Главная любовь поэта Каролина Собаньская

Начнем с небольшой литературной викторины. Вопрос: кому принадлежит следующая цитата? И про кого в ней говорится?

"Сегодня 9-я годовщина дня, когда я вас увидел в первый раз. Этот день был решающим в моей жизни.

Чем более я об этом думаю, тем более убеждаюсь, что мое существование неразрывно связано с вашим; я рожден, чтобы любить вас и следовать за вами - всякая другая забота с моей стороны - заблуждение или безрассудство..."

Читателям, не знающих, что этот образец русской прозы взят из письма Пушкина к Каролине Собаньской, я советую не огорчаться - это не их вина. Все знают, какие препоны ставили власти подлинному образованию...

Сиротка Собаньская

Каролина Собаньская

Собаньскую Каролину Адамовну пушкинисты не жалуют. Чаще всего говорить про нее избегают. А ежели упомянут - ничего хорошего не услышишь. Даже Лотман, верховный знаток Пушкина и пушкинской эпохи, к ней предельно строг: красавица из образованной семьи, но любовница и политический агент генерала Витта, личности в высшей степени непривлекательной¹. Исключение: сравнительно недавняя работа Михаила Яшина². Ахматова признает место Собаньской в жизни поэта, но отзывается о ней презрительно. Можно понять пушкинистов. Собаньская, как вы уже догадались, была особой польского происхождения и уже по этой причине не чета великому русскому поэту. Она отвергла любовь Пушкина (как смела, гордая полячка!), но и этого мало: ее подозревают в связях с III отделением. С такой анкетой рассчитывать на получение звания Пушкинской музы невозможно. Как назло, поэт испытывал к ней искреннее и страстное чувство (выражение Лотмана) и посвятил ей несколько великолепных стихотворений. С Собаньской, еще больше с ее долголетним покровителем, впоследствии мужем, графом Виттом связаны захватывающие дух, головокружительные, авантюрные, совершенно невероятные эпизоды истории. Жаль, в России не нашлось своего Дюма-отца или Сенкевича, чтобы донести эту информацию до широких масс.

Каролина-Розалия-Тэкла Собаньская, 1794 года рождения, принадлежала к одному из самых знаменитых польских аристократических семейств. Она была дочерью графа Адама-Лаврентия Ржевуского и пленной красавицы-гречанки; брат ее Генрих - известный польский романист. Получила изрядное образование, как общее, так и светское (провела много времени в Вене у своей тетки Розалии Ржевуской, имевшей знаменитый на всю Европу салон). Граф Ржевуский, киевский предводитель дворянства, потом сенатор, переписывался с Вольтером и энциклопедистами, но находился, видимо, в стесненных денежных обстоятельствах. Это можно заключить из факта выдачи красавицы-дочери за пятидесятилетнего помещика Иеронима Собаньского³. Упомянутый Собаньский по слухам примерным поведением не отличался. В 1816 году Каролина, родив ему дочь, сумела, ссылаясь на нездоровье, добыть от католической консистории разрешение жить от мужа отдельно, в 1825 году получила развод. Пушкин впервые увидел ее в Киеве 21 января 1821 года и был немедленно очарован. Очень вероятно, что поездки из Кишинева в Одессу главной целью имели увидеть проживавшую там польскую красавицу. С переездом в приморский город поэт повел на нее правильную атаку.

Соперник Пушкина

Сердце Собаньской, между тем, не было свободно. Со времени отделения от мужа она открыто жила под покровительством генерала графа Ивана (Яна) Осиповича Витта. Из дошедших до нас отрывочных сведений он предстает честолюбивым и предприимчивым интриганом. Вот как характеризует его М.Яшин⁴:

"Витт, делец, перебежчик, авантюрист, дипломатический интриган, отличался тонкостью ума и проницательностью. Внешне тактичный и веселый, он умел лавировать среди сильных мира сего и извлекать пользу из малейшей необдуманности своих высоких покровителей. Полицейская хитрость и провокаторская ловкость помогали ему быть в курсе всех событий - и далеко не ради защиты интересов русской монархии".

Витт, занимая видный пост в русской администрации, тайком поддерживал связи с польскими патриотами (скорее всего при участии Собаньской, которая до самой смерти оставалась горячей защитницей польского дела), а также с русскими дворянскими заговорщиками, будущими декабристами. Здесь стоит, прежде всего, упомянуть Павла Пестеля, тоже интригана не из последних. Пестель смотрел на военных поселенцев, находившихся под началом у Витта, как на первоклассное пушечное мясо для своего мятежа и ради приобретения этого преимущества был готов жениться на дочери генерала, старой деве. Витт поддерживал добрые отношения с Пестелем и другими на тот случай, если заговорщики одержат победу.

Всех деталей этой истории хватило бы на несколько приключенческих романов, нам, увы, придется ограничиться беглой сводкой. Польские патриоты не приняли Витта в свое общество, заодно предупредив князя С.Г.Волконского. Это насторожило против Витта членов Южного общества. Витт, со своей стороны, с весны 1825 года установил регулярное наблюдение за будущими декабристами через своего агента Бошняка, который числился при нем писателем и натуралистом. Его, однако, опередил унтер-офицер 3-его Украинского уланского полка в Миргороде И.В.Шервуд. В июне 1825 года Шервуд отправил в Петербург, через голову Витта, донос о существовании тайного общества. Это письмо, в котором Шервуд просил арестовать его, чтобы он мог доложить обо всем лично и не возбуждая преждевременных подозрений, попало, в конце концов, к Александру I, который поручил расследование Аракчееву. Узнав про арест Шервуда, Витт, находившийся в Крыму, принял свои меры. Он организовал анонимное письмо на свое имя, где сообщалось о существовании тайного общества. Кто был автором этого недошедшего до нас документа? Одни считают им Бошняка, другие - самого Витта, третьи - Собаньскую. Вооруженный этим письмом Витт попросил аудиенции у царя, которая состоялась 18 октября в Таганроге. Витт, умолчав о деятельности поляков, назвал некоторых из заговорщиков, которые были уже известны благодаря Шервуду, в частности Пестеля. Последний, получив к этому времени полк, что ему долго не удавалось, отбросил за ненадобностью идею жениться на дочери Витта Изабелле. Витт упомянул также сыновей генерала Раевского, которые к тайному обществу не принадлежали. Возможно, то была личная месть. Какова роль Собаньской в этом деле, мы, по совести, не знаем. Ф.Вигель, мемуарист не слишком надежный, считал, что она писала по поручению Витта все его доносы, царь Николай, напротив, полагал Витта орудием в руках Собаньской, целью которой была независимость Польши. Пушкинисты склонны принять точку зрения Вигеля.

Тщетные усилия любви

Пушкин, как мы знаем, познакомился с Собаньской в 1821 году, но серьезную осаду он повел только два года спустя, когда переехал жить в Одессу. Однако красивой и начитанной полячке не так просто было вскружить голову, вот что пишет Мих. Яшин⁵:

"Но напрасны были усилия Пушкина и его друзей покорить сердце Собаньской. Не для них она жила в Одессе. Не А.Н.Раевского называл Пушкин в элегии "соперник вечный мой". Так же, как и в романе Бенжамена Констана "Адольф", у одесской "Эллеоноры" был свой граф..."

Итак, Пушкин был безнадежно влюблен в Собаньскую, а она явно не отвечала ему взаимностью. Вспомнив, что ее сестра Эвелина, в первом замужестве Ганьская, была многолетней пассией, а затем и женой Бальзака, можно сказать, что в сестрах Ржевуских было что-то неотразимо привлекательное для литераторов. Еще одна деталь: в 1825 году, после того, как Пушкина отправили в Михайловское, в Собаньскую в пору своего пребывания в Одессе, был по уши влюблен Адам Мицкевич, обративший к ней несколько сонетов. Короткое время он был ее любовником, которых молва насчитывала много, но далее был отставлен с разбитым сердцем.

Собаньская плохо знала русский и поначалу не могла видеть в Пушкине серьезного поэта. Он, со своей стороны, не мог использовать свои стихи как инструмент обольщения. Они говорили - по-французски - о литературе, главным образом, французской. Из позднейшего письма узнаем, что они вместе читали "Адольфа". Пушкин в этом письме 1830 года называет ее милая Эллеонора, отсылая нас к роману Бенжамена Констана. Собаньская не стеснялась своего положения любовницы графа Витта - совсем как Эллеонора в романе (кстати, тоже полька), которая находилась в подобных отношения с графом П. У Адольфа, главного героя романа, Пушкин взял многие черты характера для Онегина⁶. Адольф - в романе - отбивает Эллеонору у графа П. Как знать, может быть, Пушкин надеялся на такую же удачу для себя или хотя бы для двойника своего Евгения.

Про отношения Пушкина с гордою полячкой мы знаем до смешного мало. Он безуспешно ухаживал за ней в Одессе, в 1830 году их пути ненадолго пересеклись в Петербурге. От одесских дней осталось неоконченное стихотворение, навеянное тщетными стараниями поэта добиться взаимности у Собаньской:

Как наше сердце своенравно!
............. томимый вновь
Я умолял тебя недавно
Обманывать мою любовь,
Участьем, нежностью притворной
Одушевлять свой дивный взгляд,
Играть душой моей покорной,
В нее вливать огонь и яд.
Ты согласилась, негой влажной
Наполнился твой томный взор;
Твой вид задумчивый и важный,
Твой сладострастный разговор
И то, что дозволяешь нежно,
И то, что запрещаешь мне,
Всё впечатлелось неизбежно
В моей сердечной глубине.

Такой накал, такую пронзительность даже у Пушкина трудно отыскать. Разве что это:

Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом.

Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.

Что в нем? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.

Но в день печали, в тишине,
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я.

Стихотворение это, как читатель уже догадался, тоже посвящено, точнее - обращено к Собаньской и собственноручно записано поэтом ей в альбом 5 января 1830 года. Или это, тоже помеченное 1830 годом, про которое нет отсылок в академическом издании:

Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.

Грешно ставить рядом с этими стихами утеху барышень "Я помню чудное мгновенье"⁷! Последнее, кстати, принадлежит к функциональному жанру, оно написано не для выражения чувств, но для достижения определенной цели. Летом 1825 года Пушкин в Михайловском изнывал от скуки и неистраченного сладострастия. Появилась Анна Петровна Керн, племянница Осиповой из Тригорского, очаровательная и непроходимо глупая дамочка. Поэт когда-то безуспешно и развязно приставал к ней в Петербурге. Он снова повел осаду и снова не имел успеха. Керн уехала от старого мужа к родителям в Полтаву, где вскоре сошлась с приятелем Пушкина эротическим поэтом Родзянкой. В Тригорском она утешалась со своим кузеном Алексеем Вульфом, у которого поэт был наставником в искусстве волокитства, но самого Пушкина упорно отвергала. В день ее отъезда он вручил ей вторую главу "Онегина", куда вложил пресловутый стих. Еще она получила запечатанный конверт для Родзянки, где были такие стихи, где писал про Керн:

Хвалю, мой друг, ее охоту,
Поотдохнув, рожать детей,
И счастлив, кто разделит с ней
Сию приятную заботу...

Только через три года в Петербурге Пушкин добился своего с Керн, которая все это время старательно оправдывала титул вавилонской блудницы (выражение Пушкина), добился и тут же отписал Соболевскому, тоже имевшему на нее виды:

"Ты ничего не пишешь мне о 2100 р., мною тебе должных, а пишешь мне о M-me Kern, которую с помощию божией я на днях ...."

Таков Пушкин. Он был способен говорить о любви с божественным вдохновением, но мог также при случае выражаться, как провинциальный соблазнитель. В мужской компании он был не прочь отбросить всяческие приличия. Вот как описывает это С.Т.Аксаков (письмо к Шевыреву, 26 марта 1829 года):

"С неделю тому назад завтракал я с Пушкиным, Мицкевичем и другими у Мих. Петровича (Погодина). Первый держал себя ужасно гадко, отвратительно; второй - прекрасно. Посудите, каковы были разговоры, что второй два раза принужден был сказать: "гг., порядочные люди и наедине и сами с собою не говорят о таких вещах!"

Без этой амальгамы возвышенного и похабного, нежной лирики и простонародной эротики Пушкина представить невозможно.

Встреча в Петербурге

Судьба снова свела Пушкина и Собаньскую в конце 1829 или начале 1830 года, когда Каролина приехала по делам в Петербург⁸. К тому времени она уже знала, что он - знаменитый русский поэт и попросила написать ей в альбом стихи. Так появилось "Что в имени тебе моем?" Сохранились два черновика писем Пушкина к Собаньской, написанные по-французски. Они говорят о том, что страсть к ней не прошла, как он уверял А.Раевского. Письма Пушкина редко служат одной только цели обмена информацией, они - тоже литература. Это наследие 18-го века, когда эпистолярное искусство довели до высокого совершенства. Пушкин почти всегда в письмах к женщинам преследовал литературную цель, хотел произвести определенное впечатление. Это не надо забывать. "Опасные связи" - эпистолярный роман о приключениях мастеров и мастериц разврата и совращения - с юности был настольной книгой Пушкина. Он очень хотел быть на равных с виконтом де Вальмоном в умении соблазнить неприступную в своей добродетели женщину (а потом над ней посмеяться, без этого удовольствие от победы не будет полным). В это связи не так удивительно письмо к Соболевскому с сообщением о покорении Керн, тем более сам Соболевский в то время добивался того же от упомянутой дамы. Одно из орудий виконта в начальной стадии осады была преувеличенная робость, онемение от чувства. В романе Лакло это приносило успех. Пушкин всегда в это верил. Хотя упомянутые письма Пушкина очень литературны и, как показала Ахматова, навеяны настроениями романа Констана, кажется, чувства в них реальны. Многие увлечениями Пушкина были вулканически бурными (или он их так изображал в лучших традициях романтизма), однако такое постоянство после многолетней разлуки должно что-то означать. В черновике письма от 2 февраля 1830 года⁹:

"...Сегодня 9-я годовщина дня, когда я вас увидел в первый раз. Этот день был решающим в моей жизни.

Чем более я об этом думаю, тем более убеждаюсь, что мое существование неразрывно связано с вашим; я рожден, чтобы любить вас и следовать за вами - всякая другая забота с моей стороны - заблуждение или безрассудство; вдали от вас меня лишь грызет мысль о счастье, которым я не сумел насытиться. Рано или поздно мне придется всё бросить и пасть к вашим ногам. Среди моих мрачных сожалений меня прельщает и оживляет одна лишь мысль о том, что когда-нибудь у меня будет клочок земли в Крыму (?). Там смогу я совершать паломничества, бродить вокруг вашего дома, встречать вас, мельком вас видеть..."

"...Я рожден, чтобы любить вас и следовать за вами - всякая другая забота с моей стороны - заблуждение или безрассудство..." Десять месяцев назад он посватался к Гончаровой. Где же он рисуется, занимается литературными упражнениями в духе французских романов, а где говорит правду?

Письмо это не было отправлено: пришла короткая записка от Собаньской, что их встреча откладывается. Пушкин не может успокоиться, пишет новое письмо, в котором вместе с жалобами влюбленного слышатся сатанинские нотки:

"...Вы смеетесь над моим нетерпением, вам как будто доставляет удовольствие обманывать мои ожидания; итак, я увижу вас только завтра - пусть так. Между тем я могу думать только о вас".

"...А вы, между тем, по-прежнему прекрасны, так же, как и в день переправы или же на крестинах, когда ваши пальцы коснулись моего лба. Это прикосновение я чувствую до сих пор - прохладное, влажное. Оно обратило меня в католика.- Но вы увянете; эта красота когда-нибудь покатится вниз, как лавина. Ваша душа некоторое время еще продержится среди стольких опавших прелестей - а затем исчезнет, и никогда, быть может, моя душа, ее боязливая рабыня, не встретит ее в беспредельной вечности".

Судьба Собаньской

На этом они и расстались. Осенью того же 1830 года вспыхнуло восстание в Польше, разгром которого поспешил воспеть Пушкин. Витт со своим корпусом получил приказ двигаться к границам Польши. Николая, между тем, терзали сомнения. "Один только Витт, отдельный командир, пугает меня, чтобы не натворил глупости", - писал Дибичу русский царь, не слишком твердый в русском языке. Витта на время даже отстранили от командования, но потом все стало на свои места: он доблестно подавил своих соотечественников, за что был награжден и назначен Варшавским военным губернатором. Собаньская, которой неудача восстания был нож острый, появилась в Варшаве и изо всех сил старалась помогать землякам. Тем более, что Витт, наконец, с нею обвенчался. Ну, чем не роман! Управляющий III отделением Мордвинов доносил Бенкендорфу¹⁰:

"Поляки и польки совсем завладели управлением. Образовалось что-то вроде женского общества под председательством г-жи Собаньской, продолжающей иметь большую силу над графом Виттом. Благодаря этому главные места предоставляются полякам, которые наиболее участвовали в мятеже".

Наместник царства Польского Паскевич ходатайствовал перед царем за Витта, предлагая назначить последнего вице-председателем польского временного правительства. Царь ответил отказом:

"... женившись на Собаньской, он поставил себя в самое невыгодное положение, и я долго оставить его в Варшаве никак не могу. Она самая большая ловкая интриганка и полька, которая под личиной любезности и ловкости всякого уловит в свои сети, а Витта будет водить за нос в смысле видов своей родни".

Напрасно уверял Витт Паскевича, а тот царя, что Собаньская - русский агентурный сотрудник. Николай стоял на своем: "Весьма хорошо бы было открыть глаза графу Витту на ее счет, а ей велеть возвратиться в свое поместье на Подолию". Собаньская обратилась к Бенкендорфу с письмом, где горячо доказывала свою преданность русской монархии, но ничего не добилась. Пушкинисты оказались проницательнее и навеки провозгласили Собанскую агентом царизма. Один из них, профессор физики В.М.Фридкин сравнительно недавно обогатил этот раздел пушкинистики новым открытием: "Выполняя поручения Витта, Собаньская легко проникает в польскую революционную среду, предавая активных участников революционного движения"¹¹ Ахматова обвиняла Собаньскую всего лишь в слежке за Пушкиным, Фридкин пошел дальше. Кого же она выдала из поляков? когда? на чем основаны обвинения? - про это ни слова. Да и какая разница! Это в физике требуются эксперименты, доказательства, в пушкинистике и так сойдет. Те, кто исповедуют культ Пушкина, продолжают думать и писать подобным образом. Но еще раньше, в 1836 году, Витт бросил Собанскую. Она вышла замуж за его адъютанта Чирковича (у Вересаева - Чиркова), а после смерти последнего, когда ей было за 50, стала женой французского поэта Жюля Лакруа (1804-1884). Четвертый муж Собаньской был моложе ее на 10 лет. Видимо, она еще сохранила способность пленять. Собаньская умерла в 1885 году, перевалив за 90.

Мы отвели ей много места, пора и честь знать. Фигура Собаньской яркая, но очертания ее расплывчатые. Многого мы про нее не знаем и, кажется, эта неопределенность никогда не исчезнет. Она плела интриги с русскими завоевателями, но соображения Ахматовой и других, что она следила за Пушкиным по поручению Бенкендорфа или Витта, основываются, главным образом, на неприязни, не на твердых фактах. Она дразнила Пушкина, он в ответ писал первоклассные стихи. Стоить вспомнить, что Марина Мнишек в Годунове навеяна Собаньской, как и письмо Онегина к Татьяне¹². За одно это она заслуживает памяти.

Вместо заключения

Не удержусь от маленького постскриптума. Упомянутый профессор доктор Фридкин обнаружил в Париже, в фонде Жюля Лакруа письмо, которое Собаньская написала в 1884 году с пометой "Жюлю Лакруа. Передать ему после моей смерти". Ей 90 лет, она думает, что умрет раньше мужа, который уже 13 лет, как потерял зрение¹³:

"...Ты был моей любовью, моим счастьем, моей совестью, моей жизнью. Но смерть нас не разлучит. Я всегда буду около тебя, с тобой, и придет день, когда мы будем вместе навеки. <...> Заботься о себе ради любви ко мне..."

Трогательно, не правда ли? Доктор Фридкин был растроган. Но ненадолго. Тут же он приводит разговор с Надеждой Воронцовой-Бэр, ведущей свое происхождение от Пушкина:

- А вам не попались на глаза письма Каролины к брату ее мужа, Полю Лакруа?

- Нет, мне кажется, этих писем я не видел...

- Отец рассказывал, что читая эти письма, он вынес убеждение: Каролина обманывала слепого мужа. Она была любовницей его брата...

Мы из чтения этих строк выносим убеждение, что т. Фридкин, слава труду, показал себя настоящим пушкинистом, подлинным инженером человеческих душ. Соблазн был немалый, но он с ним справился, преодолел ложное чувство растроганности. В Собаньскую полетели причитающиеся ей комья грязи.

Культ, как мы знаем, это такая штука, от которой не так просто отделаться. Помните культ некоего т. Сталина? Само это ненормальное явление прекратили одним постановлением, но последствия его пребудут с нами навеки. В культовом сознании все люди, окружавшие в земной жизни предмет обожествления, обязательно разделяются на его обожателей и его недоброжелателей. Собаньская попала у пушкинистов в число последних. Ее можно безнаказанно демонизировать, поносить, шельмовать - кому что нравится. Стоит кому-нибудь дать на нее компромат, мы тут же верим, даже не дослушав до конца. Натурально, Собаньская обманывала своего слепого мужа! Жюль потерял зрение в 1871 году, ей было всего 77 лет, самое время предаться разврату...