«Такое уж неторопливое и непрямое дело — история; изломанная тень от верстового столба, ложащаяся на дорогу, по которой мы стремимся к закату».
Боюсь, не светят больше посмертные комплименты Уильяму Сидни Портеру, родившемуся как раз 11.09.1862, даром что последнюю четверть своей короткой жизни он подвизался в американской прозе под именем О.Генри.
Томик его рассказов — точно какой-нибудь велосипедный музей: чрезвычайно странные механизмы, невероятно старательно свинченные из нелепо изящных деталей. Самое странное — что механизмы действуют. Развивают скорость, способны преодолевать пространство. Можно прокатиться — практически бесплатно. «Тур де Франс», конечно, не выиграть, — но тут кое-что попритягательней рекордов: сама тайна движения вам явлена во всей своей железной наготе.
(Между прочим, это благороднейшая из человеческих страстей — изобретать велосипеды. Не далее как в нынешнем году запатентован еще один — инженером из Барнаула. И удостоен в Женеве большой медали).
Конструкция чем безупречней, тем безличней. О.Генри не проговорился, ни слова так называемой правды о себе не сказал, работал под псевдонимом и в маске, писал исключительно про то, чего никогда не бывает, создал целый мир буквально из ничего, из самых наивных, самых дурацких и детских наших иллюзий. Это мир, озаренный обратной стороной луны. Через несколько лет после смерти О.Генри такое освещение удалось воспроизвести — кинолучом: на экране заплясал Чарли Чаплин.
Лучший в мире святочный рассказ — «Дары волхвов»: про бедных молодоженов: он жертвует единственной своей драгоценностью — золотыми часами, — чтобы подарить ей на Рождество набор черепаховых гребней, — тем временем она, продав парикмахерше волосы, покупает ему для часов цепочку.
Биографию О.Генри тоже стилизуют под святочный рассказ: дескать, он сочинял свою литературу, чтобы маленькая дочка по имени Маргарет регулярно получала подарки от папы, далеко и надолго уехавшего по делам. А папа сидел в тюрьме за растрату чужого имущества, совершенно как Сервантес.
Сидел три года и три месяца. Зато семь лет потом — до самой смерти — как сыр в масле катался: одно время писал по рассказу в неделю — по сотне долларов за рассказ. И Маргарет, надо думать, вышла замуж не бесприданницей.
Он соблюдал определенную систему: за рассказом умилительным шел безнадежно печальный, за ним — смешной. Но все прорифмованы недоразумениями, основанными на совпадениях, и развязку ни за что не угадать. Случается непременно то, чего никто не ожидает — ни персонаж, ни вы.
Старая дева — хозяйка булочной — влюбилась в одного из постоянных клиентов — иностранца, судя по акценту; наверное, он — бедный художник: романтичная такая внешность, и никогда ничего не покупает, кроме хлебцев — самых дешевых, черствых. И вот однажды в порыве простодушной, великодушной нежности она надрезает эти самые хлебцы ножом и вкладывает в них по солидному куску свежайшего сливочного масла. Тем же вечером ее избранник врывается в булочную весь красный от злобы, топает ногами, стучит кулаками по прилавку:
— Вы мне испортиль! — кричит. — Вы нахальный старый кошка!
Он, оказывается, чертежник. Он как раз сегодня должен был представить на конкурс какой-то важный-преважный проект. Обведя карандашные линии тушью, чертежники удаляют следы карандаша черствым хлебом... Важный-преважный проект годится теперь разве только на бутерброды.
«Мисс Марта ушла в комнату позади булочной. Там она сняла свою шелковую блузку — белую в синий горошек — и надела прежнюю — бумажную, коричневого цвета. Потом взяла притиранье из айвовых семечек с бурой и вылила его в мусорный ящик за окном».
Мисс Марта — условность. Чертежник (Блюмбергер его фамилия) — другая условность. Сюжет — чистый анекдот. Слов в рассказе — тысячи полторы.
Почему, черт возьми, нам все-таки немного жаль этих выдуманных людей, которых вообще-то и не вообразить как следует? — о них сообщено так мало, не больше, чем мы знаем о самих себе...
Правда, каждый из них только и делает, что совершает какие-нибудь поступки. В рассказах О.Генри описаны сотни поступков — я думаю, больше, чем в целой «Илиаде». И у него стремительная фраза: сшивает лоскуты времени, как игла.
«Молодая девушка пересекла улицу, обогнала Джимми на углу и вошла в дверь, над которой висела вывеска: «Городской банк». Джимми Валентайн заглянул ей в глаза, забыл, кто он такой, и стал другим человеком». Думаете, это просто клише, юмористически обозначающее влюбленность? Ничего подобного, это хроника рока, поворот винта. На следующей странице бандит станет мирным обывателем, а еще через одну (второй поворот винта!) — действительно человеком: жертвуя счастьем и свободой, на глазах у невесты (той самой молодой девушки) вскроет сейф (того самого городского банка) — и пятилетняя Агата спасена... И еще один поворот, последний — так сказать, сверхразвязка. Вот он, стоит в дверях — знаменитый сыщик Бен Прайс: много месяцев гонялся за Джимми Валентайном, наконец-то настиг.
— Здравствуй, Бен! — сказал Джимми все с той же необыкновенной улыбкой. — Добрался-таки до меня! Ну что ж, пойдем. Теперь, пожалуй, уже все равно.
И тут Бен Прайс повел себя довольно странно.
— Вы, наверное, ошиблись, мистер Спенсер, — сказал он. — По-моему, мы с вами незнакомы.
До чего примитивное существо — читатель! Понимаешь ведь, что неправда и чепуха, — все равно доволен: как будто, так и надо...
Полагаю, волоокий кретин не читал О.Генри, — не то знал бы, что Америку фиг запугаешь, а человечество — тем более.
Добавить комментарий