Глава из нового романа "Первый день оставшейся жизни", вышедшей в апреле 2008 года в Москве в издательском доме "ПоРог".
В новом романе, действие которого происходит в 1945-м и 2005 годах с участием исторических лиц и наших современников, читателя ждет увлекательное расследование таинственной истории высшего атрибута славы — сталинской Звезды Генералиссимуса.
Грузия, дача в Мюсерах под Пицундой. Суббота 25 августа — воскресенье 26 августа 1945
Смеркается на Кавказе в горах рано. Острые лысые хребты мгновенно, как затвор фотокамеры, срезают последние лучи солнца в долине, поросшей темным лесом. Секретарь Поскребышев прыгнул второпях на крыльцо через две ступеньки, зажег в прихожей свет и постучал о косяк. Не услышав ничего в ответ, приоткрыл дверь, которая оказалась изнутри на цепочке, и в щель выкрикнул:
— Дело международное! Молотов и Берия ожидают указаний...
Сталин дремал на диване в гостиной, механически отгоняя комара, садившегося то на лоб, то на щеки. От дверного стука выругался по-грузински и один глаз приоткрыл.
— Шени деда мовтхан!1 — прохрипел он, не открывая второго глаза. — Какое еще международное?
— Мне сказано, не твое дело. Доложи, мол, хозяину, и все.
Неважно чувствовал себя Сталин. Днем раскалывалась голова, потом скулил желудок, сейчас ноги ныли, мешая думать о главном. Может, климат тут сырой, зря поменял? Но места-то родные, кавказские. Отдых в отрыве от Москвы он заслужил тяжкой работой, особенно в прошедшие четыре года войны, — никто в мире так не работал день и ночь, не покладая рук, как он. Сегодня днем пошел к своему любимому винограднику на южном склоне горы. Гроздья всегда были крупные, цвета запекшейся крови, сочные. То, что он увидел, удручало. Листья пожухли, покрытые плесенью, птицы объели здоровый виноград, гниль оплела остальное.
Кряхтя, поднялся с дивана, дошлепал до двери, скинул цепь.
— Войди!
Услышав звяканье открываемой цепочки, позади Поскребышева появилась Валентина с подносом. Высунула сбоку, из-за широкой спины секретаря, нос.
— Стаканчик молочка вот. Парное. Коровка своя, проверенная. Полезно для здоровья-то, покушайте...
— Оставь и уйди, Валентина, не мешай. Чего Молотову и Берии надо?
— Честно говоря, не понял, — Поскребышев виновато опустил голову. — Темнят они.
— Зачем темнят? Разыграть меня спьяну задумали, что ли? Ладно, скажи им, чтобы ехали сюда.
— Они уже у ворот, в машинах дожидаются. И автобус сзади стоит. Охрана не пропускает.
— Кто в автобусе?
— Берия не сказал. Не твое, говорит, дело. А Молотов испуган.
— Пусть эти двое зайдут.
Не успел Сталин допить стакан молока, как они появились. Молотов при галстуке с засаленным узлом, с красной папкой подмышкой, а Берия как истинный горец в черкеске и хромовых мягких сапогах. Он всегда, бывая на Кавказе, возвращался к годам своей молодости и любил пофорсить. Берия держал в руке длинный сверток.
— Да не скрыпи ты сапогами! — Сталин поморщился. — Чего придумали? Какое-такое международное дело?
— В Сочи на рейде пароход из Кувейта, — бледнея, прошептал Молотов. — Спецрейс. При досмотре таможня обнаружила запертые каюты. Двери взломали. В каютах были люди, то есть женщины, и с ними огромного роста негр.
— Вооружен, — добавил Берия. — Пришлось поработать погранотряду. Они с задачей справились, отобрали у него два пистолета. В каюте нашли саблю, вот она.
Развернув сверток, Берия положил на стол перед хозяином сверкающие бриллиантами ножны. Сталин в руки брать не стал, только скосил глаза. Вдоль серебряного покрова сабли шла витиеватая надпись, по-видимому, на арабском языке.
— Вот, — Молотов протянул хозяину, — пакет от шейха Ахмета. Я вскрыл, чтобы перевести.
Тут был сургуч с печатями и неповторимо красивым почерком строка: "His Excellency Josef Stalin"2.
— Читай!
Молотов поправил расслабившийся узел галстука, развернул листок с переводом, почему-то оглянулся, и стал читать:
— "Дорогой друг и вождь великого народа! Мы, шейх Кувейта, пребываем в нирване приятных впечатлений от краткого визита в Ваш Кремль и чрезвычайно полезного обмена мнениями. Ваш щедрый сияющий дар украшает нашу коллекцию орденов и напоминает нам о необходимости сделать ответный жест. Примите, Ваше Превосходительство, наши скромные дары в знак уважения и заботы о Вашем счастливом времяпрепровождении после праведных трудов во славу Аллаха на благо советского государства и всего мира. Искренне Ваш — шейх Ахмет". Вот его личная подпись.
Молотов умолк, ожидая реакции.
— А что еще?! — спросил Сталин.
— Гарем! — выпалил Берия, готовый расхохотаться, но не позволивший себе этого.
— Гарем?! Мне?
— Именно! Шейх Ахмет в благодарность за Звезду Генералиссимуса прислал тебе несколько жен.
Сталин на миг растерялся. Акцент, как всегда, когда он начинал нервничать, увеличился. Глаза его перебегали от лица Берии к лицу Молотова.
— Палытыческая правакация?
— Ах, какие красотки! — Берия причмокнул. — Пальчики оближешь...
Он вынул из кармана шоколадную конфету, развернул серебряный фантик и целиком положил конфету на язык.
Молотов стоял молча, ждал указаний.
— Ишь, чего прыдумали! Хатят падарвать мой мэждународный авторытет... Отправьте нэмедленно обратно!
— Отказаться, — тихо молвил Берия, — значит шейха обидеть.
— Ах, так ты считаешь?
Тут Сталин заколебался. Будет ли это правильное партийное решение? Завистники, которые точат зубы, постараются использовать этот факт против вождя. Но ведь и шейх может обидеться.
— Кто об этом знает?
— Узкий круг, — сказал Берия. — Я старался обеспечить полную секретность. Но мы ведь не предполагали, что товарищу Сталину привезут гарем... Люди на таможне видели документы, кое-кто из погранотряда, еще моя охрана, но эти умеют держать язык за зубами.
— Всех участников акции изолировать, — перебил хозяин, — чтобы не произошло утечки. Сами-то жены где?
— Да там... — виновато опустил голову Молотов. — Сидят в автобусе. Под охраной. Куда ж их девать? По какому учреждению регистрировать?
— Сколько?
— Четыре штуки плюс негр.
— Посмотреть на свой гарем не желаете? — спросил Молотов. — Привести их сюда?
— Ни в коем случае! Это будет ошибочный шаг.
— Ты, товарищ Сталин, и взглянуть на подарок не хочешь? — удивился Берия. — Не хочешь дать нам указания? Как же нам-то быть?
Воцарилась пауза. Хозяин почесал затылок. Вдруг пришло ему на ум, что это его маленькая победа. Шейх клюнул на удочку, откликнулся, причем тоже в оригинальной форме. А суть такова: ему нужны со мной контакты, он хочет сближаться.
— Времени у меня нет этим вопросом заниматься! — заметил хозяин вслух. — Разве что партия прикажет...
— И прикажет, — сказал Молотов.
— Ладно! — вдруг решил Сталин. — Давайте сюда гарем... Посмотрим, чем шейх Ахмет хотел нас одарить.
Берия с Молотовым исчезли, а он зашел в спальню, глянул на себя в зеркало. Зеркал он не любил и остался собой недоволен. Перед ним стоял сгорбленный, неухоженный старик. Щеки небриты, усы загнулись в рот, остатки волос слежались, давно не причесанные. А тебе молодых жен в подарок... Открыл шкаф, надел голубой мундир генералиссимуса — вид сразу стал лучше. Распрямился немного, причесал виски и усы — стал совсем молодцом. Можно обзавестись женами, да зачем?
Он слушал шорохи в гостиной, шаги, отрывочные слова, но, как всегда с привезенными гостями (а других и не бывает), долго стоял за дверью, чтобы явиться правильно. Сейчас Поскребышев скромно объявит:
— Товарищ Сталин!
Тогда он и войдет.
Поскребышев не объявил, пришлось выйти самому. За длинным столом, где Сталин по своему усмотрению, то ближе, то дальше от себя, своих холопов рассаживал, с одной стороны сидели член Политбюро Молотов и кандидат в члены Политбюро Берия, оставив посередине стул для хозяина. По другую сторону стола, чуть поодаль, стояли четыре женщины, закутанные в черное с головы до ног. В прорезях хиджабов блестели глаза, как Сталину показалось, полные слез. Рядом с ними на пол, поджав босые ноги, уселся огромный черный человек с бессчетным количеством разноцветных бус на шее.
Хозяин рукой показал гостьям на стулья напротив.
— Присаживайтесь...
Они не шелохнулись.
— На каком языке они понимают? Давайте сюда арабиста. Как его... Перочинский, кажется?!
Берия поморщился.
— Как мне доложили, он не полностью здоров.
— Что значит — не полностью? Где он?
— После работы с вами отвезли на Лубянку. Ввели препарат, чтобы все забыл...
— Шен хом ар гамохлевди!3 — выматерился Сталин по-грузински. — Кто разрешил?
С Берией он иногда переходил на родной язык, чтобы другие не понимали, но тут вернулся к русскому.
— Нельзя было вернуть его в лагерь, — оправдался Берия. — Ведь он государственными секретами обладал, мог их врагам...
— Чтобы все забыл?! — передразнил хозяин. — Неужели и арабский язык забыл?.. Ладно, где другие переводчики?
— Не было указания обеспечить, — прошептал Поскребышев. — Теперь, на ночь глядя, где их в Мюсерах взять?
— Хоть чего-нибудь эти люди понимают? — спросил хозяин.
— Если не обманывают, — предположил Берия, — то ничего.
— Как их хотя бы зовут?
Берия извлек из нагрудного кармана листок бумаги, стал, запинаясь читать.
— Вот, пожалуйста, первая — Айеша бинт Хиязи, вторая — Амира бинт Файсал, третья — Хадия Бусайд, четвертая — Нура Салех. По документам Нура Салех — старшая жена.
— А какая из них кто?
— Шут их знает!.. — окинув их орлиным взором, Берия вдруг выкрикнул: — Нура!!!
Молчание. Ни одна из четверых не пошевелилась.
Сталин обладал большим опытом публичного общения с женщинами с трибун и на приемах. Перед ним расцветали улыбки и, возможно, открывались сердца. Он был уверен, что любые официальные отношения может перевести в неофициальные, и эта уверенность (достаточно поманить) чаще всего заменяла реальные связи. А с присутствующими его, так сказать, новыми женами ничего такого не происходило.
— Поскребышев, — велел он секретарю, тотчас к нему наклонившемуся, — помоги товарищам женщинам сесть.
Поскребышев попытался подтолкнуть их к столу. Но с пола поднялся черный человек с бусами на шее. Он расставил огромные ручищи и протиснулся между женщинами и секретарем, давая понять, что прикасаться к охраняемым им особам нельзя. После этого он сложил руки лодочкой и поклонился сидящим за столом.
— Что за птица? — спросил Сталин.
— Их евнух, — ответил Берия и улыбнулся.
— Евнух? А имя у него есть?
— Его звать Касса. Он немного говорит по-английски, и с ним мои люди побеседовали. Говорит, шейх Ахмет приказал ему не спускать глаз с ваших жен двадцать четыре часа в сутки, за исключением того времени, когда они вам лично нужны.
— Хм... Значит, Касса, — Сталин немного расслабился. — Ай, да туша! Небось, Ахмет сам его кастрировал.
Евнух уселся на паркет, сложив по-восточному ноги, и оглядывал пространство вокруг своих подопечных.
— Поскребышев, — попросил Сталин, — позови сюда Валентину. Пускай принесет вина и бокалы.
Служанка вбежала мгновенно — видно, стояла наготове за дверью. Хозяин сам взял с подноса штопор и открыл бутылку. Разлил понемножку, поднял бокал для тоста и ждал. Валентина в белом переднике обнесла всех. Берия и Молотов взяли по бокалу, ждали. Женщины к вину не прикоснулись.
— Они мусульманки, нельзя им пить, — сказал Берия.
Валентина поставила поднос на стол, всплеснула руками, покраснев, и вдруг у нее вырвалось:
— Да чего вы себя мучите? Я вам по-простому скажу. Там и смотреть-то не на что!
— Откуда ты знаешь?
— Сама видала! Я их всех давеча в уборную водила. И полотенца принесла чистые. На что они вам, эти бабы? Наши хуже что ли? Чего они знают такого, чего нам неизвестно?
Гостьи по-прежнему равнодушно смотрели куда-то в сторону, никак не реагируя на происходящее. Повисла пауза.
— Выйди вон, Валентина, — тихо сказал хозяин; подождал, пока она, обиженная, удалилась, захлопнув за собой дверь, и, вдруг, повернувшись к наркому внутренних дел, предложил: — Хочешь, подарю гарем тебе? Вези в Москву.
— Ты что, серьезно? — Берия едва заметно улыбнулся. — Если серьезно, то спасибо, не надо! Где я буду держать этих красоток? На Лубянке? Так у меня там подходящих помещений для гарема нет.
Сталин захохотал, довольный своей шуткой.
— Не хочешь — как хочешь. Скажи, Поскребышев, охране, чтобы их вывели через боковую дверь, посадили обратно в автобус и отвезли пока на дачу для секретарей иностранных компартий. Никуда не выпускать.
Он повернулся к Берии и Молотову.
— Вы тоже свободны. Подумайте, какие у вас предложения?
Появился Покусай, с ним еще несколько телохранителей и быстро оттеснили гарем вместе с евнухом к двери. Следом удалились оба наркома.
Сталин прилег подремать, но мысли о гареме не покидали его. Ничего такого особенного не произошло. Гарем — маленький дополнительный штрих, некая отдушина для человека при власти, если он не в восточной стране. Тем более, что мы сами тоже немного восточные. И значит, шейх меня уважает. Впрочем, это — уважение или насмешка? Зачем мне гарем? Я уже не в такой заботе о сексе, как раньше. Теперь секс отвлекает от больших целей. Подлинная страсть — в государственных делах. Какая практическая польза от гарема нам, революционерам?
Ночью похолодало, Сталина мучила бессонница, а пить снотворные он остерегался. Тут сделал исключение, положил на язык таблетку, запил "Боржоми". Заснул сразу, но проспал недолго.
Поднявшись в темноте, он выглянул в окно, во тьму леса, просвеченную фонарями и, вдали, прожекторами. Задвинул тяжелые шторы, чтобы снаружи охране не видно было, в какой комнате он сегодня спит, и теперь, посопев, зажег лампу. Часы на столике показывали без четверти четыре утра. Решение созрело у него, как всегда, внезапно и, как всегда, мудрое.
Сняв трубку, тотчас услышал голос Поскребышева.
— Слушаю, товарищ Сталин.
— Верни-ка сюда Берию и Молотова. Чего они разъехались по дачам, как крысы в норы? Скажи, совещание Политбюро.
— На какой час собирать?
— Я думаю, — хозяин опять поглядел на часы, — надо ни слишком поздно, ни слишком рано. Скажем, в четыре утра.
— Слушаюсь, — ответила трубка.
Вскоре вдали заурчали моторы, Берия и Молотов вернулись. Накинув на плечи шинель, Сталин вышел к ним из спальни. Подождал, пока они сели и, как бы размышляя вслух, сказал:
— Естественно, я мог бы приказать сам, но собрал совещание. Какое политическое решение будет правильным? В этом есть провокация. Почему, собственно, шейх отдал нам небольшую часть своего гарема? Много чего мог он прислать в качестве ответного подарка за Звезду Генералиссимуса. Зачем делиться женами? Думаю, большой хитрец этот Ахмет! Прислал потому, что освобождает место для европейских красавиц, которые ему теперь нравятся больше. Сам мне признался, когда был в Москве.
Молотов и Берия молча слушали и соглашались.
— Шучу, — продолжал Сталин. — А вот если серьезно, мне кажется, это была сознательная акция. Есть ли информация, будто американцы участвовали в подготовке и засылке этих..?
Никто не знал. Берия на всякий случай утвердительно кивнул.
— И такую информацию разыщем.
— Так я и предполагал. Сообщи, Молотов, шейху. Мы тронуты его щедростью. Поблагодари, как дипломатически полагается, от меня за подарок, который прибыл в полном порядке... Что будем с ними делать?
Сталин задавал такой вопрос, когда сам уже решил, но хотел услышать, способны ли подчиненные угадать его мнение. Молотов и Берия это знали и с ответами не спешили.
— Куда бы их деть? — спросил опять хозяин и, не ожидая реакции, приказал: — Увезите их в Москву, обеспечив строгую секретность.
— Где разместить?
— Как где? На Лубянке, конечно! Найдете место... Поручаю тебе, Берия, как опытному чекисту с ними разбираться. Допросить их с пристрастием. И евнуха тоже. Проверьте, кто он. Скорей всего, тоже — из агентуры шейха. Пускай раскалывается. Был ли у них умысел отравить товарища Сталина? Ты, Берия, учти. Если посмеешь их тронуть до следствия и суда, Политбюро тебя кастрирует.
— Можешь быть спокоен, клянусь! — сверкнул глазами Берия.
— Я еще немножко подумал, — прибавил хозяин, — и пришел к выводу, что это чисто политическая акция, чтобы расколоть наши ряды. Если у товарища Сталина будет гарем, то и вы все захотите иметь такие же. И Ворошилов захочет, и Калинин захочет...
— Калинин давно не хочет, — сказал Берия.
— Каганович захочет... И будете мне завидовать. Однако, говоря теоретически, мы, марксисты-ленинцы, не против многоженства, если оно устраивает товарищей женщин. Почему только мусульмане имеют эту прерогативу? В принципе, пускай и у нас, у всех ответственных работников в столице и на местах, будут свои гаремы. Сейчас это особенно актуально. Ведь много мужчин уничтожила война, и нам предстоит улучшить демографическую ситуацию.
— Замечательная формулировка вопроса! — заметил Берия.
— П-правильно ли п-поймет нас р-русский народ? — испугавшись, возразил ему Молотов.
Он тут же вспомнил, что хозяин запретил ему заикаться и, сосредоточив волю, постарался больше этого не делать.
Невероятно, но мнения в Политбюро разделились, и это всех встревожило. Сталин успокоил.
— Надо частные вопросы видеть в стратегической перспективе. Шейх Ахмет помог нам выиграть войну. Поможем ему убрать конкурентов и продвинуться в эмиры. Он будет распространять наши идеи по всему миру. Оттуда пойдет освобождение всей Азии и Африки. Но пока следует подкреплять дружбу конкретными действиями.
— Какой шаг сейчас наметим, товарищ Сталин? — спросил Молотов и, открыв папку, приготовился записывать.
— Думаю, понятно, что наше решение должно логически вытекать из предыдущего — из его подарка нам. В данной ситуации необходимо сделать Ахмету ответный подарок — с нашего стола вашему. Мы можем себе это позволить, так ведь?
Молотов онемел. Берия, всегда на все готовый, воскликнул:
— Великолепно!
— Если нет возражений, пошлем шейху аналогичный подарок. Подготовку поручим тебе, Берия, параллельно с атомным проектом. Будешь и этим заниматься, само собой, в обстановке полной секретности. Сколько жен пошлем шейху?
— Тоже четверых, — сразу предложил Берия.
Сталин покачал головой.
— Если уж посылать, то почему так мало? Давайте переплюнем шейха по кадрам! Покажем наш размах и щедрость. Это окупится сторицей. Что если удвоим? Допустим, восемь! И — наилучшего качества. Подберите больше, будет отсев.
— Какие нужны женщины? — по-деловому спросил Берия.
— Вот это трудный вопрос, — хозяин пошевелил усами. — Женщины лучше всего мягкие, бескостные...
Глаза у Берия блеснули.
— У товарища Сталина во всем хороший вкус.
— Ты — известный подхалим. Давайте дадим задание Академии медицинских наук, — он выдержал паузу, — вывести новую породу советских женщин — мягких, без костей.
Они загоготали, а он, довольный, переждал смех. Как легко быть остроумным, если ты хозяин, и как опасно, если раб.
— С одной стороны, — Сталин постучал трубкой о пепельницу, выбивая пепел, — они должны быть опытными женщинами, чтобы показать возможности социализма, то есть доставить шейху глубокое удовлетворение. С другой, они должны быть совсем юными, ибо разведка сообщает, что такие больше нравятся шейху.
— Как это диалектически совместить? — удивился Берия.
— Диалектически совместить что угодно нетрудно. Смущает другое: все меня обманывают. Но я почти не сомневаюсь в преданности детей. Сознательных пионерок мы найдем, и они поедут, куда надо. Отбирайте двенадцати лет, ну, тринадцати — они ведь быстро постареют. Обучайте их!
Берия и Молотов в согласии молчали, не имея других предложений.
— Но есть еще одна сторона вопроса, — вождь потрогал себя за мочку уха. — Понятно, что это не должен быть просто гарем. Такое было бы растратой государственных средств. Пионерки должны быть всегда готовы, то есть всегда готовы выведать секреты наших врагов.
— Лучше не называть это гаремом, — вдруг высказался Молотов. — Американская разведка узнает о подарке и решит, что "гарем" — это шифровка. Надо другую формулу, нашу, советскую. Может быть, комсомольский, или, лучше, пионерский визит дружбы?
— Можно и так, — сказал Сталин. — Но главное — их нужно сделать опытными разведчицами, чтобы получать от них экономические, политические и прочие сведения. За это, а не за проверку качества жен, Берия будет отвечать головой! Ахмету хочется поддерживать дружеские отношения. Хорошо бы Саада, старшего сына шейха, умело завербовать. Или женить на нашей разведчице.
— Вербовать сына — такое задание дадим, — Берия насупился. — Насчет женить его — будем стараться...
Когда они грузились в машины, утро в горах было туманное и прохладное. По дороге Берия сосал шоколадные конфеты с ликерной начинкой для усиления работы мозга. Позади двигалась машина Молотова. Тупо глядя на хвостовые огни бериевского лимузина, нарком иностранных дел пытался успокоиться и задремал.
Днем Молотов позвонил на дачу Сталину и сообщил о спецкурьере, который доставил из Наркомата иностранных дел шифровку. Получена она не по официальным дипломатическим каналам, но агентами из рук в руки. Его превосходительство шейх Ахмет приглашает великого вождя советского народа нанести ответный визит в Эль-Кувейт. Шейх гарантирует, что это будет организовано так же тайно, как посещение Ахметом Москвы.
Ювелирным мастерством политических фокусов Сталин владел в совершенстве. Несомненно шейх будет удивлен и рад ответному подарку. Положив трубку, хозяин стал ходить по комнате. А что если поехать в гости к Ахмету?
Добавить комментарий