kutuzov-w.jpg
Несколько избранных мест из этой статьи.
По мнению Петра Багратиона, Кутузов “имел особенный дар драться неудачно”. Михаил Барклай де Толли называл Кутузова “престарелым и слабым самолюбцем”
Из записок Александра Ланжерона, генерала от инфантерии. “Кутузов, будучи очень умным, был страшно слабохарактерный и соединял в себе ловкость, хитрость и действительные таланты с поразительной безнравственностью... Он получил уже тогда настолько опыта, что свободно мог судить как о плане кампании, так и об отдаваемых ему приказаниях... Но все эти качества были парализованы в нем нерешительностью и ленью физической и нравственной... Сам он не только никогда не производил рекогносцировки местности, но даже не осматривал стоянку своих войск... Пробыв как-то около четырех месяцев в лагере, он ничего не знал, кроме своей палатки”.
Михаил Милорадович считал Кутузова “низким царедворцем”
Дмитрий Дохтуров называл Кутузова “отвратительным интриганом”
Денис Давыдов считал, что за Березину Кутузова вполне “могли бы назвать предателем” “Нами никто не командовал”, — говорил позже генерал Раевский.
“Как и многие генералы, Александр I недолюбливал “старую лисицу” Кутузова за склонность к интриганству и угодливость. Монарх называл его то лобызалом, то кофейником, то сатиром. Но когда летом 1812 года жестко встал вопрос о том, кто будет главнокомандующим, то император решил назначить Кутузова”.
И все вот в таком духе. Последнее самое замечательное: Александр I недолюбливал “старую лисицу” за его склонность к интриганству и угодливость, но все-таки решил назначить главнокомандующим русской армией Кутузова. Хотя мог бы и не назначать. Мог бы сделать командующим, например, Багратиона (если уж его не устраивал Барклай де Толли из-за его по-французски или по-немецки звучащей фамилии), которого все считали самым способным генералом русской армии. Включая и самого Наполеона, который вообще-то не жаловал русский генералитет и отзывался о нем пренебрежительно. “У русских только один настоящий, хороший генерал Багратион, но он на вторых ролях” — так словами Тарле, говорил Наполеон о Багратионе, этом “Льве русской армии”, как его называли современники. А Кутузова Наполеон в своих воспоминаниях вообще нигде не называет, хотя находит в них место для упоминания даже простых полковников. “Князь Багратион — наиотличнейший генерал, достойный высших степеней” — это отзыв А.В.Суворова. О Кутузове и близко нет таких отзывов. А есть далеко не такие отменные. И, скорее всего, мнения современников о Кутузове во многом верны.
Могу добавить и еще кое-что. Например, в труде выдающегося немецкого военного теоретика Клаузевица “1812 год”, который как раз в этом году находился при русском штабе и был свидетелем событий, назначение Кутузова отмечено всего одной строчкой:
“29-го к армии прибыл Кутузов, принявший верховное командование от Барклая, который с этого времени остался командующим первой западной армии. Начальником генерального штаба стал Беннигсен”.
Никаких похвал, никаких ожиданий будущих побед от этого назначения. Кстати сказать, историк А.А.Подмазо в статье “К вопросу о едином главнокомандующем в русской армии в 1812 году” пишет:
“Несмотря на назначение М.И.Кутузова единым главнокомандующим, М.Б.Барклай де Толли как был главнокомандующим 1-й Западной армии, так им и остался. Т.е. нельзя говорить о том, что Кутузов сменил Барклая на посту главнокомандующего, т.к. М.И.Кутузов занял пост, который был до этого вакантным”.
Но еще раз повторю, император назначает слабовольного, барски ленивого интригана Кутузова. Стало быть, именно такой тогда и был нужен. Не потому, что назначил царь, а по результатам кампании. В конце концов, чем закончился поход Наполеона на Москву? Всем известно: он закончился полным фиаско, его отступлением, похожим на бегство из сгоревшей Москвы, гибелью Великой армии с последующим воодушевлением всей антинаполеоновской коалиции, ее сплочением и битвой народов при Лейпциге, после чего произошло первое отречение Наполеона. Внес ли во все эти события свой вклад ленивый Кутузов? Очевидно. Вполне возможно, да и не просто возможно, но необходимо в то время и в том месте быть именно ленивым. Быть не львом армии, а ее сурком. То есть эти свойства в тех конкретных обстоятельствах были не только тактическим, но и стратегическим достижением. Ибо и Александр Первый, и хитрый лис Кутузов точно знали, с какими целями Наполеон прибыл в Россию. Вовсе не с целью ее завоевания. А с целью приведения ее к общему знаменателю: дабы была послушной и выполняла все предписания нового властителя мира — императора Франции. А предписание было таково: Россия должна безоговорочно выполнять условия Тильзитского мирного договора (1807), по которому не имеет права торговать с Англией. Наполеон объявил ей так называемую континентальную блокаду, дабы экономически задушить гордый своим могуществом Альбион. Если сломать Англию, то уже ни одна страна в мире не сможет противостоять спесивым поползновениям Александра Македонского и Юлия Цезаря в одном лице.
Лев русской армии Петр Иванович Багратион, наверное, не стерпел бы обиды. Он кинулся бы на врага, он бы показал чудеса храбрости и героизма. (См. Александр Микаберидзе “Лев русской армии”.) И вышло бы хуже. Как хуже вышло от Бородинского сражения. Осторожный, хитрый и вельможно-ленивый (пусть так) царский сановник Кутузов не хотел никаких сражений. От них только головная боль и никакого толка. Он знал, что одолеть в бою огромную армию Наполеона, предводительствуемую опытнейшими генералами и офицерами во главе с военным гением Бонапартом и состоящую (в части старой гвардии) из преданных, умелых и храбрых воинов, будет невозможно. Тем более, учитывая, что русская армия набиралась по воинской повинности из крепостных крестьян (с почти пожизненной лямкой), которые вовсе не горели геройски умереть на поле брани за родных помещиков и полковника-хвата.
Ропот солдат (но особенно — помещиков, которые теряли свои поместья при отступлении русских войск) вынуждал царя дать сражение. Не оставлять Москву без единого выстрела. Иначе народ не поймет. Особенно — широкие дворянские массы. Крестьяне-то по тому времени все еще ждали от просвещенного француза вольной. Которую надменный Наполеон и не думал давать, даже и в мыслях не держал.
Кутузов не собирался преодолевать свое ленивое барство. Не хотел он никаких битв народов. И интриган-то он, и царедворец, и любимцу царя адмиралу Чичагову завидовал (чего это моряк лезет в наши сухопутные дела), так что уже позже не помог ему войсками при Березине и тот упустил Наполеона, а получается, что оказался гораздо большим гуманистом, чем рубака Дохтуров или лев Багратион. Кутузов на совещании в Филях высказался против всякого сражения. Да. Вот так, без выстрела, уйти и оставить Москву супостату. Посмотрим, что он в ней будет делать без зимнего обмундирования и провианта. Легко предположить — что. Армия вынужденно начнет мародерствовать, грабить окрестных крестьян, гоняться за курями и бабами. Вот тогда русский мужичок и перестанет ждать вольной от иностранного господина, а возьмется за топоры-вилы, схватит дреколье да пойдет дубасить и валить французских шаромыжников и шваль.
Наполеону как воздух было необходимо сражение. Приграничное, быстрое, победоносное. И — мир на его условиях. Это для Михаила Илларионовича еще одно доказательство того, что никакая битва не нужна. Хотя бы потому, что она нужна противнику. Она только приведет к ненужным и очень большим жертвам и ни на йоту не изменит общего расклада сил и общего хода событий. Как не крути, но Кутузова даже его противниками аттестовали как умного старого лиса. Умный — значит он предвидел такой сценарий. И полагал его глупым и крайне нежелательным.
Но... Александр I решил — сражению быть. Нужно было потрафить чаяниям народа и не слишком злить помещиков трусливым оставлениям угодий и дворянских гнезд. Впрочем, и Александр хорошо понимал цель прихода Наполеона. Именно поэтому не принимал никаких посланцев с миром от Наполеона.
“Наполеон отправил Императору Александру письмо, в котором предлагал начать мирные переговоры. Письмо было отправлено с задержанным в Москве отставным гвардии капитаном Яковлевым. Как известно, Яковлев не был представлен Государю, и на письмо не последовало никакого ответа. Накануне отправления письма с Яковлевым, Наполеон послал за начальником уцелевшего от пожара Воспитательного дома Тутолминым. Наполеон велел Тутолмину донести обо всем Государю и сказал, что отправляемого чиновника пропустит через аванпосты. И этот способ сближения с Императором остался тщетным: на донесение Тутолмина не последовало ответа”.
(Описание войны 1812 г. Михайловский-Данилевский. Том V. Глава III, стр. 47).
Знаменитая Бородинская битва состоялась. В результате были написаны тысячи картин, воспоминаний и рассказов, статей и монографий, стихи Лермонтова, роман “Война и мир”, сделаны его экранизации и защищены сотни диссертаций.
В разбираемой статье есть верные слова:
“Героический образ Кутузова был сформирован во время Великой Отечественной войны. Полугодовое отступление Красной армии почти до самой Москвы заставило вспомнить о войне 1812 года. В июле 1942 года был учрежден орден Кутузова — победителя иноземных захватчиков. Идеологическое обоснование появилось позднее. В 1947 году в журнале “Большевик” Сталин назвал Кутузова “гениальным полководцем, который загубил Наполеона и его армию при помощи хорошо подготовленного контрнаступления” (до этого ни о каком контрнаступлении в 1812 году речь не шла).
И несколько ниже:
“Бородино называют победой русского оружия. Между тем трудно объяснить парадокс, при котором отступившая с потерями армия, затем еще оставившая столицу, считается победительницей. Для участников боя такого противоречия не было: почти все русские генералы считали Бородино серьезным поражением. Парадокс появился только в 1839 году, когда Николай I решил разыграть боевые действия в годовщину Бородина. Как и при современных инсценировках, все было обставлено как победа русской армии”.
Да, по любым меркам генералов и военных историков сражение было проиграно и проиграно безоговорочно. Цена написания романов и диссертаций: по всем меркам, русские сражение проиграли. Они отступили с колоссальными потерями — 55 тыс. человек против 34 тыс. наступавшего неприятеля. И не просто отступили, но оставили старую, традиционную столицу. А в ней во время пожара (поджог Москвы по приказу градоначальника Ростопчина) в огне госпиталей погибли еще не менее 10 тысяч раненых русских воинов.
Вот воспоминания участника сражения Ф.Н.Глинки “Очерки Бородинского сражения”.
БОРОДИНО ЧЕРЕЗ 52 ДНЯ ПОСЛЕ БИТВЫ
Наполеон оставил Москву. Войска его, разбитые под Малым Ярославцем, спешили захватить большую Смоленскую дорогу, и некоторые колонны взошли на нее близ Можайска. Наконец приблизились они к полю Бородинскому. Все было пусто и уныло около этого поля, жившего некогда страшною, огненною жизнью; теперь мертвого, оледенелого. Окрестные деревни сожжены; леса, обнаженные осенью и постоями войск, изредели; свинцовое небо висело над холмами полуубеленными. И в этом могильном запустении лежали трупы, валялись трупы, страшными холмами громоздились трупы!.. Это было кладбище без гробов! Тысячи раскиданы были без погребения. Пятьдесят два дня лежали они добычею стихий и перемен воздушных. Редкий сохранил образ человека. Червь и тление не прикасались объятым стужею; но явились другие неприятели: волки стадами сбежались со всех лесов Смоленской губернии; хищные птицы слетелись со всех окольных полей, и часто хищники лесные спорили с воздушными за право терзать мертвецов. Птицы выклевывали глаза, волки огладывали кости. В одном месте, к стороне Семеновских редантов, 20 000 тел лежали лоском в виде мостовой! Остовы лошадей, с обнаженными ребрами, искрошенное оружие, разбитые барабаны, каски, сумы, опрокинутые фуры без колес, колеса без осей, оледенелые пятна крови и примерзлые к земле, разноцветные лохмотья мундиров разных войск, разных народов: вот убранство поля Бородинского! Горецкие и Шевардинские курганы и большой центральный люнет стояли, как запустелые башни, свидетелями ужасного разрушения. В сумерках вечерних и при бледном мерцании луны зрение обманывалось: казалось, что на вершинах оставленных батарей мелькали изредка образы человеческие. Это действительно были люди — мертвые, окостенелые! Захваченные стужею и прижатые грудами трупов к парапетам, они, мертвецы на страже мертвых, стояли прямо и мутными глазами глядели в поле...
Поселяне говорили между собою: “Земля наша стала сыта!”. А чиновники местной полиции, сверяя донесения сотских, сельских старост и волостных писарей, выводили валовый итог: “1812-го года, декабря 3-го, всех человеческих и конских трупов на Бородинском поле сожжено: девяносто три тысячи девятьсот девяносто девять”.
Да-с, описано весьма кинематографично. И цифры впечатляют. Как будто взяты из времен 2-й мировой войны. А ведь во время второй мировой в Европе проживало раза в 4-5 больше населения, чем в 1812 году (например, в огромной России в 1812 году имелось всего 25 миллионов), так что для соблюдения пропорции цифру потерь Бородино для нашего времени стоило бы увеличить до полумиллиона. До сих пор сцену последствия “Бородино в кино” снять не решились. Время еще не пришло. И этой сцены в жизни вполне могло не быть, послушайся начальство в Филях неинициативного, сибаритствующего, ленивого, а может быть лучше сказать — осторожного, одноглазого (глаз потерял в битве, пуля попала в голову, вышла через глаз, как выжил — загадка) полководца.
* * *
Ниже для полноты картины я приведу отзывы современников и последующих известных историков о главных персонажах драмы 1812 года (увы, что-то никто из них не писал о Кутузове).
МЕТТЕРНИХ.
НАПОЛЕОН
Если эра французской революции была, как думают ее поклонники, наиболее блестящей победой, наиболее славной эпохой современной истории, то Наполеон, который сумел занять в ней первое место и сохранить его в течение пятнадцати лет, был вне всякого сомнения одним из самых великих людей, которые когда-либо являлись. Если же, напротив, ему предстояло лишь, подобно метеору, подняться над туманами всеобщего распада, если он находил вокруг себя лишь развалины общества, подточенного крайностями ложной цивилизации, если ему предстояло лишь сломить сопротивление, расслабленное всеобщей усталостью, бессильное соперничество, низкие страсти; если перед ним стояли как внутри страны, так и вне ее враги, разъединенные и парализованные раздорами, то несомненно, что блеск его успехов уменьшается соразмерно с той легкостью, с какою он их достиг. И так как мы придерживаемся именно последнего взгляда на положение вещей, то, всецело признавая все, что было необыкновенного и поражающего в карьере Наполеона, мы далеки от риска преувеличивать идею его величия.
АЛЕКСАНДР
Император Александр умер от полного отвращения к жизни. Он разочаровался во всех своих надеждах, планах и иллюзиях. Он знал, что должен нанести удар целому классу своих подданных, завлеченных и погубленных его же креатурами и принципами, которым сам же он раньше протежировал. И он не выдержал. Душа его рухнула, если можно так выразиться.
* * *
СТЕНДАЛЬ.
“ЖИЗНЬ НАПОЛЕОНА”
В Тильзите Наполеон потребовал от России лишь одного: чтобы она закрыла для Англии свои гавани... Александр и Наполеон вели друг с другом задушевнейшие беседы и вступали в споры, которые очень удивили бы их подданных, если бы последние имели возможность их слышать. “В продолжение тех двух недель, что мы провели в Тильзите, — рассказывал Наполеон, — мы едва ли не каждый день обедали вместе; мы рано вставали из-за стола, чтобы отделаться от прусского короля, который нам докучал. В девять часов император в штатском платье приходил ко мне пить чай. Мы не расставались до двух — трех часов утра, беседуя о самых различных предметах; обычно мы рассуждали о политике и философии. Он человек весьма образованный и придерживается либеральных взглядов; всем этим он обязан полковнику Лагарпу, своему воспитателю. Иногда я затруднялся определить, что проявляется в чувствах, им выражаемых, — подлинное ли его мнение или же воздействие того столь обычного во Франции тщеславия, которое побуждает людей высказывать взгляды, резко противоречащие их положению”.
Во время одной из этих бесед, происходившей с глазу на глаз, императоры долго обсуждали вопрос о сравнительных преимуществах монархии потомственной и монархии избирательной. Потомственный деспот горячо защищал избирательную монархию, а воин, взысканный успехом, отстаивал наследственные права. “Как мало вероятия, что человек, случайно, в силу своего рождения, призванный к власти, обнаружит дарования, необходимые, чтобы управлять государством!”
“Как мало людей, — возражал Наполеон, — обладали теми качествами, которые дают право на это высокое отличие! Цезарь или Александр встречаются раз в сто лет, если не реже; вот почему избрание, как-никак, все же является делом случая, и наследственный порядок, безусловно, лучше, нежели игра в чет и нечет”. Наполеон покинул Тильзит в полной уверенности, что приобрел дружбу императора Александра... Мельци указал Наполеону, что Россия обладает сырьем, но не имеет промышленности, и что маловероятно, чтобы царь долго соблюдал обязательство, явно нарушавшее интересы дворян, столь опасных в этой стране для ее правителей. Наполеон ответил, что рассчитывает на личное дружеское расположение, которое он внушил Александру. Итальянец подскочил от изумления.
...Наполеон говорил: “Если я добьюсь успеха в России, я буду владыкой мира”. Он потерпел поражение — не от людей, а от собственной своей гордыни и от климатических условий, — и Европа начала вести себя по-иному. Мелкие государи перестали трепетать, сильные монархи отбросили колебания; все они обратили взоры на Россию: она стала средоточием неодолимого сопр
* * *
Е.В. ТАРЛЕ.
“НАШЕСТВИЕ НАПОЛЕОНА НА РОССИЮ”
Крупная французская буржуазия (особенно промышленная) нуждается в полном вытеснении Англии с европейских рынков; Россия плохо соблюдает блокаду, — нужно ее принудить. Наполеон делает это первой причиной ссоры. Той же французской буржуазии, на этот раз и промышленной и торговой, необходимо заставить Александра I изменить декабрьский таможенный тариф 1810 г., неблагоприятный для французского импорта в Россию. Наполеон делает это вторым предметом ссоры. Чтобы создать себе нужный политический и военный плацдарм против России, Наполеон стремится в том или ином виде создать для себя сильного, но покорного ему вассала на самой русской границе, организовать в тех или иных внешних формах польское государство, — третий повод к ссоре... Наполеон сейчас же после похода — еще даже не успел кончиться кровавый год — категорически признавал, что никогда и не помышлял об освобождении крестьян в России. Он знал, что их положение хуже, чем положение крепостных в других европейских странах. Он даже говорил о русских крестьянах, пользуясь термином “рабы”, а не “крепостные”. Но он не только не пытался склонить в свою сторону симпатии русского крестьянства декретом об уничтожении крепостного права, но боялся, как бы ответом на его грабительское нашествие не явилась крестьянская революция в России. Он не хотел рыть пропасть между собой и помещичьим царем и помещичьей Россией, потому что он не нашел в России (так ему казалось и так он говорил) “среднего класса”, т.е. той буржуазии, без которой он, буржуазный император, просто не мыслил перехода феодальной или полуфеодальной страны в колею нового строя, нужного для развития новых социально-экономических отношений.
Он застал русское крестьянство в цепях и ушел, даже и, не попробовав к ним прикоснуться, напротив, например, в Белоруссии и Литве, укреплял эти цепи.
* * *
Е.В. ТАРЛЕ.
“НАПОЛЕОН”
Уверенность самого Наполеона в этот момент не знала пределов... тогда, в самом начале похода, между Дрезденом и переходом через Неман, он явно обращался мыслью к любимому предмету своих мечтаний — к Востоку, к завоеванию Индии, к тем планам, от которых он отказался 20 мая 1799 г., когда приказал своей армии снять осаду с крепости Акр и идти из Сирии обратно в Египет: “Александр Македонский достиг Ганга, отправившись от такого же далекого пункта, как Москва... Предположите, что Москва взята, Россия повержена, царь помирился или погиб при каком-нибудь дворцовом заговоре, и скажите мне, разве невозможен тогда доступ к Гангу для армии французов и вспомогательных войск, а Ганга достаточно коснуться французской шпагой, чтобы обрушилось это здание меркантильного величия” (Англии).
* * *
А.З. МАНФРЕД.
НАПОЛЕОН БОНАПАРТ
Владения Франции достигли небывалых размеров. Над поверженными государствами Западной и Центральной Европы нависал трехцветный французский стяг. От Балтийского моря до Средиземного, на границах бескрайней империи часовые перекликались: “Кто идет?” — “Франция”. Франция властвовала над побежденной Европой.... Императорский двор в Тюильри — золотые пчелы на пурпурном бархате — затмил богатством, роскошью все дворы старинных монархий. В Тюильри решались судьбы Европы.
Но за внешней покорностью склоненных голов скрывался неуловимый, тайный дух возмущения. Его нельзя было ни измерить, ни подсчитать. Но то была невидимая, неосязаемая могучая сила, перед которой пасовали чиновники, полиция, армия.
Уединенный, замкнутый, окруженный толпой бессловесных слуг — министров, сановников, генералов, привыкших выполнять приказы и произносить лишь два слова: “Да, государь”, император Наполеон — повелитель великой империи был более одинок, чем когда-либо. Он по-прежнему работал с шести часов утра до позднего вечера, вникая во все вопросы, большие и маленькие, связанные с деятельностью громадного государственного механизма, держал в своих руках все рычаги политического и государственного руководства.
Всецело поглощенный этим многообразным трудом, кажущимся непосильным для одного человека, он жил в иллюзии, будто все рычаги покорно подчиняются малейшему движению его руки, будто он управляет ходом событий, людьми, временем.
Эта огромная, безграничная власть, сосредоточенная в руках одного человека, простиравшаяся над необозримыми пространствами побежденных и завоеванных стран, страх, который внушало имя, окруженное ореолом многочисленных побед, породили у него высокомерную самоуверенность: нет ничего невозможного.
С 1811 года после стольких войн, после стольких жертв в порядок дня была поставлена война против самой могущественной и грозной державы, против союзницы Франции — против России. Была ли эта надвигающаяся война для французов необходимостью? Отвечала ли она хоть в, малой мере государственным интересам Франции? Конечно, не было недостатка ни в спорных вопросах, ни в частных противоречиях интересов, ни во взаимных претензиях. Но сколько бы их ни было, они не могли оправдать вооруженного столкновения между двумя великими державами Европы. Сам Наполеон в ночные часы раздумий испытывал колебания; этот поход в далекую, неведомую страну страшил его; он теперь с особым вниманием штудировал книги о Карле XII; Полтава, судьбы несчастливого шведского короля не выходили из головы. И все же, несмотря на сомнения, колебания, логика безудержной агрессии, стремление к неограниченному господству толкали его к войне с державой, которую он всегда мечтал иметь своим союзником. Он и сейчас еще, особенно в переписке с Александром, многократно заявлял о своей верности идее союза с Россией. Но в самоослеплении он не замечал или, вернее, не хотел замечать, что отношения, именуемые им по-прежнему союзными связями, на деле превращались в отношения вассалитета, которые он тщетно пытался навязать России. Он шел навстречу войне, не вызываемой ни необходимостью, ни государственными интересами, войне, в которой все оставалось загадочным и неясным.
* * *
ИННА МУХЛАЕВА.
Наполеон: несколько сакраментальных вопросов
Какого роста был Наполеон? Разумеется, маленького. Все об этом наслышаны. Но какого? По городам России гастролирует музей восковых фигур. Рост фигуры Наполеона — 157 см. Откуда появилось число 157? Это похоже на перевод в метрическую систему величины 5 футов 2 дюйма. Что и составило бы 157.58 см. Если бы единицы измерения были английскими. Рост Наполеона действительно был 5 футов 2 дюйма и 4 линии. Запротоколировано после его смерти. Но это составляет 168.79 см. Отбросив погрешность (порядка 2 мм), допустимо говорить о 169 см. Поскольку Наполеону в ту пору был 51 год, а позвонки с возрастом спрессовываются (наблюдаемое уменьшение роста может быть и 6 см), то смело можно утверждать, что рост Наполеона в пору его карьеры не был меньше 170 см.
Что не так мало. Учитывая случившуюся с тех пор акселерацию. Почему же рост Наполеона еще при его жизни стал притчей во языцех? Возможно, особенности сложения. Наполеон от рождения имел крупную голову, и общая диспропорциональность оказывала влияние на восприятие. Притом молодой Бонапарт выглядел почти мальчишкой. Худой, хрупкий генерал не мог казаться рослым. Прозвище “маленький капрал” главнокомандующий Итальянской армией мог заслужить не только за малорослость, но и по малолетству — еще более кажущемуся, чем бывшему в действительности (26 лет). Известно также, что генералы Наполеона в большинстве своем были высокими, даже очень высокими — по тем временам. Он будет появляться в простом мундире, самый невысокий, среди высокорослых, сверкающих золотом адъютантов. Взгляд сразу же останавливается на нем — по контрасту. И этот скромный облик так противоречит высоте его положения, что не может не произвести впечатления на очевидцев. Так создавалась легенда.
В исторической литературе упоминается, что рост адмирала Нельсона составлял 160 см, Пушкина — 166, Сталина — 162, Черчилля — льва Британской империи! — 166 см. Но все это не стало легендой. Для легенды у Нельсона был незрячий глаз, у Пушкина — бакенбарды, трубка и усы у Сталина и сигара у Черчилля. Рост же стал одним из фирменных наполеоновских значков.
* * *
ИЗ ЗАВЕЩАНИЯ НАПОЛЕОНА:
Сегодня, 15 апреля 1821 года, в Лонгвуде, остров Святой Елены. Это мое завещание, или акт моей последней воли.
Я умираю в папской и римской религии, в лоне которой родился более пятидесяти лет назад.
Я желаю, чтобы пепел мой покоился на берегах Сены, среди французского народа, так любимого мною.
Далее множество других пунктов, в том числе с перечислением завещанных десяткам людей сумм и вещей.
Добавить комментарий