Европейский суд по правам человека вынес решение по делу о массовых убийствах в поселке Новые Алды, пригороде чеченской столицы города Грозный. Основными материалами на процессе были записи сотрудников международной правозащитной организации Human Rights Watch, которая выпустила специальный доклад об этих событиях. 5 февраля 2000 года утром в поселок Новые Алды вошли люди в военной форме. По предположениям свидетелей и пострадавших, это не была одна, единая часть, а, скорее всего, сводный отряд из разных ведомств. Потому что вели они себя по-разному: те, кто проводил «зачистку» с севера, продвигаясь к центру большого поселка, убивали людей. А те, кто шел с юга, только грабили.
Из показаний медсестры Асет Чадаевой, 1967 года рождения:
«5 февраля около 12 часов дня я услышала на улице первые выстрелы. Мы вышли и увидели, как солдаты поджигают дома... На случай, если насиловать будут, я заранее привязала к себе гранату... Услышала дикие крики... Девятилетняя Лейла, дочь Кайпы, беженки из села Джалка... в истерике падала, каталась по земле, хохотала и кричала по-чеченски и по-русски: «Маму мою убили!» Брат взял ее на руки, отнес к нам домой, я вколола ей транквилизатор...
Когда я кончила оказывать ей помощь, солдаты уже ушли с нашей улицы. Я побежала во двор — там лежала Кайпа в луже крови, от которой на морозе еще пар шел. Я хотела поднять ее, а она разваливается, кусок черепа отваливается — наверное, очередь из ручного пулемета перерезала ее... Рядом во дворе двое мужчин лежат, у обоих громадные дырки в голове... Горел убитый Авалу. Видимо, на него вылили какую-то горючую жидкость и подожгли. Я подтащила сорокалитровую флягу с водой, не знаю, как подняла, вылила воду. Честно говоря, я не хотела видеть тело Авалу, пусть лучше в памяти останется живой — исключительно добрый был человек...
Я обратно побежала по центральной улице... увидела Гайтаева Магомеда — он был инвалид, в молодости в аварию попал, у него носа не было, он специальные очки носил... Ему прострелили голову и грудь, а эти очки висят на заборе. Российские солдаты добивали моих больных, раненых мирных людей, стариков и женщин.
В тот день и другого моего соседа, Ахматова Ису, 1950 года рождения, сожгли. Мы нашли потом кости, собрали их в кастрюлю... Был сожжен также Шамхан Байгираев, его забрали из дома. Братьев Идиговых заставили спуститься в подвал и забросали гранатами — один остался в живых, другого разорвало на куски. Я видела Гулу Хайдаева, старика убитого. Он лежал на улице в луже крови. Солдаты убили 80-летнюю Ахматову Ракият — сначала ранили, потом лежачую добили. Она кричала: «Не стреляйте!», этому есть свидетели. Эльмурзаев Рамзан, 1967 года рождения, инвалид, был ранен 5 февраля днем, а потом ночью умер от перитонита...».
Из показаний Марины Исмаиловой:
«Они убивали и сжигали людей, не спрашивая документов... Основные требования этих убийц — золото и деньги, потом только расстреливали... На улице Маташа Мазаева в доме № 158 оставались два брата пенсионного возраста, Магомадовы — Абдула и Салман. Они были заживо сожжены в своем доме. Только через несколько дней после огромных усилий мы нашли их останки. Они уместились в полиэтиленовый пакет...».
Из показаний Луизы Абулхановой:
«Среди убитых днем 5 февраля людей нет ни одного боевика. Все — мирные граждане. Большинство осталось в поселке, потому что некуда было ехать, да и денег на это не было. Откуда они могли быть, например, у Вахидова Доки, маляра-штукатурщика по профессии? Или у Ахматова Исы, подрабатывавшего на стройках?.. Все они умерли страшной смертью. Ахматова Ису нашли в доме у Цанаевых только через несколько дней после случившегося. Его, видимо, сожгли заживо... Погиб еще старик Хайдаев Гула, ему было за 70 лет, безобидный был человек. Погиб и Ханиев Тута, 1954 года рождения, тоже не боевик...»
Из показаний Малики Лабазановой:
«Мы все эти месяцы жили в подвалах. Беспрерывно и день, и ночь город бомбили самолеты...
5 февраля... я дворами побежала к родственникам мужа... Они живут на улице Мазаева, в 135-м доме... Когда я вошла, во дворе сидел Ахмед, ему было 70 с лишним лет, и он говорит: «К нам приходили трижды, у нас на улице трупы лежат». Я бегом к воротам, открываю их, а там...
Первый убитый, которого я увидела, был Азуев Айнди, старик 80 лет, во время обстрелов мы с ним в одном подвале укрывались. В нескольких метрах от него, у калитки, лежала Кока (Бисултанова), молодая еще женщина. Чуть дальше — Аймани (Гадаева), фамилию которой я не знаю, знаю только, что она керосином торговала... Лежал 50-летний Альви Хаджимурадов. Я возвратилась и сказала Ахмеду, что трупы нужно затащить в дома, иначе кошки и собаки могут соблазниться. «Солдаты приказали не трогать, они могут еще вернуться», — ответил тот».
Из показаний женщины, просившей не называть ее имени:
«5 февраля в половине одиннадцатого я услышала взрыв от подствольника (гранаты от подствольного гранатомета), выскочила на улицу... Смотрю — лежат расстрелянные люди. На улице стояли только военные. Я побежала обратно, а они кричат мне: «Стой!» Я бежала, а в меня стреляли.
Когда я к себе вернулась, один солдат присел и говорит: «Как бы мне вас спасти? Я не хочу, чтобы вас убили. Вы на мою маму похожи». Он позвал своих ребят, и они сидели с нами... Эти солдаты спасли нас... Те, которые расстреливали людей, — это была одна команда, а те, которые нам помогали, — другая.
Ночью мы трупы занесли в дома. Я видела 28 трупов — все наши соседи. Я обмывала трупы. В основном стреляли в голову — в глаза, в рот. У Гадаевой было пулевое ранение в затылок».
Из показаний Макки Джамалдаевой, проживающей по адресу: улица Цимлянская, дом № 37:
«Поставили нас четверых: мужа, меня, сына и внучку... Матюкали, как хотели... До того были пьяные — на ногах еле стояли. Мужу сказали: «Дед, давай деньги, доллары, что есть». Он вытащил тысячу с лишним рублей и отдал... Тот сказал: «Дед, если еще не дашь, я тебя застрелю...». Потом на сына: «А тебе, такой-сякой, я сейчас в глаз стрельну и убью. Ты похож на боевика...». Мой сын не был боевиком никогда. По нашей улице ни одного боевика не было, ни один парень не воевал с нашей улицы.
И я вот вытащила свои серьги, внучка — свои, я отдала ему... А тот: «Если еще один грамм золота не дадите, то мы вас всех расстреляем». У сына были зубы, коронки, он удалил эти зубы, мы ему отдали. Он только сказал матом, повернулся и ушел. Был пьяный, еле-еле вышел с нашего двора...
Вот русская женщина лежит убитая (Елена Кузнецова), она вон там лежит на кровати, вон лимонка лежит на кровати... Мы с собой ее забрали в этот подвал, мы пять месяцев в этом подвале прожили. Она никому плохого не делала. Что она им сделала?.. Мы вытаскивать ее оттуда заходить боимся, они заминировали ее там. Она уже протухла, воняет. Мы закрываем вот крышкой, чтобы кошки, собаки ее не грызли, мы ее закрываем. Вон она там на кровати лежит. Они бросили взрывчатку, убили ее там. Хорошая женщина была…».
Всего в тот день в поселке Новые Алды было убито 46 человек. В прилегающих кварталах Грозного, поселке Черноречье и на улице Подольская, убито еще 10 человек.
Правозащитная организация Human Rights Watch располагает данными о групповом изнасиловании четырех женщин, последующем убийстве трех из них и попытке убийства четвертой... Они в докладе фигурируют под условными буквенно-цифровыми обозначениями — имена, по требованию родственников, не называются.
Жители поселка не хоронили убитых, ждали следственных действий. Затем, похоронив, настаивали на эксгумации и извлечении пуль. Им отказывали.
Мир узнал о событиях в поселке Новые Алды по видеозаписям — рассказу медсестры Асет Чадаевой, материалам западных стрингеров, организации Human Rights Watch. Тем не менее, даже месяц спустя, 10 марта 2000 года, главный военный прокурор России Ю.Демин говорил: «Никогда не слышал об Алды».
20 марта советник президента С.Ястржембский заявил: «Информация о причастности военнослужащих к событиям в Алды не подтвердилась».
24 марта заместитель командующего внутренними войсками МВД России генерал-лейтенант С.Кавун обличил правозащитников: «Эти утверждения являются ничем иным, как измышлениями, не подкрепленными фактами или какими-либо доказательствами. Заявления правозащитных организаций, сделанные на основе исключительно устных рассказов анонимных свидетелей, должны рассматриваться как провокация, цель которой — дискредитировать контртеррористическую операцию федеральных сил в Чечне».
Когда дошло до Европейского суда, в России признали факт, даже возбудили уголовное дело. Но отказались предоставить его материалы, ссылаясь на государственные секреты.
В конце июля 2007 года суд в Страсбурге рассмотрел жалобу пяти родственников убитых, признал Россию виновной и постановил выплатить родственникам в качестве компенсации 143 тысячи евро. Готовятся к рассмотрению жалобы и других жителей поселка Новые Алды. Нет сомнений, что их удовлетворят.
Но никакой Европейский суд не может заставить наше государство выполнять свои обязанности по защите граждан. Не убивать своих граждан. Тем более — наказать убийц. Все причастные к массовому убийству в Новых Алдах по-прежнему носят погоны и несут государственную службу.
Дмитрия Козака, полномочного представителя президента в Южном федеральном округе, жители Беслана уважают.
Он искренне сочувствует их горю, приезжает, разговаривает с ними. Отвечает на вопросы, в меру откровенности и возможности. В этот раз, на встрече с членами комитета «Матери Беслана», он прямо сказал: «Вы должны быть готовы к тому, что должностных лиц не удастся привлечь к уголовной ответственности».
То есть все их старания заранее бесполезны. Расследования по Беслану не будет. Не назовут имена, не привлекут к ответственности тех, кто отказался вести переговоры с террористами, кто отдал приказ штурмовать школу, в которой было более тысячи заложников, в основном детей.
На этот раз Дмитрий Козак привез с собой заместителя генерального прокурора по Южному федеральному округу — Ивана Сыдорука. Полпреда понять можно — почему он один должен отдуваться за всё и за всех? Но оказалось, что лучше было бы одному терпеть, чем давать открыть рот Сыдоруку.
Прокурора спросили, почему он не вызывает на допрос Юрия Савельева.
(Член парламентской комиссии по расследованию, доктор технических наук Савельев подготовил альтернативный доклад, в котором доказывал, что первые взрывы в спортзале начались после обстрела школы из танка, огнемётов и гранатомётов. Официальная же версия — террористы взорвали бомбы в спортзале, после чего начался вынужденный штурм, в результате которого погибло 334 человека. Доклад Савельева — кость в горле прокуратуры.)
И потому Сыдорук резко ответил: «Я вам еще раз говорю: доклад Савельева — это политический доклад».
«А в чём он политический?» — спросили бесланцы.
«Я не сказал, что он политический! — спохватился Сыдорук. — Я такого не говорил: «политический»… Какая политика?»
«Вы говорили, что доклад политический, зачем отказываетесь? — удивились бесланцы. — Вы говорили так. А ведь Савельев по делу даже не допрошен».
«А почему я его должен допрашивать?» — ответил Сыдорук.
С такими прокурорами на людях появляться нельзя. Так вести себя — значит прямо говорить: чего пристали, подите вон! То есть провоцировать людей. Может, именно поэтому бесланцы сказали Козаку: если ничего не добьемся, начнем самосуд...
А вопросы остаются. И к ним добавляются новые. Например, один из танкистов отказался от первоначальных показаний и сказал на следствии, что танк стрелял по школе. Его показания немедленно засекретили, с остальных членов экипажа взяли подписку о неразглашении.
Но самое главное — видеозаписи штурма. С большой долей уверенности можно предполагать, что их вели все службы, причастные к событиям — и МЧС, и ФСБ, и МВД. Но нигде они не фигурировали.
На требования бесланцев им отвечали, что видеоархив не сохранился (?).
И вдруг — в декабре 2006 года — по телеканалу «Россия» показали документальный фильм «Последняя командировка», с кадрами штурма, и к тому же сказали, что видеозапись получена из архива Центра специального назначения ФСБ.
Естественно, прокурора Сыдорука только и спрашивали об этой пленке: почему прокуратура не требует, почему не приобщает к материалам следствия?
В конце концов он ответил: «Если запросить данные у ФСБ, то придется в соответствии с законом засекретить их».
Это, видимо, означает, что никто ничего не увидит и не услышит.
А на юридическом языке это также означает, что ФСБ утаивает улики. За что предусмотрена уголовная ответственность.
Но не будем заниматься фантазиями на почве нашей реальности.
Хотя та же реальность удивительным образом подтверждает библейскую истину: нет ничего тайного, что не стало бы явным.
Вскоре после отъезда из Нальчика полномочного представителя президента по Южному федеральному округу Дмитрия Козака и заместителя генерального прокурора по Южному федеральному округу Ивана Сыдорука в комитет «Матери Беслана» пришла бандероль. От анонима. А в ней — видеопленка. Запись допроса двух саперов. Тайм-код показывает, что допрос проходил на следующий день после завершения штурма — в 17 часов 50 минут 4 сентября 2004 года.
На просмотр видеозаписи в Бесланском дворце культуры собралось 40 человек. Никто из официальных лиц не явился.
На допросе не простые саперы. Первый — Багатар Набиев, начальник инженерных войск 58-й армии. Второй — Андрей Гаглоев, его подчиненный. Они сразу после штурма, который начался в 13 часов 03 минуты 3 сентября, проникли в спортзал и приступили к разминированию. И закончили его примерно после 15 часов 05 минут.
В кадре видны лежащие на столе следователя неразорвавшиеся самодельные бомбы террористов.
«А что по поводу дырки в стене? — спрашивает следователь. — Они говорят, что она появилась после двух взрывов».
«Дырка в стене не от этого взрыва, — отвечает Набиев. — Если бы внутри помещения был взрыв вот таких зарядов... Смотрите, какие шарики. (Речь о железных шариках — начинке самодельных бомб — С.Б.) Если бы под этим окном взрыв произошел, как они говорят... Все бы вокруг... Это стреляли... Мы вытаскивали детей. Ни у кого таких осколков нет, и вокруг тоже...».
«Так в помещении взрывов не было?» — прямо спрашивает следователь.
«В помещении не было», — отвечает начальник инженерных войск 58-й армии Багатар Набиев.
А следователи Генеральной прокуратуры и парламентская комиссия написали в заключении, что в 13:03 в школьном спортзале взорвались две самодельные бомбы, принесенные боевиками. После чего образовался тот самый пролом в стене — и заложники начали выскакивать через него. Террористы открыли по ним огонь в спину. И тогда наши спецназовцы вынуждены были начать штурм, чтобы спасти заложников.
Теперь можно утверждать, опираясь на данные официального допроса (утаённые от всех), что террористы школу не взрывали.
А еще на той плёнке отчетливо видны тубусы от гранатометов, валяющиеся недалеко от спортзала. Потом они исчезли, и официальное следствие уверяло, что огонь из гранатометов по спортзалу не вёлся.
Приближается третья годовщина со дня трагедии в Беслане.
1 сентября 2004 года отряд боевиков захватил школу № 1 города Беслан (Северная Осетия). В течение трёх дней террористы удерживали в заложниках свыше 1128 детей, их родителей и учителей. Они требовали от властей освобождения боевиков, задержанных по подозрению в нападении на Ингушетию 21-22 июня 2004 года, и вывода федеральных войск из Чечни. 2 сентября бывший президент Ингушетии Руслан Аушев и президент Северной Осетии Александр Дзасохов позвонили в Лондон Ахмеду Закаеву и попросили его связаться с Асланом Масхадовым, чтобы последний прилетел в Беслан и вступил в переговоры с террористами. 3 сентября в 12:00 Закаев сообщил о согласии Масхадова. В 13:05. раздались два взрыва, из школы стали выбегать заложники. Спецподразделения армии и ФСБ предприняли штурм.
Уже сейчас понятно, что комитет «Матери Беслана» поднимет вопрос о продолжении расследования, о приобщении новых материалов, потребует обнародования видеозаписей из архива ФСБ, обратится к президенту, в Госдуму и в Совет Федерации. А ведь Госдума и Совет Федерации 22 декабря 2006 года постановили, что расследование закончено, и распустили парламентскую комиссию.
Что теперь они будут говорить?
Добавить комментарий