Этот фильм — история детей и подростков, которые сопротивлялись нацизму единственным доступным им оружием: огрызком карандаша, угольным грифелем, обрывком бумаги и острой памятью.
Дети-художники, оказавшиеся в гетто и концлагерях, рисовали то, что видели, и эти рисунки — одно из самых страшных и эмоциональных свидетельств Холокоста. Среди этих художников — знаменитый охотник за нацистами Симон Визенталь, автор рисунка, на котором поезда с людьми едут в пасть смерти в нацистской фуражке; Дина Готтлибова-Баббитт, спасшаяся благодаря тому, что была личным художником врача-истязателя Менгеле и рисовала для него портреты его жертв; цыган Карл Стойка, рисовавший еврейских и цыганских детей; Юдифь Гольдштейн родом из Литвы и Фредерик Терна — из Чехословакии, с которыми нам удалось поговорить. С ними и с режиссёром документального фильма "Как они это видели" (As Seen Through These Eyes) Хилари Хелстин мы встретились в артистическом ресторане "Сардис" на Бродвее. На стенах ресторана — весёлые шаржи на американских актёров, но наш разговор — совсем не о весёлых рисунках...
— Хилари, как вам пришла идея взяться за такой фильм, и ради чего вы его сделали?
— В общей сложности я работала над ним 10 лет. Началось с того, что я увидела рисунки детей-узников концлагерей и гетто... Я начала изучать историю рисунков и их авторов. Я хотела понять, а потом рассказать другим, как можно было создавать произведения искусства в нечеловеческих условиях. Зачем они это делали? Им было необходимо выразить себя? Ведь они знали, что наверняка эти рисунки погибнут вместе с ними в газовых камерах... Ответы на эти вопросы вы найдёте в нашем фильме. И ещё я бы хотела, чтобы его увидели родители вместе с детьми, потому что дети должны знать о Холокосте. Особенно сейчас, когда делаются попытки доказать, что Холокоста не было, что это — выдумки евреев.
— Юдифь, немало тех, кто пережил Холокост, не хотят говорить об этом, не хотят вспоминать о прошлом. А вы — наоборот. Почему?
— Я не сама решила вернуться к этой теме. Я была ребёнком, когда оказалась в лагере. Через много лет меня уговорили выступать перед школьниками и студентами с рассказом о том, что я видела и что сама пережила. Причём, у себя дома мы, действительно, не говорим об этом. Раз в году мы — дети Холокоста — съезжаемся на конференцию. В конце октября мы соберёмся в Бостоне. Мы чувствуем, что обязаны успеть рассказать то, что помним. Я, например, рассказываю о том, что зло не валится с неба. Оно зарождается, развивается на наших глазах, и если мы не обращаем внимания и не принимаем никаких мер, оно набирает силы и потом справиться с ним намного труднее. Всё это мы видим опять и опять. Отрицание Холокоста — орудие зла. Я пытаюсь бороться с ним своими картинами и скульптурами, своей музыкой и стихами, своими свидетельствами о Холокосте. Я говорю только правду в надежде, что молодые люди меня услышат и не дадут Холокосту в любом его виде повториться. Надеюсь...
— У вас, Фред, та же мотивировка творчества, что у Юдифи?
— Не совсем, но похожая. Я оказался в лагере, уже в сознательном возрасте. Когда я попал в Освенцим, мне был 21 год. А рисовать я начал в лагере в Терезине, Терезиентштадте. Началось это вдруг: я, не доверяя своей памяти, захотел запечатлеть происходящее вокруг. Я был начинающим, интуитивным художником. Сегодня я понимаю, что мною руководило тогда желание быть самим собой. Красок не было. Я достал обрывок бумаги и грифель. Водил чёрным по белому и уходил в этот маленький, но мой собственный мир. И ещё. Мы в концлагере обещали другу другу, что если кто-то из нас выживет, то расскажет о других. Я выполняю своё обещание: рассказываю не о себе, а о них. В моих рисунках не я, а они, их история. Я не иллюстратор. Я передаю их чувства, их настроение тогда. Для этого я использую язык символов. Для меня рисование было своего рода убежищем. Хотя я рисовал действительность, я прятался от неё.
— Вернёмся к злободневному вопросу об отрицании Холокоста. В Израиле и в Германии это запрещено законом. За отрицание Холокоста судят и сажают в тюрьму. Нужно ли в Америке ввести такой закон? Как вы думаете, Фред?
— Ни в коем случае. Свобода слова — слишком важна для нас. Я не согласен с отрицателями Холокоста, я готов с ними спорить. Я считаю людей, вроде президента Ирана Ахмадинеджада, плоскомыслящими, подобными тем, кто верит, что земля плоская.
— Вы согласны с Фредом, Юдифь?
— Да. Нам в Америке нельзя вводить в уголовное законодательство статью за отрицание Холокоста. Это противоречит принципам американской демократии. Бороться с отрицанием Холокоста надо не с помощью полиции, а с помощью образования. Знание о Холокосте — вот сильнейшее оружие. Знание истории, изучение документов и свидетельств. Я — одна из тех, кто вёл летопись истории через живопись и музыку, которую я сочиняю. Нельзя пугать людей судом, нельзя заставлять людей думать, как ты. Надо побудить их к изучению истории. Тогда они сами смогут сделать выводы и составить правильное мнение.
— Вы тоже так думаете, Хилари?
— Да, я против закона, запрещающего под страхом тюремного заключения отрицание Холокоста. Мы все должны иметь равную свободу слова и самовыражения. Только при таких условиях возможен свободный диалог.
Кинокритики пишут, что фильм Хилари Хелстин — это не урок по Холокосту. В нём есть элемент исследования механизма выживания человека, механизм сохранения личности человека в самых античеловеческих условиях.
В Нью-Йорке этот фильм можно посмотреть в кинотеатре "Синема Вилледж".
Добавить комментарий