На Комо идет теплый дождь. Туристы в разноцветных дождевиках, предусмотрительно выставленных вперед продавцами сувениров, забегают в фешенебельные кафе.
Здесь не чувствуется движение времени и, кажется, никуда спешить не надо.
Теперь, после многих лет в Хьюстоне, здесь живет итальянский космонавт Паоло Несполи. В свое время он совершил фантастический рывок, чтобы осуществить свою детскую мечту. Когда он, молодой военный спецназа без высшего образования, встретил в Ливане легендарную итальянскую журналистку Ориану Фаллачи, она спросила его: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? Ты воплотил свою мечту?». И он решил действовать. В 27 лет, не зная английского, он приехал учиться в США и стал аэрокосмическим инженером. Свой первый полет в космос он совершил в пятьдесят лет. После этого он побывал в космосе еще дважды.
- Паоло, с вашего последнего полета прошло около пяти лет. Скучаете ли Вы по космосу? Я знаю, что многие летчики, завершившие карьеру, очень скучают по ощущениям, которые дает полет.
- Да. Но когда я в космосе, я скучаю по Земле. Человеческая психология достаточно сложная, - улыбается Паоло. - И потом, я отдаю себе отчет, что мне и так суперповезло получить этот невероятный опыт. Я смог стать астронавтом, что было абсолютно нереально. Я провел в космосе почти год. Так что я бы сказал, что я не столько скучаю по космосу, сколько я доволен тем, что был там.
- Что Вы чувствовали, сходя с космического корабля на землю?
- В конце миссии, после многих внештатных ситуаций – удовлетворение, что все хорошо закончилось. Потому что, если ты завершил миссию и не принес никакого вреда, сделал все, что должен был, – это, без сомнения, счастливый момент. Когда ты осознаешь, что ты выполнил миссию. Кроме того, есть стресс возвращения. Потому что процесс возвращения довольно сложный. Так что есть облегчение и радость возвращения к повседневной жизни и возможности делать вещи, которые в космосе ты не мог делать.
- Я слышала, что Ориана Фаллачи убедила Вас следовать своей мечте. Можно сказать, что Ваш пример подтверждает, что любовь дает человеку способность летать.
- Она сыграла важную роль в моей жизни. Она увидела во мне потенциал, вытащила на свет мою детскую мечту. В тот период я делал совершенно другую работу и она вдохновила меня следовать моей мечте.
- То, что кто-то, другой человек, верит в тебя – дает эти крылья?
- Без сомнения. Это помогает тебе понять, что ты не сумасшедший в своей мечте – это очень важно.
- Вы работали в конструкторских агентствах в Италии, США и других странах. Где было интереснее всего?
- Я работал в Германии, Франции и также в НАСА. Это действительно очень интересный опыт. Потому что это дает тебе возможность увидеть, что с технической точки зрения люди, которые происходят из разных культур, имеют разный жизненный опыт, когда речь идет о технических вопросах, – работают как одна команда. В том числе русские техники. И это приятно видеть - когда получается преодолеть то, в чем мы разные, ради общей цели – сделать жизнь на Земле лучше.
- Как Вы оцениваете состояние космической отрасли в Италии в последнее время?
- Итальянская космическая индустрия всегда была интересна, потому что всегда была в состоянии иметь серьезные достижения. Но проблема итальянской индустрии – неспособность сделать процесс непрерывным. Итальянская космическая индустрия может сделать временами больше других - но потом нет продолжения. Италии сложно быть партнером, как говорят американцы, reliable. Потому что в один день итальянцы делают невероятные вещи, в другой – не являются на встречу. Это типичная итальянская проблема, которую мы имеем с давних пор.
Италия технически довольна сильна – в конструировании моторов, кораблей, самолетов, но на мировом уровне в определенном смысле стоит ниже основных игроков.
- Вы преподавали в Миланском политехническом университете. Преподаете ли Вы сейчас?
- Да, я преподаю и сейчас. У меня класс, который называется human spaceflight and operations.
- Какое впечатление производят на Вас студенты?
- Ну, я их вижу мотивированными, внимательными, но немного нерешительными. Но это обычно для молодежи. Не вижу большой разницы с тем, каким был я в их возрасте, – немного нерешительным, недоверчиво смотрящим в будущее. Они сомневаются в своих способностях и часто не решаются попробовать. Это современная молодежь, но, по моему мнению, такой была молодежь в прошлом и такой же будет в будущем.
- Многие из них стремятся работать за границей – в Германии, Франции, Америке. Видите ли Вы пути привлечь больше молодых специалистов в аэрокосмическую отрасль Италии?
- Конечно, если молодой человек смотрит с материальной точки зрения, оплата труда за границей и возможности могут казаться большими. Так что, я думаю, что мы как государство должны работать больше, чтобы предложить молодым специалистам возможности профессиональнйо реализации. С тем, чтобы они могли стать автономными, не зависить от семьи и иметь возможность двигаться вперед. Надо было бы уменьшить бюрократию и повысить зарплаты с тем, чтобы молодежь могла пробовать и совершать ошибки тоже. Надо дать им эту возможность.
В Италии есть тенденция оставаться с родителями, это происходит потому, что семья берет на себя большую часть расхродов, дает тебе кров, родители опекают и взрослых детей.
Работа же за границей – это возможность попробовать быть независимым, руководить своей жизнью. Это, конечно, сложно, но это также освобождение. Мотивов, по которым молодежь ищет работу за границей, – много. Но, конечно, имея больше возможностей в Италии, многие бы остались. Работа за границей – это прежде всего необходимость изучить другой язык, найти жилье, найти новых друзей. Это хорошо, но также тяжело.
- А если кто-нибудь из Ваших студентов спросил бы совета?
- Я обычно, когда студенты меня спрашивают, где лучше учиться – за границей или в Италии, отвечаю, что учиться до уровня PhD можно отлично и в Италии. Для того, чтобы продолжить учебу дальше, - есть больше возможностей за границей. Так же с работой. Но я обращаю их внимание на то, что за границей они – иностранцы. Даже если ты все делаешь отлично, ты иностранец.
- Когда Вы приехали учиться в США какое впечатление на вас произвела эта страна? Когда я впервые оказалась там в детстве, в Вашингтоне, мне показалось, что я на другой планете. Вам было сложно адаптироваться?
- Когда я приехал в Америку, моя главная проблема была та, что я не говорил по-английски. Я поехал учиться в Америку с целью выучить английский и потому, что университеты в Америке гибче. Я не говорю, что они лучше. Возможно, в Италии образование более основательное, более сложное. В итальянской системе образования, чтобы научить тебя плавать, – тебя бросают в воду глубиной четыре метра и ты должен научиться держаться на плаву. В Америке университеты внимательнее к студентам, более комфортны, но, с другой стороны, таким образом, на мой взгляд, снижается уровень образования. С PhD же ситуация другая. В Америке есть связь с производством, которую нам не удается создать здесь, в Италии. Итальянские студенты не знают, куда пойти работать после PhD, а так быть не должно.
- Чего Вам не хватало больше всего в начале жизни в Америке?
- Честно говоря, я был очень концентрирован на своих целях и поэтому, живя в Нью-Йорке четыре года, я знал свою квартиру, университет и метро, чтобы вернуться домой.
Могу сказать, что американцы намного более гостеприимны к иностранцам, чем были итальянцы тридцать лет назад. В Америке в определенном смысле все иностранцы и поэтому, как говорят в Италии, «мы все в одном минестроне (итал.суп)» - мы «товарищи по несчастью».
В университете у меня было довольно много друзей-иностранцев, но мало американцев.
- Я знаю, что Вы изучали русский язык перед полетом. Как Вам давался этот язык?
- Я изучал русский в Германии, в Бохуме, где можно иметь периоды языкового погружения. Но проблема была в том, что я изучал русский, находясь в немецкой языковой среде. Я не очень хорошо говорю по-немецки, и эти два языка конфликтовали между собой. Потом, когда я поехал в Россию, ситуация для изучения языка была более благоприятная. Конечно, когда ты изучаешь иностранный язык как взрослый человек, это сложнее. Я помню, что мои коллеги-космонавты шутили: «Неправда, что русский сложный! Я его выучил, когда мне было пять лет - и говорю без проблем».
- Когда Вы оказались на орбите с русскими космонавтами, вы хорошо понимали друг друга?
- На орбите обычно говорят по-английски. Более молодые космонавты довольно хорошо знают язык. А вот старшие по возрасту не владеют им. Так что во время первых миссий я должен был найти возможность обмениваться с ними информацией. Так же, как при необходимости коммуницировать с Центром управления полетами в Москве, - надо говорить только по-русски. И я искал способ объясниться. Не всегда все было гладко, но я старался найти способ, чтобы передать информацию.
- Ваша жена – русская. Расскажите, как вы познакомились.
- Моя жена родилась в Звездном городке. Ее отец – экс-генерал авиации. Он работал в Центре подготовки космонавтов. Так что мы с женой познакомились там. Родители отправили ее в детстве учиться в Англию, после университета она работала какое-то время в междунарожном аэрокосмическом центре Звездного городка, и там мы познакомились.
- Ваши дети говорят как по-русскии, так и по-итальянски?
- Я говорю по-русски, но недостаточно, чтобы понимать их дискуссии. Потому что русский, который я учил, – более технический. Мои дети говорят по-итальянски сейчас, когда мы живем в Италии. Может быть, это язык, который они знают меньше других. Потому что английский они выучили в школе в Америке, по-русски они говорят всегда с мамой, а со мной – по-итальянски. Сейчас они обязаны использовать его в итальянской школе. С культурологической точки зрение они еще нащупывают свою идентичность.
Кроме того, родители моей жены живут в Звездном городке и, когда на летних каникулах дети едут к бабушке и дедушке на месяц-полтора, детям там хорошо.
- Есть ли русские традиции в вашей семье?
- Моя семья немного нетипичная. Например, в дни рождения мы разрезаем торт и поем «Happy birthday» на английском, итальянском и русском.
12 апреля я звоню своим коллегам в Москве, чтобы поздравить их. Или когда у кого-то из них день рождения.
Моя жена православная. Здесь, на Комо, нет православной церкви, но есть в Лугано – на границе Италии и Швейцарии, рядом с нами. И моя жена ее с удовольствием посещает. У нас два Рождества, две Пасхи. В общем, всего по два. Много неразберихи!
Когда я проходил подготовку в Звездном городке и там жили мои свекры, по вечерам я всегда ужинал у них. Я ел пельмени, борщ. Я ем практически все. И потом мне нравится русская кухня намного больше, чем, например, американская, которая вообще не кухня для меня. Русские блюда более калорийные, но не принципиально отличаются от итальянской кухни. Мне нравятся особенно разные супы, мясные блюда. Разные вещи. Они напоминают мне блюда моего детства.
- Я сделала много интервью с детьми известных отцов, которые впоследствие собрала и издала в виде книги. Я спрашивала их о том, как их воспитывал отец, что пытался вложить в их голову и душу, как проводил с ними время.
Я читала, что ваша мама была довольно критична по отношению к Вам. Как Вы считаете, это послужило стимулом для ваших достижений?
- Мой отец много работал, мама была домохозяйкой. Нас было четверо – у меня есть две сестры и брат. Так что у мамы было много хлопот. Она была достаточно строгой, потому что выросла в семье, где было одинадцать детей. В семье со старинным воспитанием, с почти религиозным отношением к родителям. Когда росли мы, особенно я, который был старшим, она было очень строгой.
Когда у меня появились дети, я начал воспитывать их как моя мама. Моей жене это не очень нравилось. Она объясняла мне, что детей надо воспитывать по-другому. Сейчас дети уже не маленькие. Максимиллиану десять лет, Софии – пятнадцать. Я вижу, что они достаточно хорошо воспитаны, хотя что-то можно было бы улучшить. Но, думаю, это улучшится в процессе взросления. Когда они станут самостоятельными и столкнутся с реальной жизнью.
- Что Вы пытаетесь вложить в их голову и душу?
- Ну, например, моя мама была требовательной к довольно простым вещам. Например, если она звала нас к столу, она не повторяла два раза. В моем же доме моя жена говорит, что я терроризирую детей, принуждая их спуститься к столу. Но при этом когда их зовет она, это надо повторить двенадцать раз. Не знаю, как правильно. Наверное, правильный метод воспитания находится посередине.
- Как вы проводите время вместе?
- Я был всегда очень сосредоточен на работе. Так что часто отсутствовал. Но когда я был дома, мы играли вместе, выбирались на прогулки. Но я знаю, что, с точки зрения моей жены, я был достаточно отсутствующим в их жизни отцом, для того, чтобы построить доверительные отношения, такие, как имеет с детьми она.
- Некоторое время назад американские СМИ со ссылкой на источники в Конгрессе сообщили, что Россия намерена разместить в космосе ядерное оружие для применения его против спутников.
В свете последних событий, Вы верите в возможность развития конфликта до обмена ядерными ударами?
- С моей точки зрения, вначале российская космическая станция наверняка имела военные цели. Она была платформой, которая позволяла наблюдать за Землей сверху. Что касается атомного оружия – я даже не уверен, возможно ли это.
Насчет обмена ядерными ударами – это политический вопрос, который к тому же требует способности предсказывать будущее.
Я, прежде чем стать астронавтом, был военным. И хорошо знаю, что военные руководствуются не рассуждениями, а целями. Решения принимают политики, а военные их выполняют. И когда их спрашивают, что можно сделать, чтобы достичь результата, думаю, готовы к использованию и этого средства.
Но мы также представляем себе, что использование ядерного оружия может привести к непредвиденной череде событий. А если попытаемся предвидеть результат – это взаимное тотальное разрушение, которого, надеюсь, политики не хотят. Если раньше одна страна объявляла войну другой, погибало определенное колличество людей и ситуация разрешалась, сейчас это больше не так. Так что мы должны быть осторожны.
- Как изменилась сотрудничество в космической отрасли в связи с последними событиями?
- Ну, я сейчас на пенсии, поэтому я не нахожусь внутри ситуации на сто процентов. Но то, что я вижу: на техническом уровне сотрудничество сохранилось. На политическом – не очень. Но это политика. Какое-то время назад глава российского космического агенства объявил, что они прекращают участвовать в пректах на международной космической станции и демонтировать свое оборудование. Но это un blaterare, - Вы понимаете, что я имею ввиду?- это болтовня, это политические игры. Потому что с технической точки зрения это невозможно. Так что, если кто-то с политическими целями хочет сделать вид, с практической точки зрения это невозможно. Необходимо найти способы для людей разных национальностей работать вместе в космосе. Потому что когда мы в космосе - мы все работаем для блага человечества. Если же некоторые политики хотят использовать космическую станцию, чтобы показать какие они молодцы и на что они способны, – они могут попробовать. Но это будет сложно.
- Видите ли Вы будущее за энтузиастами в космической отрасли, такими, как Илон Маск? Как Вы оцениваете его деятельность?
- С моей точки зрения, Илон Маск – безумец, в кавычках. Я говорю это шутя. Он – вне пределов человеческого. Он видит вещи настолько нетривиальным способом, что находит возможность реализовать нереальные, на первый взгляд, мечты. Но он - исключительный во всех смыслях и делает много странных вещей. Как, например, то, что он пишет в Твиттере. Или его идея переселиться на Марс. Никто ему не давал космический корабль для этого и они решил построить его сами. И он это делает! Иногда я смотрю на него внимательно, потому, что он заслуживает изучения. Кое-чему мы можем поучиться у него.
Что касается энтузиастов. Некоторые вещи должно делать государство, потому что для этого прежде всего требуются материальные ресурсы и энтузиаст не может их иметь. Маск начал по-тихоньку создавать этот аэрокосмический сектор и постепенно изменяет его, согласно своим идеям. Но эта его идея – переехать жить на Марс... Или, скорее, поехать туда, чтобы погибнуть, чтобы закончить свою жизнь на Марсе... это очень странная идея. Но он ее воплощает. И, в определенном смысле, меняет парадигмы. Он смог построить предприятие, которое находит возможность покрыть расходы на эти проекты . Это, без сомнения, важный шаг вперед, хотя и немного безумный.
- Так что - мы увидим, по-Вашему, еще энтузиастов в космосе?
- Уже сейчас в Америке существуют компании, которые продают туристические поездки на Марс. Это стоит шестьдесят миллионов долларов. Много. Но много для кого? Для того, у кого нет денег. У кого они есть – это может быть допустимая цена. При этом, если у Вас, Даша, есть шестьдесят миллионов и Вы хотите полететь на Марс, может случиться, что Маск Вам скажет: «Извините, мест нет».
Это показывает, что с коммерческой точки зрения – это работает.
Комментарии
Я - за освоение космоса
Хорошо было бы, если б развитые страны не дурью занимались, а осваивали бы космос.
А то, что дети итальянского космонавта не с первого раза его слушают, в этом большой беды нет. Дом не должен становится казармой.
Добавить комментарий