Марина Королева — зам. главного редактора радиостанции "Эхо Москвы", ведущая новостей и программ, автор и ведущая программы "Говорим по-русски".
— Марина, в настоящее время "Эхо Москвы" — наиболее радикальное радио из существующих в России. Оно стало "параллельным" источником информации для многих российских и нероссийских граждан, которым не подходят официальные каналы радио- и телевещания. Вам нравится быть сотрудником такого органа?
— Выбор у меня невелик, а если быть точной, его нет совсем. Это когда-то, еще лет десять назад, я могла работать на "Эхе Москвы" потому, что мне это "нравится". Сейчас выбор таков: или я работаю на "Эхе Москвы" — или ухожу из журналистской профессии. Есть, правда, "Новая газета" и журнал "The New Times"... но я-то радио люблю. А второго такого радио в России нет.
— Вы ведете на радио передачу о русском языке "Как правильно?" Передача идет каждый день. Не откроете секрет, как она делается? Как вы успеваете подготовить и записать материал?
— Однажды на одном из телеканалов меня спросили: сколько человек в бригаде программы "Как правильно?" Сначала я даже как-то и вопроса не поняла. А потом, поняв, сказала: да вот я и есть бригада. Действительно, телевидение — это более затратное производство, там бы на каждую программу выделялось по пять сотрудников. У нас все проще: ты сам себе автор, редактор и исполнитель. Можно много говорить о технологии, как все это придумывается, пишется, записывается, но главное не в этом. Главное — мне это до сих пор интересно, хотя программе уже 12 лет! И вот этот интерес к предмету, неподдельный, искренний, он и "держит" программу... Впрочем, был один год, когда я сказала главному редактору Алексею Венедиктову: всё, не могу, устала от "Как правильно", даже думать о ней не могу! Он все понял, спасибо ему, и целый год мы давали в эфире повторы этой программы — благо, было что. Этот год позволил мне сделать творческую передышку и поднакопить материал для продолжения работы.
А так — да, пять двухминутных программ в неделю должны быть придуманы, написаны и выданы в эфир. И тут уж меня никто не спрашивает, успела я или не успела. Они в программной сетке, и точка!
— Для работы на радио важен голос, чистое произношение. Но у вас на "Эхе Москвы" важны еще человеческие, неформальные интонации. Сразу можно распознать, читает ли текст обычный "диктор" или корреспондент вашего типа. И таких "голосов с интонациями" на "Эхе" большинство. Как отбираются сотрудники вашего радио?
— О, это непростой вопрос. Новые сотрудники, как ручейки, втекают в реку под названием "Эхо Москвы" разными путями-дорогами. У них разные биографии, разный возраст, разное образование, разные убеждения (да-да!). Но главное, на мой взгляд, одно: у человека должно быть горячее желание работать именно на "Эхе". Не вообще в журналистике, не на радио вообще, а именно здесь, на "Эхе". Когда я на собеседовании говорю претенденту, что работа у нас тяжелая, нервная, ненормированная, без общечеловеческих праздников и выходных, круглосуточная, они смотрят на меня с недоверием: подумаешь, что такого-то, говори себе и говори в микрофон, да еще деньги за это получай... Однако довольно быстро такой человек понимает: его не обманули, даже, может быть, преуменьшили трудности. Понимает — и уходит сам. И слава богу! Остаются те, кто точно знает: здесь, только здесь, несмотря ни на что.
В этом смысле "Эхо" — абсолютно живой организм, оно само делает выбор, принимает или не принимает.
— Прошедшим тяжелым аномально жарким и задымленным московским летом вы были тем корреспондентом, кто постоянно поднимал вопрос о сложившейся в столице ситуации, чреватой для здоровья и жизни москвичей. Ситуация схлынула. Наиболее слабые не выдержали — заболели или умерли. Вы беседовали с главным санитарным врачом России Геннадием Онищенко, с председателем Мосгордумы Владимиром Платоновым. Оба открестились от какой-либо своей вины в тот тяжелейший для жителей многомиллионного города период. Что вы об этом думаете?
— Знаете, я давно живу в России, так что не жду от чиновников признания своей вины, а также извинений. Услышать это от них — это уж сказка какая-то была бы! Хорошо, что некоторые из них не отказываются приходить в эфир и хоть как-то, хоть в какой-то форме разговаривать с людьми, отвечать через эфир на их вопросы. Таких чиновников в России все меньше.
Что касается летней ситуации — она действительно была ужасной. Люди чувствовали себя беспомощными, брошенными, один на один с грозной стихией, не у кого было просить поддержки. С другой стороны, вот я думаю: все закончилось — и люди постарались поскорее забыть об этом. Лишь одна москвичка, юрист, сделала попытку подать иск в суд на столичные и федеральные власти за бездействие во время задымления в Москве. Ее иск сейчас бродит по инстанциям, принимается-возвращается... Но одна, всего одна! Остальным все равно. На этот раз пронесло — и ладно. А если это повторится? Готова ли Москва к повторению такого лета или, допустим, к аномальной зиме? Отвечаю: не готова. Ну так не жалуйтесь потом на то, что вам не помогают. Продолжайте молчать.
— Недавно президент отправил в отставку мэра Москвы, на котором лежит вина за многое происходящее в Москве и с москвичами — бездеятельность во время экстремального лета (отдыхал за границей, когда москвичи нуждались в помощи), рубка Химкинского леса, разгон митингов. Многие обвиняют мэра в коррупции... Но когда Лужкова снимают в связи с "утратой доверия", не проясняя формулировку, когда начинается свистопляска вокруг его имени в СМИ, мне тут же приходит на ум все то хорошее, что он сделал, а такого тоже немало. Что вы как москвичка могли бы по этому поводу сказать?
— В вашем вопросе, собственно, уже заложен ответ. Как еще может думать нормальный человек? Я никогда не относила себя к ярым сторонникам Лужкова. Как журналист часто критиковала его действия, сообщала в новостях о злоупотреблениях в Москве — в частности, о том, как сносились исторические здания. Разве это было для кого-то секретом? Вопрос: почему до поры до времени это не волновало федеральную власть? И что такое случилось, что вдруг начало волновать? Ведь не думаете же вы, в самом деле, что Лужкова сняли после летней жары в Москве... Самое неприятное заключается в том, что повод, как мне кажется, был каким-то незначительным, пустым (какое-то не к месту сказанное слово о ком-то из руководителей страны, к примеру). И к нам, гражданам, это не имело никакого отношения.
Зато когда была дана "отмашка", началось отвратительное теледейство с вываливанием компромата. Этакое внезапное прозрение! Да еще и слеплены все эти сюжеты были крайне непрофессионально, на скорую руку, явно на заказ. У меня как у журналиста все это вызывало, если хотите, профессиональное отторжение.
— Вы, как я понимаю, курируете на "Эхе" темы, связанные с миграцией, с разницей культур. С интересом слушала вашу передачу о том, почему в Россию не едут учиться иностранцы. Как вы думаете, эти обсуждения чему-нибудь помогают? Что-то после них сдвигается?
— Ах, как бы хотелось так думать... Но не будем предаваться иллюзиям, ничего от нашей работы немедленно не "сдвигается". То, что мы делаем (надеюсь, могу это и к себе отнести) — это работа с тонкими материями: мы создаем или хотя бы пытаемся создать атмосферу в обществе, определенную атмосферу. Собственно, это то, чем занимается интеллигенция во всем мире. А там — что Бог даст.
— Услышала недавно страшноватую цифру: по данным ВЦИОМ, 75 процентов россиян хотели бы покинуть страну. Что главным образом их не устраивает на родине, как вы думаете?
— Знаете, я могла бы, наверное, перечислять по пунктам: безопасность, здравоохранение, образование, зарплата... Но все это, мне кажется, будет правдой лишь наполовину. На самом деле, их не устраивает та самая "тонкая материя", о которой я говорила, почти неуловимая — атмосфера. В России сейчас очень плохая атмосфера. Для подрастающих душ она зачастую просто губительна. Они не знают, зачем и чем жить. Прежние системы ценностей отброшены, новые все никак не появятся.
И еще одно: человеческая жизнь в России по-прежнему не стоит ни копейки.
— Директор "Тургеневки" рассказала мне о недавно принятом законе № 83 о "частичной окупаемости культурных учреждений" — школ, библиотек. Мне представляется, что этот закон может погубить последние остатки культуры, отлучить от чтения тех оставшихся россиян, что прежде были "читателями". Можно ли противостоять наступлению на культуру бюрократии? И если можно, то как?
— Можно, если этого хотеть. Но для этого должно быть общество, гражданское общество. Его, как мне кажется, нет.
Ну, а мы на "Эхе Москвы" противостоим помаленьку, каждый день. Однако радио не может подменить собою или заменить общество. Нельзя быть эхом того, чего нет.
— Спасибо, Марина, за интервью. Получилось оно с горьковатым привкусом. Будем надеяться, что "гражданское общество", об отсутствии которого в России говорил еще Пушкин (соглашаясь с Чаадаевым), все же будет сформировано. Успеха вам и вашему уникальному на сегодняшний день радио "Эхо Москвы"!
Добавить комментарий