я подал заявление в МГУ, чтобы мне платили стипендию (45 рублей в месяц). Но мне отказали. Моя борьба за стипендию и получение распределения продолжалась полтора года. Я решил подать в суд на МГУ. Тут, в Америке, суд принимает любое заявление. Сверху написано Complaint (жалоба), и никто не проверяет, на кого ты подаешь, все равно принимают к рассмотрению. А там, в России, только судья принимал заявление. Суд назначил мне встречу с судьей. Судьей оказалась женщина. Мы с ней встретились, я показал документы. Она говорит: совершенно очевидно, что вам должны платить стипендию; но я, мол, подумаю. Через какое-то время приходит мне письмо: она подумала и решила отвергнуть мое дело. Я позвонил ей и спросил, как же она могла отвергнуть дело столь несомненное? И почему она называет делом то, что даже к рассмотрению не принято. Ответ прозвучал совсем странно. Оказывается, "если мы возьмем дело, так должно быть слушание, а так я могу и без слушания отвергнуть, и мне дали указание именно так и сделать...". Что называется, ни отнять, ни прибавить
- И вы смирились?
- Нет, я подал на апелляцию. Приходит мне ответ апелляционного суда на почтовой открытке с почтовым штемпелем от 8 июня 1976 года. И на открытке написано, что слушание по моему делу назначено на 6 июня. Вместе с этой открыткой в один и тот же день пришло другое письмо, что поскольку я не явился на суд 6 июня, то суд решил в пользу МГУ. Тогда я пошел в суд и сказал: смотрите, открытка с извещением о суде была послана на 2 дня позже, чем был суд. Они ответили кратко и безапелляционно: "Ничего не можем поделать, обжалованию не подлежит".
-Как же вы устроились на работу?
- О, это типично советская история. В одном НИИ, который занимался расчетом плотин, работал некий Валерий, который хотел написать кандидатскую диссертацию по бетону. Собственно, диссертацию он уже написал, но никак не мог туда вставить ни одной формулы, потому что в математике ничего не понимал. Ему подсказали: найди себе математика, заплати ему 300 рублей, и он вставит необходимые формулы. Но Валерий решил и на этом сэкономить. Ведь легче нанять на работу математика, который все сделает бесплатно. Мой приятель, который работал в этом институте, рассказал ему обо мне, предупредив, что я еврей. Валерий ответил ему, что начальник отдела кадров уезжает на месяц в отпуск на юг, вот тогда, мол, мы его (то есть меня) и оформим на работу. Так я был принят на должность младшего научного сотрудника в институт плотин. Когда я пришел к этому Валерию, тот показал свою диссертацию и спросил, закончу ли я ее за год. Я подумал, что закончу ее за два дня. И, действительно, я сделал всё за два дня, но на всякий случай начальству этого не сказал. Работал я там два года. Работы у него для меня больше не было, и он послал меня в библиотеку - "заниматься научными исследованиями".
- Так все время и сидели в библиотеке?
- Нет, потом они перевели меня с младшего научного сотрудника на стажера, чтобы выбить прописку в Москве. А потом послали работать в город Дубки (Дагестан), где я был "математиком" на строящейся плотине. Вся моя работа состояла в том, чтобы смотреть, чтобы уголовники друг друга не поранили сварочными аппаратами.
- Что ж, не удивительно, что вы уехали... Когда это случилось? И как сложилась ваша судьба в Америке?
- Уехал я в 1977 году. Через несколько месяцев по приезде в США поступил в аспирантуру при университете Джонса Гопкинса в Балтиморе. В 1980 году защитил докторскую диссертацию по математике. После этого преподавал в университете штата Айова и в Балтиморском университете. А в 1982 году поступил в юридическую школу Мэрилендского университета.
- Что вас к этому побудило?
- Да, знаете, я еще в Москве почувствовал вкус к этой профессии. Два года борьбы с советской системой правосудия сыграли свою роль. Я ведь сначала за распределение боролся, а потом - за право выезда.
- Решаюсь думать, что были и другие причины...
- Что ж, и это верно. Я был доцентом (assistant professor) и получал в 1982 году 16 тыс. долларов в год. Наш заведующий кафедрой раздал нам план, когда и кто сможет получить продвижение, то есть получить более высокую должность адъюнкт-профессора (associate professor, с зарплатой 35-40 тыс. долларов). Выходило, что мне этих вершин не достичь ранее 2006 года. То есть, после того, как кто-то уйдет на пенсию. Я задумался - и вспомнил о своем интересе к юриспруденции.
- А дальше?
- А дальше я окончил в 1985 году окончил юридическую школу Мэрилендского университета. Потом с 1985 по 1988 год работал в вашингтонской юридической фирме Lane & Edson, P. C., а с 1988 по 1992 год - в юридической фирме Dickstein, Shapiro & Morin. Однако я чувствовал потребность повысить свою квалификацию, и в 1991 году окончил юридическую школу Джорджтаунского университета в Вашингтоне, где специализировался по налоговой системе. С 1992 года и по настоящее время работаю в крупной вашингтонской юридической фирме Dickstein, Shapiro & Morin & Ashinsky LLP специальным советником (special councel) по налогам. У меня своя практика. Я занимаюсь авариями, производственными спорами, разводами, а иногда - и уголовными делами. Мне помогают две юристки, и еще две ассистентки (paralegal).
- Иногда создается впечатление, что американские судьи злоупотребляют своими полномочиями. Что вы думаете об этом?
- Да, такое бывает. Судьи делают, что хотят. В Montgomery County (пригород Вашингтона) был судья Кейв (Cave). Первое, что он говорил в суде: это - моя комната, мое помещение, я делаю, что хочу. А суды настолько загружены, что только на утро обычно планируется 15 коротких слушаний (motions). Был такой случай. Человек купил новую машину в представительстве компании "Форд". Он поездил на ней какое-то время, в машине что-то забарахлило, он пригнал автомобиль в мастерскую, а там ему говорят, что эта машина была в очень серьезной аварии, что у нее сломана рама, что ее сваривали, что в ней заменили большое число деталей, потом покрасили и продали как новую. Перемотали и одометр, конечно. Пострадавший подал иск на представительство, на продавца и, на всякий случай, на компанию "Форд". Но компания "Форд" никакого отношения к делу не имеет. Представитель компании "Форд" говорит этому судье: "Мы продали эту машину до того, как была авария, вот накладная-квитанция, машина была новая, когда мы продали, причем тут мы?". Судья отвечает: "Хорошо, я отвергаю иск против компании 'Форд', и заодно снимаю иск и против представительства". Встает адвокат покупателя и возмущенно спрашивает: почему? Затем встает адвокат представительства и говорит: "Судья, но мы не просили этого!". А судья отвечает: "Я уже вам объяснил, что это моя судебная комната, и я делаю, что я хочу". Случай снимается (dismissed). Потом, где-то через год, я случайно наткнулся на решение суда по этому апелляционному делу. И вот что там было сказано: "Мы хотели бы обратить внимание на то, что это уже третий такой случай, когда этот судья отверг дело. Первые два случая были также возвращены апелляционным судом на повторное слушание". Судья-самодур играется с апелляционным судом, а люди страдают. И некому его поставить на место.
- Почему американская система настолько несовершенна?
- Федеральные судьи (Верховный суд США) назначаются президентом, Сенат их утверждает, и они служат до пенсии. Но после пенсии они тоже работают. Уволить, как и президента, их могут только путем импичмента. И это бывает только в случае, когда судья, грубо говоря, проворовался. Судьи в районах (district court, районный суд; в каждом графстве несколько district courts) - назначаются губернатором штата пожизненно. К сожалению, люди, которые назначаются на эту должность, как правило, - бывшие работники прокуратуры. Я бы сказал, что 90% судей в этих судах - бывшие прокуроры, и у них соответствующая точка зрения. То, что они делают, честно говоря, не лезет ни в какие ворота. У меня был клиент, которого признали виновным в нарушении правил дорожного движения в его отсутствие (он не явился в суд). Это совершенно незаконно, в Америке никого нельзя признать виновным, если человек не пришел в суд. Я разговаривал с одним юристом, и он мне рассказал, что в Балтиморе есть судья, который не только признает виновными людей, которые не пришли в суд, но даже назначает им наказание. Хотя в законе написано черным по белому, что подзащитный должен присутствовать на слушании, и, тем более, нельзя назначать наказание, когда подзащитного нет в суде. Несмотря на это, все это делается, потому что все делается бегом, бегом, бегом... Представляете, если только в утреннее заседание (с 9 до 1 часа дня) в уголовном суде в Montgomery County будет слушаться 70-80 дел. Как судья их будет решать? Как можно решить 80 дел менее чем за четыре часа? Это невероятный бардак. То же самое и в гражданских делах. Утром - до пятидесяти гражданских дел. В основном, кто-то кому-то должен деньги. Или за одно утреннее заседание надо рассмотреть 15 автомобильных аварий. Маленькая авария - это не такое уж сложное дело, но все равно процесс занимает час, надо рассказать, какая была авария, какие были травмы, показать медицинские бумаги - все это отнимает время. Ну, как судья может решить 15 дел утром? И он начинает с того, какое дело можно перенести на другой день, а в каком деле стороны могут сами договориться. Далее. Судьи просто не слушают. Здесь, в Montgomery County, есть очень пожилой судья, и он все время засыпает во время слушанья, а процесс продолжается. Когда он засыпает, я абсолютно ни с того ни с сего встаю и говорю "Objection". Он тут же просыпается и говорит "What objection?". Вот так ведутся дела...
Судьи в следующем суде, Circuit Court (выездной суд, название circuit пошло от того, что во времена, когда он образовался, судья делал объезд мест на лошади по кругу), назначаются губернатором, а потом выбираются на 15 лет. На выборах обычно нет никакой оппозиции. Например, в этом году в Montgomery County один адвокат (хороший парень, я с ним знаком) решил найти юриста, который выдвинет свою кандидатуру в оппозицию тем судьям, которые там сейчас сидят. Мне он сказал, что он делает это не потому, что они плохие судьи, а потому, что он не согласен с системой выборов. На самом деле, всё не так просто. Он сам юрист, и с этими судьями встречается каждую неделю в суде. Он просто не хочет говорить, что вот этот судья - идиот. Но я скажу больше: там много судей попросту некомпетентных... В старые времена было правило: если адвокат вызывает свидетеля, он отвечает за то, что свидетель говорит правду. Поэтому адвокат не мог вызвать свидетеля и спросить его, что произошло, а потом перейти к другому свидетелю и сказать, что первый свидетель врал. Не было такого права. Это не давало адвокату возможности, при рассмотрении аварии, например, вызвать другую сторону. Представляете, мой клиент, попавший в автомобильную аварию, не имеет ни малейшего представления о том, как произошла авария. Он ехал на автомобиле, и его ударили. Я говорю судье: "Он не знает, как произошла авария, он вел машину, и его ударили. Если бы противоположная сторона, тот, кто его стукнул, правильно вел машину, аварии не произошло бы". Но иногда адвокат хочет продемонстрировать судье, что произошло. В старые времена этого нельзя было делать, так как ты не мог вызвать другую сторону свидетелем, потому, что если ты вызываешь его свидетелем, ты отвечаешь за правдивость его показаний. Это правило отменили в 1989 году... В 1999 году у меня был такой случай. Я вызвал другую сторону свидетелем, они дали показания, потом я вызываю свидетеля и начинаю задавать вопросы, чтобы показать, что они врут. И судья говорит мне: "Но вы не можете этого делать". А я показываю судье правила и говорю, что в правилах черным по белому говорится, что я могу это делать. Судья спрашивает: "А когда правила поменяли?". Я отвечаю: "В 1989 году". Судья отвечает: "Хорошо, их поменяли, но у меня в суде вы этого делать не можете"... А бывает и такое: судье не хочется слушать дело, ему хочется идти домой, он не слушает и говорит: "Все это не относится к делу" (everything is irrelevant). Или адвокат говорит: у меня есть вот такая теория этого дела. А судья отвечает: "А я не верю в твою версию, я не дам тебе права давать показания по твоей версии, потому что это не имеет отношению к делу". При этом он ведь даже не знает, что я собираюсь ему говорить... Еще одна уловка судей основана на правиле, согласно которому нельзя повторять свидетельства, если это вызывает бессмысленную потерю времени. С моей точки зрения нет такого понятия, как бессмысленная потеря времени. Если я вызываю кого-то давать показания, значит, есть в этом смысл, я не буду тратить свое время и время суда, и я, кроме того, не хочу настроить судью против себя. Не дают. Судья говорит: нет, вы уже сказали об этом. А сказали совершенно другое, с другой точки зрения.
- А что, в других странах система лучше?
- В системе американского обычного права (common law) многие законы нигде не записаны, и решения принимаются на основании прецедентов. В Европе - другая система, civil law, я не очень представляю, как эта система работает. В Израиле - тоже common law, но, как мне объясняли, там никто не может запретить давать показания, как в Америке. Там в гражданских делах нет суда присяжных. Я думаю, что эта система лучше. В Америке присяжные часто принимают решения, в которых нет никакого смысла. Но и судьи принимают решения, в которых нет никакого смысла. Я выигрывал дела, которые на 100 процентов должен был проиграть, и проиграл 2-3 дела, в которых мне трудно было представить, как жюри могло прийти к такому решению. У меня был такой случай. Моя клиентка попала в серьезную аварию, и у нее после этой аварии все время болит голова. И мой врач давал показания, что ее головные боли вызваны этой аварией. Врач противоположной стороны ничего не сказал по этому поводу. Но присяжные не приняли этого к сведению. После суда я спросил у членов жюри: "Почему вы назначили ей такую малую компенсацию за головные боли? Ведь она сильно пострадала!" Один из членов жюри мне объяснил: "Среди нас была женщина (а у присяжных спрашивали, есть ли у них медицинское образование, и они все ответили, что нет), которая проводит все свое свободное время, читая медицинские новости на интернете. Она абсолютно точно знает, что те головные боли, о которых идет речь, вызваны не аварией, а тем что у вашей клиентки плохое зрение". И ничего нельзя с этим сделать. На решение присяжных подать апелляцию невозможно.
... А вот еще случай. После долгого процесса присяжные никак не могли принять решения. Это было гражданское дело. В гражданском деле присяжных отпускают домой, и они возвращаются (в уголовном деле их закрывают в гостинице). И вот как-то наутро один из присяжных приносит из дому itching board (бросание 6 монет по китайской системе предсказания будущего) - для жребия! И присяжные согласились бросить жребий - и на основании этого решить исход дела. Пошла апелляция в апелляционный суд (Maryland Court of Appeals). В другом деле один присяжный принес юридический толковый словарь, присяжные посмотрели юридический термин, смысла которого не понимали, и вынесли решение с помощью этого юридического словаря. Как вы думаете, каково было решение апелляционного суда Мэриленда? Те, кто бросал жребий, сделали правильно; те, кто попытались понять суть, чтобы вынести правильное решение, и воспользовались для этого словарем, - поступили неправильно, так делать нельзя.
Добавить комментарий