Я всегда был глубоко убежден, что президенты Соединенных Штатов имеют раз навсегда установленные порядковые номера: от 1-го — Джорджа Вашингтона до 43-го — Джорджа Буша Младшего. Оказалось, однако, что это не так, что кроме обычной нумерации есть еще другая — место каждого президента, занимаемое им в истории страны; это, немного торжественно, называется “number of greatness” — что-то вроде: “порядок величия”. В Нью-Йорке существует Центр по изучению президентства, связанный с виднейшими политологами, историками, экономистами, социологами и общественными деятелями страны, которые регулярно, по окончании каждого очередного президентства, или в каких-либо экстренных случаях, устанавливают “порядок величия” очередного президента, меняя при этом всю “шкалу величия”: только 4 или 5 президентов постоянно держат свои места “самых великих”, для прочих же эти номера — величина переменная.
Я узнал об этой удивительной и единственной в своем роде традиции, прочитав материалы, посвященные 50-й годовщине президентства Дуайта Эйзенхауэра, которого американцы именовали только “Айк”.
В пенсильванском городе Геттисберге состоялась пятидневная конференция, посвященная этому событию; она проходила в местном колледже, и более чем 125 историков, ученых, высокопоставленных правительственных чиновников — в отставке и работавших — приняли в ней участие. Закончилась эта конференция выступлениями экс-президента Джеймса Картера и внука “Айка” Дэвида Эйзенхауэра.
И, как сообщали
потом газеты, на этой конференции было кардинально изменено отношение к “Айку”,
его президентству и его месту на “шкале величия”. Президентство Эйзенхауэра (1953-1961)
долгое время рассматривалось как некое подобие американской “эпохи застоя”, и
вот теперь самые авторитетные специалисты по институту президентства вдруг пересмотрели
эту оценку, еще раз сравнили “Айка” с другими послевоенными американскими президентами
и решили, что он не только не самый посредственный из них, но, кажется, даже самый
лучший. Мало того, поскольку Эйзенхауэр резко отличался от всех своих преемников,
возник вопрос: должно ли избирателям при выборе президентов ориентироваться на
те их качества, на какие они ориентируются в наши дни? Или критерии должны быть
иные?
“Мы тщательно исследовали восемь лет его президентства, политические инициативы, которым он дал начало, и их результаты впоследствии, и проанализировали, как отразились эти инициативы на последующих президентствах, — сказала Энн Уоршоу, профессор-политолог Геттисбергского колледжа и организатор конференции. — Такая широкая оценка президентства — беспрецедентна. За восьмилетием Эйзенхауэра последовал Джон Кеннеди с его рывком в космос, потом Джонсон с его Вьетнамом и Никсон с Уотергейтом”.
Как известно, каждый американский президент тайно или явно носит какую-нибудь кличку, отнюдь не всегда лестную. И если “Айк” все это время был известен как “никакой президент”, то отныне он “тефлоновый президент”, хотя это явный анахронизм: это определение впервые применили по отношению к Рональду Рейгану. Тефлон — это материал, которым покрывают кухонную посуду, чтобы к ней ничего не приставало, не подгорало, и чтобы она оставалась чистой. По отношению к президенту это означает, что если в процессе президентства и были допущены какие-то ошибки, то лично президент остается с незапятнанно чистой репутацией.
Эйзенхауэр и по сей день живет в памяти американцев как герой Второй мировой войны и образцовый семьянин, а вот блистательное, пронесшееся метеором президентство Джона Кеннеди начали критиковать очень скоро после его убийства — сначала за скандальную военную катастрофу в Заливе Свиней, при попытке нападения на кастровскую Кубу, а потом — за посеянные семена будущей вьетнамской катастрофы. Под знаком этой последней прошли последующие президентства — Линдона Джонсона и Ричарда Никсона, а для Никсона всё усугубилось еще уотергейтским скандалом, который мог бы привести к весьма неприятным последствиям, если бы не помилование, дарованное президентом Фордом.
Так вот, “Айк” тоже посылал во Вьетнам своих военных советников, и Никсона именно он избрал себе в вице-президенты, и когда разразился общеизвестный скандал с самолетом-шпионом У-2, сбитым над бывшим СССР, он вынужден был, оправдываясь, лгать, но американцы предпочитали винить в этом президентство, а не лично президента, — это и означает “тефлоновый президент”.
Большой интерес представляет собой нынешняя оценка президента Эйзенхауэра и его президентства, данная Джоном Грином, профессором Казеновийского колледжа штата Нью-Йорк, крупнейшим знатоком эпохи Эйзенхауэра. “Мы не оставили ложь насчет У-2 без внимания, — говорит Грин, — мы просто обошли тогда вниманием того, кто лгал. Что произошло бы сегодня, если бы наш самолет-шпион был сбит, скажем, над Китаем и исчез, а мы выступили бы с заявлением, что это был простой связной самолет? Вы представляете, что сделала бы с президентом оппозиционная партия? С Айком было все иначе, и я предложил бы нашим лингвистам поэтому ввести глагол “айкать” (to ike). “Айкать” — значит не игнорировать чьи-либо ошибки, а просто признать тот факт, что цена сделанных им ошибок намного ниже цены его правильных поступков”.
“Я бы сказал также, — продолжает Грин, — что Эйзенхауэр мог называться и “соседским президентом” — в силу того, что “соседи” его все были люди с причудами, в отличие от него. Трумэн — это полусумасшедший слизняк из квартиры напротив, носящий гавайскую рубашку и прихлебывающий “пинаколаду”. Джонсон наверняка подсматривал бы из-за кустов, как ваша семнадцатилетняя дочь принимает солнечные ванны, и Кеннеди с Клинтоном непременно были бы с ним. Никсон вообще не выходил бы из дому, Форд был бы изысканно вежлив и приветлив, а Картер был бы из тех, кто делает вам замечание, что ваш пес нагадил у него во дворе. Вместо Рейгана вы обычно видели бы его жену, а Буш Старший вечно мельтешил бы у вас перед глазами с бейсбольной битой на плече — как комик Чеви Чейс в фильме “Кэддишек”. Младший же Буш излагал бы вам нечто невразумительное и малопонятное. Но Эйзенхауэр — Эйзенхауэр был бы идеальным соседом. Он мог бы одолжить у вас косилку для травы, и вы скорее всего получили бы ее обратно”.
Не правда ли, не совсем обычная характеристика президентов?
Итак, долгое время 34-й президент пребывал в полном забвении. В течение своего восьмилетия он не сделал ничего потрясающего, не было никаких “встреч на высшем уровне”, никаких вошедших в историю речей и афоризмов, — он тяжело подбирал слова, неясно выражал мысль, и те, кто надеялся разобраться в чем-то, послушав президента, уходили зачастую еще более запутанными. Самая популярная шутка того времени гласила: было бы, конечно, ужасно, если бы “Айк” умер и президентом стал Ричард Никсон (его вице-президент), но еще хуже было бы, если бы умер Шерман Адамс (всесильный “начальник штаба” администрации “Айка”) и президентом стал бы Эйзенхауэр.
Страшный удар по престижу американцев и их президента был нанесен запуском искусственного спутника в СССР в 1957-м, и когда молодой и задорный преемник “Айка” провозгласил, что “для Америки вновь пришло время двигаться вперед”, — мало кто оглядывался назад. И мало кто прислушивался к мнению немногих историков, утверждавших, что Эйзенхауэр изменил лицо Америки и был первоклассным политиком.
Взгляды начали меняться, когда в середине 70-х годов историки получили доступ к личным бумагам Эйзенхауэра, и вот на конференции в Геттисберге из забытой всеми исторической свалки вдруг возник совершенно новый “Айк” — красноречивый, держащий все дела в своих руках активный политик, блестящий военачальник, ревниво оберегавший свою страну от войны, а в глазах некоторых — даже борец против сегрегации.
В 1962-м 34-й президент получил на “шкале величия” 21-е место — вслед за мало кому известным Честером Артуром. Иными словами, его даже не признали “президентом-середняком”, он вплотную подошел к тем, кто известен согласно “шкале” как “президенты-ничтожества”. В 1982-м он поднялся на 11-е место, а сегодня стоит на 8-м, на два места опережая блистательного Кеннеди и идущий первым среди послевоенных президентов. Возможно, что при очередном опросе он вплотную приблизится к самым популярным американским президентам, и решающую роль в этом сыграет нынешняя ситуация в Америке. Выше показана таблица (2001), из которой видны “места в истории” современных нам президентов.
Как выразился Грин, когда оценивается президентство Эйзенхауэра, наиболее важным является не то, что он сделал, а то, чего он не сделал. Он не вовлек Америку во вьетнамскую катастрофу, и он не допустил, чтобы Америка была вовлечена в третью мировую войну из-за Суэцкого и Берлинского кризисов. Он не был ни демагогом, ни авантюристом, ни честолюбцем, для него не имели никакого значения разного рода “дружеские связи” или “особые отношения”: только одно принимал он во внимание — благополучие Америки и ее народа, избравшего его своим президентом.
И бюджетного дефицита, который ныне снова взлетел из-за стремления теперешней администрации обустроить всю планету по-американски, при нем тоже не было: он считал сбалансированный бюджет не просто финансовым мероприятием — для него это было основным условием американского образа жизни.
Эйзенхауэр различал две опасности, угрожавшие Соединенным Штатам: внешнюю, исходящую от СССР, и внутреннюю — чем могут Штаты навредить сами себе, противостоя Советскому Союзу. Если США чрезмерно увлекутся “противостоянием”, считал президент, и позволят вмешивать себя в разного рода конфликты, они могут и без войны довести свою экономику до банкротства. Поэтому он, боевой генерал, урезал военный бюджет до разумно необходимого уровня и поддерживал этот уровень в течение всего своего президентства.
С 1954 по 1961 год расходы на оборону в абсолютном значении выросли с 46 до 47 миллиардов, но в процентном отношении к федеральному бюджету они сократились почти в полтора раза.
Оппозиционная демократическая партия в Конгрессе непрерывно поднимала вопрос о военном бюджете, требуя его увеличения и обвиняя республиканскую администрацию в пренебрежении национальной безопасностью, в легкомысленном отношении к обороне страны, явному советскому превосходству и неподготовленности Америки к ведению “ограниченных войн” в “третьем мире” (то, что с таким увлечением делается сейчас).
А когда демократы победили на очередных президентских выборах, вдруг выяснилось, что не существует никакого “превосходства”, а “ограниченные войны в “третьем мире”” — это весьма малопривлекательная и дорогостоящая вещь. И нет ничего странного, что после того, как Рейган начал свои военные эскапады, когда начался неудержимый рост военного бюджета и сверхщедрая помощь друзьям и союзникам, — критики этой политики все чаще возвращались мыслями к “Айку”. При нем американцы не знали, что такое война, дешевая пропаганда и такой же дешевый патриотизм. При нем американская экономика достигла невиданного расцвета. При нем Штаты покрылись сплошной сетью первоклассных автострад-хайвеев, изменивших лицо страны (ныне большинство из них находится в плачевном состоянии).
Когда американцы сравнивают то время с сегодняшним днем, с фантастическим бюджетным и внешнеторговым дефицитом, с повальным антиамериканизмом, с растущей безработицей и экономическим спадом, с непрерывными кризисами, “экспедициями”, “операциями” и локальными войнами, — эпоха Эйзенхауэра представляется им золотым веком — веком покоя, уверенности и экономического благополучия.
Гордон Холанд, специалист по социальной психологии и авторитет в вопросах политического руководства, сравнивает “Айка” с Авраамом Линкольном — одним из самых любимых американцами президентов, и одновременно поднимает вопрос о том, какими качествами должен обладать государственный лидер.
Это миф, говорит Холанд, будто государственный лидер должен обладать какими-то необычайными качествами, позволяющими ему менять ход истории. Люди сами придумали этот нелепый стереотип, и американцы желают видеть его в своих президентах, а если нет — подвергают их безжалостной критике. И Линкольн, и Эйзенхауэр критиковались современниками за “отсутствие стиля”. Их считали совершенно невыдающимися личностями, не умеющими связать двух слов,
И так же, как сегодня Линкольн — одна из самых ярких личностей американской истории, так ныне подлежит ревизии место в истории Дуайта Эйзенхауэра. Он уже не “президент-бездельник сонных 50-х”, а тот, кто заложил основы победы Запада в “холодной войне”, кто дал Америке мир и процветание. Эйзенхауэр, как и Линкольн, никогда не выпячивал себя и предпочитал управлять через других.
Другой миф, говорит Холанд: лидеры — это одиночки. Генерал Джордж Паттон гордо стоит на фоне огромного американского флага, Наполеон — в своем кабинете, склонившись над картой, Вашингтон — на носу шлюпки, пересекающей Делавэр. Это на нас производит впечатление, хотя общеизвестно, что когда дела вершит один-единственный человек, а не какой-либо коллектив, эти дела зачастую кончаются крахом.
Во время Гражданской войны президент и главнокомандующий Линкольн заметил по поводу самолюбивого генерала Джорджа Маклеллана: “Я взялся бы ухаживать за лошадью генерала, если это помогло бы нам одержать победу”. И когда нужно было предупредить раскол Соединенных Штатов, Линкольн принес в жертву этому всё, вплоть до своей репутации. Так же вел себя и Эйзенхауэр, когда он столкнулся с амбициями фельдмаршала Монтгомери, генерала Паттона и генерала де Голля. Он уступал во всем, преследуя лишь одну цель: сохранить антигитлеровскую коалицию и добиться победы. Это умение не выпячивать собственное “я” и помогало Линкольну и Эйзенхауэру создавать коллективы способных людей и с их помощью добиваться решения сложнейших задач, самим оставаясь в тени.
В отличие от “Айка”, последующие президенты извергали потоки речей (не всегда грамотных), сверкали улыбками, блистали афоризмами и воевали — с Конгрессом и вообще с кем придется, для вящей своей популярности, а то и для бизнеса. И вот — итог: больная экономика, огромный внутренний долг и полная неопределенность.
И еще один миф, говорит Холанд, — будто лидерами рождаются, а не становятся. Это приводит к тому, что мы упускаем возможность подготовить наших молодых людей к пониманию роли, которая, возможно, предстоит им в будущем. Скромный учитель иллинойской школы Ментал Грэм обучил юного Линкольна искусству общения с людьми, и это помогло ему в дальнейшем стать великим государственным деятелем. Точно так же генерал Фокс Коннер частным образом обучал Эйзенхауэра военной стратегии, дипломатии и технике руководства.
И поскольку, заключает Холанд, наши требования к руководителю государства в корне неправильны, они должны быть немедленно пересмотрены. Если этого не сделать, каждый последующий президент будет бездарнее и авантюрнее предыдущего, и один лишь Бог знает, во что они превратят эту прекрасную страну, для процветания которой так много сделал незаметный 34-й президент Дуайт Эйзенхауэр.
* * *
Все сказанное о 34-м президенте Соединенных Штатов было бы неполным без одной детали, в равной степени сенсационной и символической: 13 лет назад брачными узами связали себя советский гражданин Роальд Сагдеев, член партии и бывший глава космической исследовательской программы, и американская гражданка Сьюзен Эйзенхауэр, внучка покойного президента, сотрудница вашингтонской фирмы, консультирующей американских бизнесменов в их деловых связях с СССР.
История встречи молодоженов (ему тогда было 57 лет, ей — 38), их любви и благополучного ее завершения не так уж давно была бы совершенно немыслимой, и она по-своему явилась знамением тогдашних перемен.
В 1982 году, еще при блистательном Леониде Ильиче, Сагдеев руководил программой исследования хвоста кометы Галлея. К сожалению, СССР мог лишь стрелять в комету ракетами — тончайшие инструменты, предназначенные для астрофизических исследований, находились на Западе. Западные ученые, между тем, тоже горели желанием исследовать знаменитую комету, но их бюджет не предусматривал ракет. И так как ни американское, ни советское правительства в те поры не горели желанием устраивать совместные исследования, Сагдеев на свой страх и риск организовал в Будапеште неофициальную встречу ученых, в результате которой в советской ракете было установлено американское оборудование.
Эта история получила громкую огласку, Сагдеев вполне мог поплатиться за нее головой, но у власти тогда весьма кстати оказался Горбачев, приветствовавший этот род сотрудничества и сделавший в 1986-м
Сагдеева Героем социалистического труда, руководимый же им институт был награжден орденом Ленина.
Сагдеев никогда не был тем, что именовалось “диссидент” или “правозащитник”, — он просто был честным человеком. Поэтому в свое время он категорически отказался подписать письмо, “клеймящее позором” А.Д.Сахарова. И коммунистом он стал только для того, чтобы возглавить Институт космических исследований, боясь, как бы это место не занял профессиональный партийный бюрократ. А так как исследования в области космоса были неотделимы в СССР от политики, Сагдеев стал народным депутатом.
По его словам, технологическое убожество СССР и успехи его в космосе представляли собой поразительный парадокс, исследованием которого еще никто серьезно не занимался. И лишь в 1987 году, на конференции в Нью-Йорке, посвященной советско-американскому научному обмену, он нашел человека, заинтересовавшегося и этим вопросом, и космосом, и самим Сагдеевым, — это была Сьюзен Эйзенхауэр.
Она с удовольствием приняла участие в подготовке книги мемуаров Сагдеева, переводе их на английский и выпуске в свет. Они переписывались, разговаривали по телефону, и Сьюзен стала неотъемлемой частью мемуаров и жизни Роальда Зиннуровича. Они решили пожениться, Сагдеев сообщил о своем решении одному из советников Горбачева, и новость мгновенно распространилась по Москве.
Сначала был страх — наследие прежних времен: наверное, их визы будут аннулированы, и свидания между ними будут запрещены; или ЗАГС откажется регистрировать их брак. Но времена были не те, и Вашингтон, и Москва отнеслись к этому союзу одинаково благожелательно. Президент Буш-старший гарантировал молодоженам торжественный прием в Белом доме. “Правда” официально объявила о свадьбе, заведующий Загсом лично пригласил молодых на церемонию и произнес прочувствованную речь о великой пользе международного сотрудничества. Обряд венчания состоялся в американском посольстве в Москве. Новобрачные переехали в Колледж-Парк — городок при Мэрилендском университете, где Сагдеев стал профессором-преподавателем физики. А Сьюзен сегодня — директор Центра политических и стратегических исследований в Вашингтоне.
Сьюзен утверждает, что будь ее дед жив, он был бы в восторге от ее супруга. У этой пары есть юный отпрыск, и совсем не исключено, что оный отпрыск станет когда-нибудь президентом Соединенных Штатов — прямым потомком президента Эйзенхауэра, президентом с наполовину татарской кровью.
Добавить комментарий