Эзотерическая страничка Письма живого усопшего

[продолжение, начало в № 4 от 05 сентября 2003, № 5 от 19 сентября 2003, № 6 от 03 октября 2003]

Письмо 12

Мне нужно сделать добавление к тому, что я говорил, когда старался объяснить вам, что все, встречающееся здесь, существует и на земле. С тех пор я узнал, что это не совсем верно. Здесь есть различные слои. Я это узнал только недавно. Я и до сих пор думаю, что в слое, ближайшем от земли, все, или почти все существует и на земле в плотной материи. Но если удалиться подальше от земли (как далеко, я не могу определить земной меркой), можно достигнуть сферы образцов или — если можно так выразиться — первообразов вещей, которые возникнут на земле. Я видел формы вещей, которые, насколько я знаю, не существовали на вашей планете, например, будущие изобретения. Я видел крылья, которые человек может приспособить к себе. Я видел также новые формы летательных снарядов. Я видел модели городов и башен со странными, похожими на крылья, проекциями, употребление которых мне совершенно непонятно. Прогресс механических изобретений, очевидно, еще только начался. В другой раз я продвинусь дальше в этом мире образцовых форм и посмотрю, нельзя ли проникнуть еще дальше.

Но имейте в виду: я рассказываю вам совершенно так же, как рассказал бы путешественник о вещах, которые он видит впервые. Иногда мои объяснения могут быть неверны.

Когда я был в области, которую мы будем называть миром первообразов, я не встретил там никого, кроме одного случайного путника, вроде меня. Я делаю из этого естественное заключение, что только немногие, покидающие землю, посещают эту область. Я вывожу из всего, что видел, и из общений с душами, перешедшими сюда, что большинство из них не удаляется очень далеко от земли.

Очень странно; а между тем я видел людей, которые воображают себя в обстановке настоящего ортодоксального рая, они поют в белых одеяниях с венцами на голове и с арфами в руках. Не принадлежащие к ним называют эту область “небесной страной”.

Рассказывали мне, что существует также и огненный ад, чуть ли не с запахом серы, но до сих пор я не видел его. Когда я буду сильнее, я постараюсь добраться до него и, если это не слишком мучительно, я проберусь и дальше — если меня туда пустят.

В настоящее время я перехожу с места на место, и до сих пор и еще не изучил основательно ни одной области.

Я взял мальчика, которого, кстати сказать, зовут Ляйонель, вчерашний день с собой. Может быть, следовало бы сказать “вчерашнюю ночь”, так как ваш день наша ночь, когда мы находимся на вашей стороне. Вы и твердая земля находитесь в центре нашей большой сферы.

Я взял мальчика с собой для того, что бы вы назвали “прогулкой”.

Прежде всего, мы отправились в старый квартал Парижа, где я жил в прежней жизни; но Ляйонель ровно ничего не видел, и когда я ему указывал на некоторые строения, он спросил меня совершенно искренне, не вижу ли я их во сне. Вероятно, у меня есть способность, которая развита не во всех жителях астральной страны. Так, когда Ляйонель нашел, что Париж — мое воображение (сам он жил в Бостоне), тогда я отправился с ним в “небесную страну”. Ее он сейчас же увидел и сказал: “Это, должно быть, то самое место, про которое мне рассказывала бабушка. Но где же Бог?”

Этого я не мог сказать; но тут мы увидели, что все смотрят в одном направлении. Мы тоже стали смотреть вместе с другими и увидели большой свет, подобный солнцу, только свет был мягче и не так ослепителен, как у материального солнца.

“Вот, — сказал я мальчику, — что видят те, кто видит Бога”.

А теперь я должен сказать вам нечто очень странное: пока мы смотрели на этот свет, между ним и нами начала медленно образовываться фигура, какую мы на земле привыкли называть Христом. Он смотрел с нежностью на людей и протянул к ним Свои руки. Затем Его образ изменился, и на Его правой руке оказался ягненок; а затем — Он стоял как бы преображенный на горе; после этого Он заговорил и начал учить их, мы могли слышать Его голос. А затем Он исчез, и мы перестали видеть его.

Письмо 13

Когда я впервые перешел сюда, я был так заинтересован всем виденным, что не расспрашивал, как следует относиться к видимому; но позднее я начал замечать разницу между предметами, которые на поверхностный взгляд кажутся из одной и той же субстанции. Так и начинаю видеть разницу между тем, что несомненно существовало на земле, как, например, форма мужчин, женщин и детей, и между другими вещами, которые, хотя и видимы и кажутся осязаемыми, но, тем не менее, должны быть, вероятнее всего, мыслеобразами.

Эта мысль пришла ко мне, когда я смотрел на драмы, разыгрываемые в “небесной стране”, и она снова явилась ко мне еще с большей силой, когда я делал недавно исследование в той области, которую я называл “миром первообразов”.

Позднее я буду, вероятно, различать и тот, и другой вид с первого взгляда. Например, если я встречу здесь существо, или что мне покажется существом, и мне скажут, что это известный герой романа, вроде Жана Вальжана Виктора Гюго, я буду иметь основание думать, что это — лишь мыслеобраз, но настолько жизненный, что он кажется настоящим существом в этом мире разреженной материи. Но до сих пор я еще не встречал таких героев.

Таким образом, пока я не удостоверюсь, что встреченное существо слышит меня и может отвечать мне или другим, которые обращаются к нему с беседой, — я не могу окончательно решить, что оно действительно существует. Отныне я буду исследовать всех, встречающихся мне. Герой романа или иное создание мысли, как бы живо оно ни казалось, не может отвечать на вопросы, ибо не имеет души, не имеет реального центра сознания.

Когда я вижу странную форму дерева или животного, и могу его осязать, ибо чувства действуют здесь совершенно так же, как и на земле, я знаю, что она существует в тонкой материи астрального плана.

Я думаю, что все существа, которые я видел здесь, реальны, но если я встречу такое, которое не смогу осязать, и которое не сможет отвечать на вопросы, — тогда у меня будут данные для моей гипотезы, что частицы материи, из которых составляются мыслеобразы, имеют достаточную степень сцепления для того, чтобы казаться реальными.

Несомненно, что нет духа без субстанции, и нет субстанции без духа, скрытого или выраженного; но нарисованный человек может же казаться на далеком расстоянии самим человеком.

Могут ли здесь существовать сознательно преднамеренные мыслеобразы? Я думаю, да. Такая форма мысли должна быть очень интенсивна для того, чтобы сохраняться на продолжительное время.

Недавно и попросил моего Учителя показать мне архивы, где могли бы записываться наблюдения живших здесь, если такой архив существует. Он сказал:

“Вы были большим любителем книг на земле. Пойдемте”.

Мы вошли в большое здание, подобное библиотеке, и у меня захватило дух от удивления. Меня поразила не архитектура здания, а количество книг и рукописей. Их, должно быть, было много миллионов.

Я спросил Учителя, все ли книги здесь. Он улыбнулся и сказал: “Неужели вам все еще мало? Вы можете выбрать все, что хотите”.

Я спросил, как расположены книги — по предметам или иначе?

“Здесь есть определенный порядок, — ответил он. — Какую хотите вы?”

Я сказал, что хотел бы видеть книги, в которых записаны наблюдения над этой, все еще мало знакомой для меня страной.

Тогда он взял с полки объемистый том. Он был напечатан крупным черным шрифтом.

“Кто написал эту книгу?” — спросил я у него.

“Здесь есть подпись”.

Я посмотрел в конце книги и увидел подпись, которую употреблял Парацельс.

“Когда он написал это?”

“Вскоре после переселения сюда. Это было написано между жизнью Парацельса на земле и его следующим воплощением”.

Книга, которую я раскрыл, представляла собой трактат о духах человеческих, ангельских и элементальных. Она начиналась с определения человеческого духа, как духа, имевшего опыт жизни в человеческой форме; а элементальный дух определялся как более или менее развитое самосознание, не имевшее еще такого опыта.

Затем автор определял ангела, как дух высокой ступени, который не имел, вероятно, и в будущем не будет иметь таких переживаний в материи. Затем, он утверждал, что ангельские души разделяются на две резко отличающиеся группы — небесные и преисподние; первые принадлежат к тем ангелам, которые работали в гармонии с законами Бога, последние — к тем, которые работали против этой гармонии. Он говорит, что каждый из этих отделов необходим для существования другого; что если бы все были добрые, то вселенная прекратила бы свое существование; что и само добро перестало бы быть за отсутствием своей противоположности — зла.

Он утверждает, что в архивах царства ангелов есть указание, что добрый ангел сделался злым, а злой ангел сделался добрым, но что это были редкие случаи.

Далее он предупреждает те души, которые будут пребывать в той области, где он это писал, и в которой я нахожусь в настоящее время, чтобы они не вступали в сношение со злыми духами. Он заявляет, что в более тонких формах здешней жизни больше соблазнов, чем в жизни земной; что сам он был неоднократно осаждаем злыми ангелами, убеждавшими его соединиться с ними, и что их аргументы были иногда чрезвычайно благовидны.

Он продолжает, что во время своей неземной жизни имел частые общения с духами; и добрыми, и злыми; но что пока он был на земле, он никогда — насколько ему известно — не беседовал с ангелом из породы злых.

Он указывает своему читателю, что есть только один способ для определения, принадлежит ли существо здешнего тонкого мира к ангелам, или же только к человеческим или элементальным духам; отличить ангела можно только по большой силе сияния, окружающего его. Он говорит, что и добрые, и злые ангелы окружены чрезвычайным сиянием; но что между ними есть разница, заметная при первом же взгляде на их лица; что глаза небесных ангелов пылают любовью и разумом, тогда как смотреть в глаза ангелов преисподней чрезвычайно тяжело.

Он говорит еще, что для ангела тьмы возможно ввести в заблуждение смертного человека, явившись перед ним под видом ангела света; но что такой обман невозможен по отношению души, освободившейся от своего смертного тела.

Возможно, что я скажу еще более об этом в другой раз, а теперь я должен отдохнуть.

продолжение следует