Вообще-то я считаю, что знать надо много. Но не все, что, впрочем, и невозможно. Надо выбирать между тем, что необходимо, по-настоящему интересно, и тем, без чего можно обойтись. Здесь каждый выбирает сам. Излишняя осведомленность рождает гордыню и не всегда ведет к добру. Помните древнегреческого мудреца, который был умнее всех и стал олицетворением философии, но, в отличие от некоторых самодовольных умников, утверждал, что он знает только то, что ничего не знает.1
Однако в наше время жизнь поворачивается так, что приходится порою знать то, что тебе знать не хотелось бы. Впрочем, обо всем по порядку.
Хочу покаяться в своих грехах. Иногда во мне взыгрывает жестокий цензор. Я отдаю себе отчет в своей безнравственности, но ничего не могу с собой поделать. Это только говорится, что журналист может быть объективным, представлять факты и только факты. Тут дело только в том, какие факты выбираешь. Ведь в Интернете можно найти все, все, все... Такое обилие шокирует и ошеломляет. Как быть, что выбрать? Иногда я оказываюсь в роли человека из каменного века, который попал в каменные джунгли и потерялся среди небоскребов. А потом возмутился царящими здесь порядками. Вдруг оказывается, что допотопные представления о нравственности диктуют мне мое поведение. Нет, думаю я, эту информацию я не дам, такую информацию в эфир тащить не буду. Иногда при этом я ощущаю свою неправоту. Кто мне позволил определять, что нравственно, а что безнравственно?
Так вот, недавно я оказался перед дилеммой — быть мне цензором в очередной раз или нет. В этом году 105 лет со дня ухода в мир иной Антона Павловича Чехова. Чехова я люблю. Очень. По-моему, в истории мировой литературы не было такого писателя, который на нескольких страницах мог создать образ, ставший нарицательным. Страшнее всех рассказов о чудовищах и вампирах чеховский "Ионыч". Это ужасно и так обыденно, страшно, во что жизнь превращает человека. Или во что человек превращает сам себя.
В Москве у меня было 30-томное собрание сочинений Чехова. Время от времени я смотрел на портреты, открывающие каждый том. Удивительная фотоэволюция от простоватого Антоши Чехонте до одного из образованнейших и гуманнейших людей века. Помните, Чехов в одном из писем (ему было тогда 26 лет) писал, что надо по каплям выдавливать из себя раба. И глядя на портреты, видишь не только то, как менялся его облик. Видишь, как изменялся его духовный мир.
Кстати, я читал 12-й том писем Чехова. Знаете, какое слово он употреблял чаще всего? Деньги.
Как-то я увидел в одной из английских газет материал о тайных сторонах жизни Чехова, о том, как он ходил по борделям и вообще... Вот тогда и проснулся во мне цензор. Читать в эфир или не читать? Для меня ничего нового в этой информации не было, а вот давать ли это на второй день после передачи, в которой я говорил о Чехове самым высоким штилем. А потом я на себя разозлился. Кто дал мне право быть лакировщиком действительности?
Я безжалостно убил в себе цензора и устроил в эфире дискуссию, надо ли знать о тех чертах знаменитых людей, которые по общепринятой морали этих знаменитых людей не красят.
Надо ли знать, что великий Мопассан под конец своей очень короткой жизни передвигался в психиатрической больнице на четвереньках и лаял, как собака? Добавляет ли знание этого прискорбного факта что-либо существенное к тому, что характеризует облик Мопассана-писателя и человека?
Помню, как в юности меня шокировало, что Роберт Льюис Стивенсон болел сифилисом, а Даниэль Дефо совершал весьма неблаговидные поступки.
К глубочайшему моему сожалению прочитал я как-то, что у великой оперной певицы Марии Каллас были солитеры. Кто хочет, пусть смакует эти подробности, но мне они не нужны, они мешают мне воспринимать голос великой певицы. И теперь, когда я слушаю ее дивное сопрано, я почему-то всегда вспоминаю об этих паршивых солитерах, и они мне ужасно портят настроение и удовольствие от голоса певицы. Я понимаю, что это идиотизм, но я невольно вспоминаю про физиологические реалии, и настроение мое портится.
Я всегда любил музыку Вагнера, но когда прочитал некоторые его высказывания, то был буквально в шоке. Когда мы говорим о гитлеровской идеологии, то нередко забываем, что зачатки этой идеологии были в определенной степени почерпнуты у многих зоологических антисемитов, среди которых был и Вагнер. Не знаю, как у вас, уважаемый читатель, но мои знания некоторых штрихов биографии Вагнера и его чудовищные порою высказывания наложили отпечаток на мое восприятие той музыки, которая вызывала во мне восхищение. А ведь музыка сама по себе не изменилась, она осталась той же. Но что-то произошло внутри меня, что-то, мешающее мне воспринимать эту музыку так же, как прежде.
Я часто хожу в музей Метрополитен, но в последнее время ощущаю какое-то внутреннее неудобство, когда стою перед картинами или скульптурами Эдгара Дега. Меня возмутили его письма, проникнутые таким махровым антисемитизмом, что страшно от этого делается. Но не могу я ведь отрицать, что он художник замечательный, самого высокого класса.
Помню, в детстве я был очень разочарован, когда прочитал о своем любимом Гюго, что писатель, говоривший о вечной любви, в жизни волочился чуть ли не за каждой горничной и, уже будучи глубоким стариком, норовил этих горничных опрокинуть на диван. Сейчас можно только позавидовать его жизненной активности и снисходительно отнестись к его шалостям. Но тогда мое детское представление о нравственности не могло с этим смириться. До сих пор не могу смириться с тем прискорбным фактом, что автор гениальных "Отверженных", создавший благородный облик священника, подарившего каторжнику Жану Вальжану подсвечники, сам в жизни был очень скупым и беспокоился о каждом сантиме.
Или как быть с Шекспиром? Конечно, неоспоримо, что он первый драматург всех времен и народов. А как он обрисовал еврея Шейлока в своей пьесе, которая до сих пор вызывает столько споров. И в зависимости от того, какой режиссер воплощает замысел Шекспира на сцене, в ней расставлены акценты, гипертрофирующие или снижающие накал страстей вокруг образа Шейлока. Как-то читал, что знаменитый театр "Комеди Франсез", известный своими демократическими традициями, отошел от этих самых традиций и трактовал "Венецианского купца" как антисемитский шабаш.
Так как относиться к Шекспиру? И правильно ли было бы трактовать его творчество только с позиций сегодняшнего дня? А может быть посмотреть на Шекспира иначе, попытаться понять его в свете представлений, существующих в его время. Да, с одной стороны Шейлок — малопривлекательный персонаж. Но, с другой стороны, надо было обладать немалым мужеством, чтобы в те мрачные времена, когда к евреям относились как к людям низшего племени и применяли по отношению к ним немыслимые репрессии, произнести со сцены знаменитые слова Шейлока: разве еврей не человек, разве он не так же чувствует и страдает, как и другие люди?
Так как же быть, оценивая ту или иную личность, вошедшую в мировую культуру, если мы вдруг узнаем через много лет после их смерти, что они, эти самые личности, были порою непривлекательны в жизни, совершали иногда или часто весьма неблаговидные поступки, писали о возвышенных чувствах, сами ни в коей мере эти чувства не разделяя.
Много лет назад мой детский и юношеский максимализм никак не мог примириться с мыслью, что можно писать об идеалах, не всегда разделяя их и не всегда следуя этим идеалам. В те времена, как впрочем и сейчас, моим любимым героем был Дон Кихот. Помните, Рыцарь Печального Образа обожествлял отнюдь не божественную Дульсинею и знать не хотел о ней ничего дурного. Он видел в ней ту самую Даму, ради которой можно совершать подвиги. А была она обычной деревенской простушкой. Кстати, я вспоминаю Дон Кихота как совершенно реального человека. Не верьте, если вам скажут, что Дон Кихот, четыре мушкетера, Гекельберри Финн, Тиль Уленшпигель, Швейк, Смок Белью и многие другие не существовали в действительности. Они были самыми что ни есть живыми людьми из плоти и крови. Во всяком случае, именно так я их воспринимаю.
В нашей жизни быть Дон Кихотом трудновато, но иногда очень хочется. Тогда я не понимал, а теперь думаю о том, что все, что пишут об идеализме Дон Кихота, — это просто ерунда. Дон Кихот не был идеалистом в обычном сегодняшнем понимании этого слова, а исповедывал самые прагматичные взгляды. И потому вошел в историю, в отличие от множества других людей и персонажей, канувших в Лету. Потому что в жизни идеализм — это самая прагматичная философия, рано или поздно приносящая дивиденды. Идеалисты всегда сокрушали прагматиков, которые думали, что идеалисты витают в облаках и ни на что реальное не способны. А потом оказывалось, что именно идеалисты совершают деяния, которые их делают славными и богатыми.
Читайте полную версию статьи в бумажном варианте журнала. Информация о подписке в разделе Подписка
1 Сократ: "Я знаю только то, что ничего не знаю". По свидетельству Платона, так говорил великий мыслитель Древней Греции Сократ (470-399 до н.э.). И пояснял эту мысль так: люди обычно полагают, будто они что-то знают, а оказывается, что они не знают ничего. Смысл этого утверждения: чем глубже, обширнее познания человека, чем он мудрее и образованнее, тем яснее и глубже он осознает, сколь малы и условны все его знания. — Прим. ред.
Добавить комментарий