Заместитель

По тому, как долго она развешивала мутные рентгеновские снимки, как медленно садилась за стол, покашливая и глядя в сторону, Стэн понял, что дела плохи. Начала она издали, напомнив, что Стэн обратился к ней всего месяц назад, болезнь была уже запущена, хотя диагноз всё ещё вызывал сомнения. Теперь же, после дополнительных исследований, можно уверенно сказать, что, к сожалению, худшие предположения подтвердились. Нет, операция уже не поможет, слишком поздно. Однако сдаваться не надо: новейшие методы лечения позволяют замедлить процесс развития болезни и даже, в отдельных случаях (увы, не частых), остановить его совсем... на какое-то время. Не хотелось бы обнадёживать понапрасну, но продолжая уже начатые сеансы и сочетая их с ...

— Доктор, скажите прямо: сколько мне осталось? — прервал Стэн хриплым голосом. — Мне важно знать.

От столь прямого вопроса она совсем скисла. Молодой врач, она не привыкла ещё к подобным ситуациям, и необходимость объявить пациенту смертный приговор вызывала у неё настоящие страдания.

— Ну, если лечение принесёт желательный результат, то... то... можно надеяться на полгода... или даже больше...

— Понятно. Спасибо.

Стэн решительно встал и направился к выходу. Врач пыталась его задержать, объяснить что-то про лекарства и диету, но Стэну всё это было безразлично. "Полгода, полгода" — вертелось у него в голове. На паркинге он долго искал свою машину: внимание рассеивалось, он не мог сосредоточиться. "Полгода. Что я должен успеть?" — повторял он по пути домой, стараясь следить за дорогой. "Да какие такие дела? — прервал он сам себя. — На самом деле, существует одна настоящая проблема: Тоня".

Тоня выскочила в прихожую, едва он открыл дверь:

— Ну, что? Я ждала, что ты позвонишь из больницы. Ну, что?

— Да ничего хорошего, — сказал Стэн и, не снимая плаща, опустился в кресло.

Следующая неделя прошла в странном напряжении. Внешне всё было рутинно-спокойно: утром он вставал в то же самое время, уходил на работу, проводил там восемь с половиной часов, выполняя одни и те же операции — чертежи, расчёты, отчёты, совещания... Но делал он всё это автоматически, а мысль его лихорадочно билась об один и тот же вопрос: что будет с Тоней? Как она проживёт? Дом он ей оставит, хорошо, но за дом надо выплачивать заём, три с половиной тысячи каждый месяц — где она возьмёт? Сбережений существенных он не сделал. Конечно, она пойдёт работать, это ясно, но что она может заработать без профессии. А главное — по-английски она еле-еле... Что если продать дом, снять скромную квартирку, а на разницу она какое-то время сможет жить? Какое-то время, а потом?.. Все эти вопросы надо решать сейчас, немедленно, в оставшиеся полгода.

— Эй, Стэн, что ты здесь насчитал? Откуда ты эти допуски взял? В справочнике совсем не так. — Джек Болтон широко улыбался, чтобы смягчить неловкость ситуации: он нашёл ошибку у своего непосредственного начальника.

Вообще-то их отношения допускали такие вольности: они (отношения) давно переросли служебно-официальные рамки. Пять лет назад Стэн принимал Болтона в свой отдел, он тогда выбрал этого молодого инженера и не ошибся в нём: Джек оказался толковым, добросовестным работником и простым в обращении человеком. Со временем он стал заместителем Стэна. Несмотря на разницу в возрасте, они подружились. Достаточно сказать, что Джек Болтон был единственным существом, которому Стэн поведал историю своих отношений с Тоней. Истории, в сущности, не было, а было знакомство по интернету с девушкой из Череповца, города в Вологодской области, о котором Стэн и не слышал во время своей жизни в России. Вообще о России он знал не слишком много, родители увезли его в эмиграцию в пятнадцатилетнем возрасте. Но по-русски он говорил без акцента.

Интернетное знакомство произошло отнюдь не случайно, а в результате трудного решения, принятого после глубоких сомнений. Незадолго до этого Стэн расстался с Ванессой, своей второй женой, после трех лет супружеской жизни, похожей на непрерывный поединок. Конечно, случаются неудачные браки, известное дело, но это был у него уже второй такой брак, и хотя Ванесса ничуть не походила на его первую жену, проблемы были всё те же. С точки зрения Стэна, и та, и другая совершенно неправильно понимали роль жены в семье и смысл брака как такового. Это, так сказать, на уровне теоретического обобщения, а если говорить конкретно, на бытовом уровне... Стэну противно было вспоминать о бесконечных ссорах и препирательствах из-за мытья посуды, поездок в супермаркет, поливания травы и тому подобного. Причём, разногласия из-за бытовых мелочей переходили на более существенные стороны жизни, как например, отношения с родственниками, или переезд в другой город, или выбор страховки.

После второго развода Стэн решил никогда не жениться: дважды попробовал — не получилось. Хватит! Видимо, он не приспособлен к семейной жизни. Но прожив бобылём год, он стал думать иначе. Почему, собственно говоря, надо считать, что проблема в нем, что это он не приспособлен к семейной жизни? Ему очень бы хотелось иметь рядом с собой жену, верного заботливого друга, мать его детей. Близкую, отзывчивую душу, кому можно пожаловаться на что угодно — от боли в спине до заторов на шоссе, от глупого начальства до плохой погоды — и она поймёт, посочувствует. Как хорошо засматривать ей в глаза, касаться губами её ресниц, слушать её тёплый голос, ощущать нежный запах... Разве он не хочет этого? Очень хочет. Так может быть, проблема не в нём, а в этих американках, взращенных на ниве феминизма, которые считают брак чем-то вроде договора-сделки, где у сторон должны быть равные и одинаковые права? Супруги в их представлении — что-то вроде партнеров по бизнесу. Жена должна быть равна мужу — это для них чуть ли ни главное в семейной жизни. Сколько он наслушался дурацких разговоров о неотъемлемых правах жены, которые равны правам мужа плюс, однако, еще что-то... Если муж и жена имеют одинаковые функции, то действительно непонятно, зачем жениться. Тем более, когда нет детей. Весь смысл семьи, рассуждал он, в том, что супруги дополняют друг друга, а не равны друг другу в правах и функциях.

Так возникла идея иностранной жены. А если уж выписывать её из заграницы, то лучше всего из России: проблемы языка не будет, и будет меньше феминизма.

— Постой, постой, я не понимаю. — Джек отодвинул кружку с недопитым пивом и с удивлением взглянул на Стэна. — Ты побывал всего у одного врача? И готов безоговорочно верить? Ты что — не знаешь, как доктора ошибаются?

Они сидели в баре за столиком в углу. Они имели обыкновение заходить сюда по пятницам после работы. Но сегодня была среда, и Стэн предложил "внеочередное пиво", чтобы рассказать о своих делах.

— Это не только мой врач так считает, там ещё и заключение врача-радиолога.

— Радиолог не решает вопрос об операции, это не его дело. Так нельзя — мнение одного врача, и ты сдаёшься. У меня перед глазами случай с моим дядей, маминым братом. Он у четырёх врачей побывал, и все высказали разное мнение.

— И чего хорошего? — Стэн даже рассмеялся. — Кому верить?

Джек не понял его иронии.

— Давай я у дяди узнаю, кого считают самым авторитетным специалистом в нашем городе, светилом, так сказать. Сходишь к нему, а после поговорим.

Стэн пожал плечами, посмотрел по сторонам, опять пожал плечами.

— Сходить можно, пускай будет ещё одно мнение. Но только в чудеса я не верю. Мой врач и радиолог говорят: дело дрянь, а тот вдруг скажет: ничего страшного? Так не бывает.

— Конечно, вряд ли он найдёт тебя здоровым, но может предложить операцию или какое-то другое лечение. Так бывает.

Стэн допил пиво. Хотелось курить, он бросил всего месяц назад, и время от времени его нестерпимо тянуло к сигаретам. Особенно после пива.

— Сходить можно, — повторил он. В его голосе звучала безнадёжность. Он опять помолчал, посмотрел по сторонам.

— Насчет проекта не беспокойся, — бодро заговорил Джек. — Если тебе нужно будет на какое-то время уйти с работы, мы сможем, я думаю, закончить без тебя. Тем более, что ты будешь помогать, когда сможешь, верно? — Верно, — отозвался Стэн. — Ты и сам справишься не хуже меня, ты на самом деле мой заместитель. Честно говоря, меня больше не проект беспокоит, а... — Он понизил голос, будто кто-то мог их подслушать — Ну, ты знаешь историю моей женитьбы. Тоня абсолютно в этой жизни беспомощна. Что с ней будет, когда я?.. — Он не договорил и снова надолго замолчал. В баре стоял ровный гул, прерывавшийся время от времени воплями болельщиков: по телевизору транслировали футбольный матч. — Она никого не знает, ей не к кому обратиться в случае чего, — заговорил Стэн после паузы. — Может, стоило бы тебе с ней познакомиться? Поможешь ей, если необходимо будет.

— О чём речь! Конечно, помогу. Скажи ей — в любое время...

— Слушай, приходи к нам на обед. Тоня хорошо готовит, очень по-своему, по-русски. Приходи, правда. Только о холестерине лучше не думай: всё мясное и жирное. Как насчёт пятницы?

Джек смутился:

— Пятница? Я Линде обещал в диско, на танцы.

— В диско ходят поздно вечером. Верно? Ты на обед приходи к семи, а с Линдой встретишься в десять. Всё успеешь.

Антонина Доброхотова считалась в школе хорошей ученицей. Череповецкую среднюю школу № 9 она окончила сплошь на "четверки" и "пятёрки", и по английскому языку у нее было "пять". Со словарём в руках, она могла прочесть ответ на своё объявление, которое она поместила на сайте знакомств с иностранцами. Однако ответ пришёл на русском языке! Некто Станислав сообщал, что он живёт в городе Кливленде, в штате Огайо, что у него есть дом и машина, он инженер, его родной язык — русский, и что ему понравилась Тонина фотография. Переписка продолжалась несколько месяцев, а когда Тоня прилетела в Америку, она обнаружила, что с трудом может разобрать со словарём несколько строк по-английски, но ничего не понимает, когда люди говорят на этом языке.

Тоня не сдавалась. В прошлом прилежная ученица, дочь школьной учительницы и сама, можно сказать, педагог (воспитательница детского сада), она ежедневно занималась по привезенному из России учебнику английского языка, смотрела новости по телевидению и при случае старалась говорить по-английски. Правда такие случаи выпадали не часто: в обществе Стэн и Тоня бывали мало, в гости почти никогда не ходили, у себя принимали ещё реже.

Утром муж уходил на работу, Тоня оставалась одна. Она прибирала в доме, потом выходила во двор поливать траву, расчищать дорожки, подрезать кусты — она посадила четыре куста роз, которые требовали постоянного ухода. В середине дня она отправлялась в супермаркет. Водить машину она не умела. Стэн говорил: давай съездим вечером на машине, но Тоне нравились эти прогулки по пригородному посёлку, среди аккуратных домиков и ухоженных газонов. Идти было сравнительно недалеко — километра полтора. Она шла, смотрела по сторонам и ловила себя на мысли: а у меня тоже дом, и не хуже этого... В супермаркете она долго разглядывала продукты, читала внимательно этикетки. Её поражало даже не обилие товаров — в последнее время в России в магазинах можно было найти что угодно, были бы деньги — а вот именно доступность всего вокруг. "Могу купить, что угодно, на всё хватает", — думала она то ли с восторгом, то ли с удивлением и вспоминала прошлую жизнь... Вернувшись из магазина, Тоня готовила обед, а потом садилась за учебник английского языка или читала какую-нибудь русскую книжку из местной библиотеки. Всем на удивление, в этой небольшой районной библиотеке была обширная коллекция русских книг — всяких, особенно классики. Американцы с некоторым недоумением посматривали на вытянувшиеся вдоль полок многотомные собрания сочинений Глеба Успенского, Мельникова-Печерского, Короленко, Мамина-Сибиряка и других неведомых им писателей. Как они здесь оказались, эти книги? В семидесятых-восьмидесятых годах прошлого века, в период еврейской эмиграции из Советского Союза, в город приехало немало русскоязычных. По большей части это были культурные люди, гордившиеся своими домашними библиотеками и притащившие их с собой в Америку. И вот теперь первое поколение эмигрантов мало-помалу уходило из жизни, книги доставались их детям, которые русской литературой не интересовались, или к внукам, которые вообще не знали по-русски ни слова. Что делать с книгами, куда их девать? Выбросить — рука не подымается, спасибо районная библиотека соглашается принять...

Стэн появлялся дома в пять-тридцать каждый день, кроме пятницы, когда заходил с сотрудниками в бар. По пятницам он приходил домой в семь часов, отяжелевший от пива и ещё более молчаливый, чем обычно. Была ли Тоня счастлива с этим сдержанным, суховатым человеком? Если бы ей задали подобный вопрос, она не задумываясь ответила бы "да" — счастлива в том смысле, что её устраивала эта спокойная, размеренная жизнь без проблем, кризисов и напряжения, после всего, что пришлось ей пережить в России. В последние годы они четверо — Тоня, мама и старшая сестра Вера с дочкой — жили в родительской двухкомнатной квартире на мамину пенсию и Тонину зарплату. Денег едва-едва хватало на самое скудное пропитание, а покупка туфель или пальто для девочки вырастала в тяжёлую жизненную проблему.

Работа воспитательницы в детском саду помимо мизерного размера зарплаты имела ещё один недостаток: кругом были одни женщины, и познакомиться с каким-нибудь представителем другого пола не представлялось возможным. А Тоне исполнилось двадцать пять... Вот тогда-то и появилась Надежда Артемьевна с её идеями.

Она была старая мамина знакомая — преподавали в одной школе: мама литературу, а Надежда Артемьевна — английский язык. И как носитель передовой западной цивилизации, Надежда Артемьевна владела собственным компьютером, что в то время в Череповце было явлением чрезвычайно редким. Она первая и сообщила маме о рынке русских невест в интернете.

— Я понимаю, вам не хочется расставаться с дочкой, — говорила она возбуждённо. Несмотря на многолетнюю дружбу, они были на "вы": влияние школьного этикета. — Но какое у неё здесь будущее? За кого она может выйти замуж? За такого же пьяницу, как вышла Вера? — Старшая сестра пробыла замужем чуть больше года и с ребёнком на руках вернулась к маме. — Что хорошего она может здесь увидеть? А там, судя по объявлениям... Уверяю вас, ещё выбирать будет. Только нужно из англоязычной страны, она у меня лучшая ученица была. Из Англии или, в крайнем случае, из Америки. Конечно, Австралия тоже подходит, но очень уж далеко.

Но ответ, к разочарованию Надежды Артемьевны, пришёл по-русски. Завязалась переписка, потом телефонные разговоры. Дома телефона не было, и Тоня ходила разговаривать со Стэном на почту, на переговорный пункт. Однажды мама настояла на том, чтоб и ей дали поговорить со Стэном. Разговором она осталась довольна. На следующий день она рассказывала подруге:

— Он говорит как культурный человек. Речь правильная, без этих грубых словечек. В общем, чувствуется, что он из культурной семьи: действительно, мама у него была учительница химии. Правда, папа — бизнесмен...

Так была решена Тонина судьба. Через полгода переписки, телефонных разговоров и обмена фотографиями она улетела в Америку. Но чего не знала мама — это что в одном из разговоров Тоня прямо сказала своёму наречённому, что выйдет за него только в том случае, если он пообещает постоянную материальную помощь её семье в Череповце. Иначе она не сможет уехать: без её жалкой зарплаты они просто умрут с голоду. Стэн обещал и свято выполнял обещанное с момента Тониного прибытия в Кливленд. Действительно, две сотни долларов, которые он ежемесячно переправлял в Череповец, существенно подняли жизненный уровень Тониной семьи. Они могли теперь питаться нормально и купить девочке пальто.

— Сначала идёт закуска, — это слово Стэн произнёс по-русски, — под неё пьют водку. Нет, не из стаканов, а вот из таких рюмок. Но не маленькими глоточками, а сразу до дна, одним глотком. Вот смотри.

Он с удовольствием продемонстрировал, как это полагается делать.

— А теперь ты. Смелей.

Джек робко поднёс рюмку ко рту, но выпил смело, одним глотком.

— Great! — сказал он с некоторым удивлением. Тоня засмеялась. Весь вечер она была оживлённая, поминутно смеялась. И ещё Стэн заметил, как в последнее время улучшился её английский. Она бойко описывала свою жизнь в Череповце и свои впечатления от Америки. К тому времени они со Стэном уже побывали в Нью-Йорке, в Техасе и на пляже во Флориде.

После закуски был подан грибной суп, а потом жареная свинина с кислой капустой. Джек сидел за столом, несколько смущённый ласковым вниманием со стороны хозяев, и с воодушевлением хвалил Тонины кулинарные таланты. Он оделся, чтобы прямо после обеда ехать в диско на танцы; на нем был синий двубортный пиджак с белыми пуговицами, красная рубашка с открытым воротом и джинсы.

Стэн поглядывал то на него, то на неё, и странные мысли приходили ему в голову. Он никогда не видел её раньше такой весёлой. Она раскраснелась, сквозь тонкую, фарфорно-белую кожу проступил румянец, льняные волосы растрепались, она то и дело отбрасывала их со лба, встряхивая головой. Джек бросал на неё исподтишка короткие взгляды и смущался ещё больше. Что ж, думал Стэн, это было бы, наверное, наилучшим решением проблемы... Пусть только подождут полгода...

На танцы в диско Джек в тот вечер так и не выбрался. Он позвонил Линде и сказал, что занят. В гостях он засиделся чуть ли ни до полуночи.

Читайте рассказ полностью в бумажном варианте журнала. Информация о подписке в разделе Подписка