Joseph Gordon-Levitt and Zooey Deschanel w.jpg
Он называется (500) Days of Summer, то есть "(500) дней Лета". Зачем здесь скобки, не знает никто, кроме сценаристов Скотта Ньюстедтера и Майкла Уэбера, а также режиссера Марка Уэбба. Все трое люди молодые и бодрые.
Некоторые критики называют скобки претенциозностью, а кое-кто даже глупостью. Но вообще критикам картина очень нравится. На сайте "Гнилые помидоры" 87 процентов рецензий положительные. Общая оценка выведена такая: "Умная, необычная романтическая комедия, освежающе честная и совершенно очаровательная".
"Лето" написано с большой буквы, потому что это не только сезон, но и имя героини. Ее зовут Саммер, то есть как раз Лето.
Cюжет такой. Молодой человек Том хотел бы стать архитектором, но работает в компании, изготавливающей поздравительные открытки. Том (его играет 28-летний Джозеф Гордон-Левитт) — симпатичный, способный юноша со слегка небрежной прической. Так и видишь, как перед каждым кадром над ней летали руки гримера. В компанию поступает новая секретарша по имени Лето (29-летняя Зуи Дешанель). У нее стройная фигурка и прозрачные глаза. Том влюбляется в нее без оглядки.
История изложена не в хронологическом порядке, а все 500 дней перемешаны, словно карты в колоде. Сперва нам показывают, допустим, 21-ый день, потом 314-ый, потом мы возвращаемся к, скажем, 4-ому. Это правильный ход. Без него было бы труднее поддерживать интерес к происходящему.
Лето — девушка независимая. Она первая приступает к Тому с поцелуями прямо возле "ксерокса" на работе. Затем постепенно укладывается с ним в постель, но не желает считаться его подружкой. Она вообще не верит в любовь. А Том верит. А она не верит. А он верит. А мы смотрим полтора часа и пять минут.
Поскольку оба героя существуют в вакууме — без друзей и близких, то обсуждать свои страдания Тому приходится с двумя коллегами (комические персонажи) и с не известно откуда взявшейся (родителей нет как нет) десятилетней сестренкой. Эта девочка безустали занимается разными видами спорта, а в перерывах, на стадионах дает Тому мудрые советы о том, как обращаться с женщинами. Источник ее ошеломляющей мудрости не уточнен. У Лета же вообще никого нет, как будто она инопланетянин.
Тому и Лету всегда есть о чем поговорить. Например, им обоим нравится музыкальная группа The Smiths. Поскольку Лето, как мы уже знаем, человек независимый, она позволяет себе любить также битла Ринго Старра. Том шокирован, потому что это уже не принято у приличных людей, но прощает ее, потому что любит. Пара посещает музей. Там выставлена аккуратная кучка фекалий. То ли натуральная, то ли плод художественного озарения. Много у Тома с Летом и других духовных интересов. Они обожают сидеть на скамейке в даунтауне, на холме над парковками и любоваться оттуда архитектурными изысками Лос-Анджелеса. Город представлен оригинально. Трудно догадаться, что в нем существует автомобильное движение. Герои все время ездят в автобусах и поездах. Думаю, что это указывает на их прогрессивное отношение к окружающей среде, а также на отменное здоровье, потому что в Лос-Анджелесе без машины выживают только уж совсем наиболее приспособленные. В промежутках Лето рассказывает Тому о своих прошлых любовниках. Гордо показывает фотографию юноши, у которого под брюками просматриваются мощные гениталии. Потом герои едут (на поезде!) на свадьбу сослуживицы. Это тучная негритянка. До свадьбы они не перебрасываются с ней (по крайней мере, при нас) ни единым словом. Так же они ведут себя и на торжестве, полном афроамериканцев — бродят среди гостей, как единственно белые бесплотные призраки. Зато за посещение негритянского торжества авторы, видимо, ставят им галочку по части прогрессивности.
Лето обладает редким чувством юмора. Сидя на траве в многолюдном парке, она вовлекает Тома в остроумное соревнование: кто громче выкрикнет слово "Пенис!" Что они по очереди и проделывают несколько раз. Лето побеждает, у нее голос пронзительнее.
Такое блаженство не может длиться вечно. В очередной день Лето вдруг надевает бриллиантовое кольцо и выходит замуж за кого-то, кого нам показывают только с затылка. Том с горя идет учиться на архитектора (охватывает волнение при мысли о том, как он улучшит любимый город). И назначает свидание хорошенькой девушке по имени — ни за что не догадаетесь! — Осень.
Для интересности в фильм введены небольшие развлечения. Например, музыкальный номер, взятый словно из индийского фильма. Том, впервые допущенный в постель к любимой, от счастья пускается в пляс на улице вместе с прохожими. Есть здесь также отрывок из фильма Николса "Выпускник" и очень плохая пародия на "Седьмую печать" Бергмана.
Не тем меня, однако, поразило это произведение, что — по словам критика Кертиса Хьюитта — оно "раздражает своей натужной, претенциозной фальшью". Экая редкость, чему тут поражаться. И не тем, что я испытала на просмотре то же самое, что Хьюитт: "тебя вынуждают сидеть на месте и терпеть, пока крайне не симпатичные тебе люди изо всех сил стараются тебя обворожить". И не тем, что, подобно критику Джулзу Бреннеру, я поминутно смотрела на часы, и "пока героине постепенно надоедал герой, мне надоедали они оба". Ну, тягомотина, ну, скучища, ну ни единой остроумной реплики или ситуации. Ну, герои — инфантильные, недалекие и эгоцентричные. Бывает. Зависит обычно от сценаристов. Авторы "Лета" перед этим внесли в американское кино единственный вклад: написали сценарий наредкость не смешной комедии "Розовая пантера 2".
А поразила и пронзила меня одна деталь в самом начале фильма. И окрасила собой все его восприятие.
Начинается с надписи: "В этом фильме любое сходство с реальными людьми не намеренно и чисто случайно".
Смена кадра. Надпись: "Особенно с тобой, Дженни Бекман".
Смена кадра. Надпись: "Сука".
В зале готовно засмеялись. Это были те же люди, что потом приветствовали своим характерным смехом кучку дерьма в музее, мужской член на фото и крики "пенис" в парке.
Меня подбросило на кресле.
Это колоссальная новация. Ее трудно переоценить. Такого не было еще нигде. Неужели кто-то из авторов действительно имел неудачный роман с некоей Дженни Бекман и решил увековечить свою неудачу таким образом? Чтобы это навсегда вошло в анналы кино. Чтобы миллионы зрителей, от Финляндии до Ганы, прочувствовали, какая она сволочь.
Собственно, не имеет значения, настоящее это имя или нет. Сама идея ошеломляет. Но я все-таки попыталась про имя узнать.
Выяснилось следующее. Сюжет основан на истории несчастной любви сценариста Ньюстедтера. По его словам, ему "растоптали сердце", и он тут же написал сценарий, чтобы излечиться. На фото выглядит уже излеченным — таким красивеньким, веселеньким, румяным молодым человеком.
Режиссер Уэбб раньше кино не ставил — только музыкальные видеоклипы. Но едва прочел первые строчки сценария — про суку Дженни — сразу пришел в восторг и решил это снимать. На вопросы журналистов, настоящее ли это имя, сперва отвечал, что настоящее. И что в Facebook на интернете есть такая девушка. Девушка-то и вправду была, но явно не та. Ей страшно нравился фильм, и вообще она производила впечатление подставной. Потом Уэбб стал говорить, что "есть вообще-то правила насчет использования имен", что "у каждого из нас была своя Дженни Бекман", и что Дженни Бекман — псевдоним. То есть, намекал, что могут потащить в суд.
Похоже, что если бы правил не было, то имя бы привели настоящее.
Тут стало вспоминаться разное. Ну, сначала, конечно, выскочило в памяти неизбежное: "Я вас любил, любовь еще, быть может, в моей душе угасла не совсем. Но пусть она вас больше не тревожит, я не хочу печалить вас ничем".
То есть, как это — "пусть не тревожит?" Нет уж, извините, подвиньтесь, позвольте потревожить! И опечалить желаем — чего тут скрывать-то? Мы за освежающую честность. А не будет замуж выходить за других, сука. Мы в своем праве. У нас есть первая поправка к Конституции — кто чего хочет, тот того и бормочет.
Во-вторых, вспомнилась жемчужина советского городского песенного фольклора, которую я слышала году этак в 50-м.
Вот она.
"Я встретил Валю
на домашней вечериночке,
Среди девчат она была красивше всех.
Ресницы черные и брови подведенные,
А платье желтое сияло от огня.
Хозяйка дома, б... чернобровая,
Зачем ты горькую поставила на стол?
Валюша встала, сразу покачнулася,
Сестра зовет —
Пойдем, Валюшенька, домой.
Сестра ушла, а Валечка осталася,
И тут я начал свои штуки применять.
Я вызвал Валечку
совсем в другую комнату
И начал Валю обнимать и целовать.
Резинка лопнула,
трико вниз опустилося,
Бюстгальтер новенький
зубами разорвав,
Кровать всю ночь
под тяжестью шаталася,
И тело Валино терзал я до утра.
А утром встала наша
Валечка невинная,
Трико разорвано бросает под кровать.
А Коля наш от радости шатается,
Спешит про Валечку
ребятам рассказать".
Из-за последней строки эта песня и врезалась мне в память навеки.
Рассказать. Ребятам. И девчатам. Скорей. А из зала кричат — давай подробности.
Хотя любопытно следующее: герой песни излагает этот случай от первого лица. Но когда дело доходит до того, чтобы "ребятам рассказать", то вдруг перескакивает на третье лицо и называет рассказчика уже не "я", а "Коля". Видно, совести не хватает прямо сказать — "и тут я побежал докладывать ребятам". Как-то некрасиво.
Конечно, страстью рассказывать грешим мы все. И великие люди тоже. Известно, что Пушкин написал в письме про гения чистой красоты Анну Керн. Недавно я читала материалы к биографии Есенина. Он с приятелем остановил на улице даму с ребенком и сообщил приятелю: "А я ее крыл". Но все-таки — один в письме. Другой — в частной беседе и, возможно, в пьяном виде (хотя при ребенке). Но не в посвящении или эпиграфе к произведению искусства. Типа — "Нюре Керн, которую я с Божьей помощью того", и напечатать тиражом сто тысяч.
Где-то, и не так уж давно, в общественном сознании произошел качественный скачок. Стало можно. Уже весь мир до самых до окраин созерцает пятно на платье голубого цвета, и знает, что пятно от спермы, и чье именно платье (имя, фамилия, возраст), и чья сперма (хотя ее владелец безоглядно врет), и при каких обстоятельствах состоялось пятно — оральных или каких-нибудь иных, и в каком именно, сугубо официальном, любовном гнездышке. И ничего. Жена не уходит. Дочка не вешается со стыда. Сам автор пятна ходит с высоко поднятой головой, и не было случая, чтобы его не приветствовали аплодисментами. Получила конкретное наполнение частушка: "Милый Вася, я снялася в платье светло-голубом, но не в том, в каком ...ся, а совсем-совсем в другом".
Ну и что, слышу я голос прогрессивного читателя. Мир обновляется. Живем свободно и раскованно. А ископаемых, которые не способны освоить перемены, просят не кипятиться, отойти в сторонку от прогресса и доживать чего осталось.
В интересах истории могут делиться друг с другом воспоминаниями, которые, впрочем, никому не нужны.
Мне выпало в прошлом, как я считаю, редкое счастье. Мои родители были дружны с основателем и руководителем Ленинградского театра Комедии, художником и режиссером Николаем Павловичем Акимовым (1901-1968). И все мы с ним работали. Мама была актрисой его театра до войны. Отец ставил у него спектакли в эвакуации, в Таджикистане. Я перевела для его театра в 60-ые годы пьесу с французского и написала свою, обе были поставлены. Николай Павлович уговаривал всех писать пьесы и считал, что у непрофессионалов должно получаться лучше. Но это было уже тогда, когда не стало его главного, великого профессионала Шварца.
Те, кто знали Акимова, помнят, что по уму, таланту и остроумию с ним мало кто мог соперничать.
Прихожу в конце 50-х повидаться с ним в Москве, куда его вызвали на какую-то конференцию. В это время в Кремле идет очередной съезд партии. У Акимова сидит журналистка. Когда она уходит, Николай Павлович говорит: "Вот, хочет, чтобы я написал статью о хороших манерах в советском обществе". "Будете писать?" "Да вообще-то это то же самое, что тушить пожар небоскреба из клизмы..." "А что там у вас на конференции?" "Как обычно: ох ты съездушко, наш батюшка, ах ты партия, наша матушка...".
В это время его как раз "вернули" в его собственный театр, откуда он был изгнан высоким начальством на целых семь лет.
Легкий, живой и даже озорной человек, не чуравшийся крепкого словца, он не любил фамильярности, словно происходил из британской аристократии, а не из семьи харьковского железнодорожника. Хамства не прощал никому.
Приезжая в Ленинград, я иногда останавливалась на улице Гоголя у Николая Павловича и его жены, актрисы Елены Владимировны Юнгер. Ночевала в мастерской Акимова, где все стены были плотно увешаны портретами и театральными эскизами. Я не уставала их рассматривать.
Однажды, глядя на портрет красивой женщины в открытом бальном платье, я вдруг решила, что это не платье, а то ли полотенце, то ли покрывало, запахнутое на груди. То есть, что натура была обнаженная и во что-то завернутая. Ага!
Репутацией святого Николай Павлович никогда не пользовался. Я была молода и глупа. Мне казалось, что дружба, которой он меня дарил, дает мне право задавать вопросы.
"Николай Павлович, чей это портрет?" "Это такая-то, жена такого-то". "А у вас был с ней роман?"
Сразу стало понятно, почему акимовские актеры его не только обожали, но и боялись. Его пронзительные голубые глаза превратились в лед.
"Сядь, пожалуйста", — сказал Н.П. ничего хорошего не предвещавшим голосом.
Я охотно села, потому что у меня подогнулись ноги.
"Сейчас я тебе объясню, — начал Акимов, — в каком случае человек имеет право ответить на такой вопрос. Представь себе, что ты летишь с делегацией в Китай. У самолета в воздухе отказывает мотор, и вы делаете вынужденную посадку на сутки. Ты вспоминаешь, что где-то тут в глухой тайге, в заброшенной избушке живет твой старый знакомый, сосланный сюда много лет назад. Дорог к избушке нет, но ты все же туда добираешься. Твой приятель там по-прежнему живет, безвыездно и в полном одиночестве. Он слепой, глухой и немой. Вот этому человеку ты можешь назвать имя женщины, с которой у тебя роман. Понятно?"
"Понятно", — пролепетала я.
"Но с одним условием", — сказал Н.П., вставая.
"С каким?"
"Что на обратном пути из Китая ты спрыгнешь над избушкой с парашютом и убьешь этого человека. Пойдем обедать, Елена Владимировна ждет".
Ну и что, скажет прогрессивный читатель. Вы бы еще трех мушкетеров вспомнили. Или рыцарей Круглого Стола. Иные времена — иные нравы!
Нравы иные, чего тут спорить. Но как хорошо, что хоть краешком удалось застать те, что были до теперешних.
А скучному фильму "(500) дней Лета" спасибо за то, что дал повод повспоминать.
Добавить комментарий