Раньше, когда письма писались от руки, их хранили. Хранили даже черновики. А иначе много ли мы знали сегодня о людях минувших эпох, если б не сохранённые ими письма. Интернет и электронная почта перечеркнули эту традицию. Но был, однако, тот короткий промежуток, когда электронная почта была ещё в самом зародыше, а компьютеры стали уже более или менее доступны. И хотя письма писались в ту пору в основном на компьютере, но отправляли их чаще всего по старинке – распечатывая на бумаге и посылая обычной почтой. Вот так и получилась, что в моём компьютере сохранились написанные мной письма конца 90-х – начала 2000-х годов. Впоследствии, когда письма превратились в «емельки», не содержащие ничего, кроме сухой информации, хранить стало уже нечего.
И вот теперь, перечитывая эти 15-20-летней давности письма, я словно бы окунулся в атмосферу первых лет эмиграции, когда она была ещё в новинку и не сделалась привычным состоянием. Думаю, что и читателям, которым довелось пройти через то же, через что прошёл и я, будет небезынтересно заглянуть в это придвинувшееся прошлое. Тем более, что из всего корпуса писем, дабы не злоупотреблять читательским вниманием, я отобрал только пять, которые, как мне кажется, могут оказаться любопытными для широкого читателя. И пусть вас не смущает напрашивающаяся аналогия предпосланного им заглавия с «Письмами русского путешественника» Карамзина. Нет, я вовсе не помышлял ставить себя на одну доску со знаменитым соотечественником. Просто хотелось дать понять, что и наша текучая, суетная жизнь тоже кое-что значит в контексте истории и что мысли и чувства, с ней связанные, имеют не только сиюминутный интерес.
ПИСЬМО 1. «Очень правильная эта наша немецкая власть»
Всякая эмиграция начинается с какого-нибудь жилья, и мы тут не исключение.
Франкфурт/ Майн 20.05.1999
Дорогая Таня[1]!
Вот только сегодня сел, наконец, за письмо - круговерть с переездами основательно выбила нас из привычной колеи. Спасибо тебе за письмо, за лекарства, за погашенный долг. Сейчас эти деньги нам особенно кстати, потому что надо обживать и обставлять новую квартиру, а нам за всё, про всё выдали только 2500 марок. Этого хватило на ремонт, да, может быть, частично, на обстановку одной из комнат. Вот, кстати, план нашей новой квартиры (из моего компьютера):
Смотрите, завидуйте... Впрочем, жаловаться действительно грех - с квартирой нам повезло. Один из самых зелёных районов Франкфурта, тишина, чистый воздух. Многие коренные горожане живут не в пример хуже. А от такой сантехники ты бы умерла. До сих пор, когда принимаем душ, испытываем такое же наслаждение, как герой Маяковского из известного стихотворения, и так же, как и он, думаем про себя:
...Очень правильная
эта наша
немецкая власть.
До сих пор, кстати, не могу понять, за что всё-таки они нам платят эти деньги. Ведь есть, в конце концов, коренные немцы, их собственные граждане, многие из которых живут в много худших, в сравнении с нами, условиях. Но... дают - бери. И мы берем. Вернее, берёт Зоя[2], потому что я бы не взял. Скажу больше, мне, как ни странно, было лучше в нашем общежитии, где меня нередко будили по утрам - к нашему соседу-курду приходили за инструкциями его товарищи по партии, а по вечерам из пивной под окном неслась пьяная музыка.
Здесь же у нас почти цековский, т.е. «режимный» дом, правда, населяют его совсем не номенклатурные старики и старушки - одинокие немецкие пенсионеры. Он так и называется «сеньорин дом», и если нас сюда поселили, то, как говорит Зоя, только благодаря моей седой бороде. Однако, в силу своей специфики, он переполнен всевозможными ограничениями. Здесь нельзя, например, шуметь, стучать, включать громкую музыку после 7-ми вечера и между часом и тремя дня, когда жильцы отдыхают. Нельзя держать домашних животных, нельзя принимать приезжих гостей с маленькими детьми и т.д. А к нам, между прочим, как раз на днях должны привезти из Москвы нашу кошку - её хозяева окончательно возвращаются в Лондон, и снова у них та же проблема с карантином. Так что придётся нам прятать нашу Бричоллу от посторонних глаз, а если, не дай Бог, заметят, то донесут обязательно[3].
Виталик закончил, наконец, свои интенсивные курсы, и мы с удивлением обнаружили, что по-немецки он всё-таки «шпрехает» и много лучше, чем Зоя, которая изучала его когда-то в юности, а потом уже здесь прошла «суровую жизненную школу» всевозможных присутственных мест в нашем Зелигенштадте, избавив от всего этого Виталика. Ну, а он по-прежнему проводит по несколько часов в день за компьютером, переписывается и перезванивается с разными университетами в поисках места, и первые результаты, как ни странно, уже есть. Откликнулись, правда, немногие, но всё же пригласили на встречу. Одна - профессор из Ахена (Виталик с ней уже виделся), один австриец, к которому он едет на днях, и два финна. Виталик даже боится, что ему придётся выбирать и от чего-то отказываться, но это, я думаю, не самое худшее.
Но так или иначе, всё более очевидно, что с осени он с нами жить не будет, и тогда наше пребывание здесь теряет, на мой взгляд, всякий смысл. Зоя, правда, думает иначе, но это её заботы. Меня же смущает перспектива моей полной изоляции, которой я в нашем шумном и пёстром общежитии так не ощущал, а вот здесь, в стенах этой тихой, благополучной квартиры она как бы смотрит на меня изо всех углов. Боюсь, что ты не выдержала бы здесь и дня. Конечно, здешняя эмигрантская тусовка находит себе занятия, некоторые даже крутятся, как белки в колесе, но мне от их разговоров делается кисло. Все они усердно лечатся, бегают по врачам, хлопочут о разных льготах и пособиях, посещают «Красный крест» и фломаркт (блошиный рынок), где можно по дешёвке достать всякую всячину. Местные интеллектуалы играют ещё в преферанс, и больше их, кажется, не интересует ничего. Что ж, бытие определяет сознание, и думаю, что до переезда они такими не были.
Очень рады были узнать, что твоё реанимационное отделение наконец заработало и что ты там, как приводной ремень. Значит, возраст всё-таки не по паспорту (мне иногда кажется, что между тобой и мной лет этак двадцать). И хотя МПС[4] одно из самых богатых ведомств, всё равно приятно сознавать, что где-то у нас в России делается что-то реальное, ощутимое и полезное вопреки бесплодным разговорам о вселенской катастрофе, разложении и упадке. Вот почему мне было бы, честно говоря, жаль, если б Никита[5] в конце концов не выдержал и уехал (так же, как было жаль, когда уезжал Виталик). Я не лукавлю. Пожалуй, приведу вам в этой связи одно стихотворение из Виталикиной бардовской коллекции, принадлежащее перу недавно умершего Бориса Чичибабина. Правда, оно написано лет 25 назад и обращено совсем к другой категории «отъезжантов», но ведь мы-то всё те же и вертимся в кругу тех же проблем.
Дай вам Бог с корней до крон
Без беды в отрыв собраться.
Уходящему - поклон,
Остающемуся - братство.
Вспоминайте наш снежок
Посреди чужого жара.
Уходящему - рожок,
Остающемуся - кара.
Всяка доля по уму,
И хорошая, и злая.
Уходящего пойму,
Остающегося знаю.
Край души, больная Русь,
Перезвонность, первозданность,
С уходящим помирюсь,
С остающимся останусь.
Но в конце пути сияй
По заветам Саваофа:
Уходящему - Синай,
Остающимся - Голгофа.
Вот на этой грустной ноте я и завершу своё письмо. Привет вам от Зои и Виталика, которые всё время в бегах и в делах. А я хандрю и никак не могу прийти в себя от этих свалившихся на нас переездов. Желаем Никите успехов в его «качаниях», но всё же своевременно прибиться к какому-то берегу. Есть ли, кстати, какие-нибудь благоприятные подвижки в конъюнктуре? Пишите, не забывайте.
Ваш Гарик
P.S. Твою любимую качалку мы поставили пока в лоджию и по очереди с Зоей на ней курим. Боюсь, что места в квартире для неё не найдётся - у нас и так два дивана и четыре кресла, два из которых Зоя купила в придачу к дивану, а два нам отдали так, - и с приходом холодов нам, вероятно, придется её спустить в подвал. Так что зря мы её не оставили.
ПИСЬМО 2. Откуда берётся здоровье нации
О чём же писать новоиспечённому эмигранту в европейской стране, как не о европейской медицине. Ей и посвящена большая часть приводимого ниже письма.
Франкфурт/ Майн 21.02.2000
Дорогие[6]!
Вот только спустя месяц раскачался, чтобы сесть за это письмо. Да и то рассчитывал найти в своём компьютере прошлогоднее, до вас не дошедшее, и не нашёл. А ведь помню, что писал. Так что ничего не попишешь, придётся начинать от печки. Итак, в мае 99-го года мы перебрались из нашей глубинки во Франкфурт и получили там квартиру - на окраине, зато у самого парка. Но живём мы в Зоей вдвоем - Виталик с сентября прошлого года находится в Финляндии, у самого Полярного круга, в маленьком городке Оулу, где для него нашлась работа по специальности (вернее, пока ещё не работа, а нечто вроде стажировки со студенческой стипендией). Здесь же, в Германии, ему, практически, ничего не светило.
Ну, а Зоя закончила уже вторые языковые курсы. Ей, собственно, пришлось тяжелее всего, особенно на первых порах, когда она, пользуясь своим школьным немецким, должна была преодолевать все круги здешней бюрократии, которая может дать сто очков вперед нашей российской. Но даже и сейчас её немецкий всё ещё далек от совершенства да едва ли к нему когда-нибудь и приблизится. А значит, нам так и суждено оставаться здесь людьми второго сорта.
Что же касается меня, то я даже и не пытаюсь штурмовать эти вершины. Будь здесь английский, я бы, конечно, приложил какие-то усилия, но начинать в шестьдесят всё с нуля - это выше моих сил. Да и желания, честно говоря, особого нет. И если б не вынужденные походы к врачам, моего русского мне пока что хватает, хотя должен признать, что всё чаще оказываюсь своим единственным собеседником. Увы, это так, и хотя наших соотечественников здесь пруд пруди, но мне с ними не интересно. От их вечных разговоров на тему цен и скидок, льгот и пособий, врачей и болезней у меня через минуту сводит скулы, Как сказала Алла[7], приезжавшая сюда прошлым летом, это неизбежная плата за эмиграцию. Впрочем, к этой плате я был отчасти готов, потому что уезжал, как вы знаете, без всяких в отношении себя иллюзий. И с удовольствием бы вернулся теперь - свою миссию я, в сущности, уже выполнил, - если б позволяло здоровье. Но консенсуса в этом вопросе у нас в семье, увы, нет, а начинать одному на пустом месте мне сейчас просто не по силам.
Коли уж заговорил о здоровье, то расскажу, пожалуй, немного и о здешней медицине, поскольку в статье, что я посылал[8], отражена лишь одна, наиболее выигрышная сторона медали. Если вы читали когда-то в «Неделе» главы из книги Бернарда Лауна[9], то это вот то самое и есть, на что сетовал обладатель «золотого стетоскопа». Достоинства нашей терапевтической школы видны здесь даже невооруженным глазом. И такие простые и самоочевидные вещи, как, скажем, «лечить не болезнь, а больного», тут нуждаются ещё в доказательстве. Потому что лечат большей частью именно болезнь. И там, где таковая на виду, они с этим справляются блестяще. Например, наш московский знакомый (с чьей лёгкой или нелёгкой руки мы тут оказались), перенёс за год с небольшим 3 операции - по поводу разрыва аневризмы мозговой артерии, на сосудах нижней конечности (эндартериит) и удаление трети почки (гипернефрома). Собственно, в Москве от него давно осталось бы одно воспоминание, здесь же он живёт припеваючи, ходит за грибами, играет в преферанс, да ещё и курит, как паровоз.
Но это клиника, да вдобавок ещё хирургическая. А если взять врачей общей практики, то поневоле задумаешься, откуда, вообще, берётся здоровье нации. Впрочем, откуда, понятно - это десятки людей, поодиночке и парами бегающие по нашему парку в любую погоду; это бесчисленные велосипедисты любого, даже преклонного возраста; это доступные бассейны и стадионы, сравнительно дешёвые фрукты и ягоды - круглый год во всех магазинах и на лотках (апельсины по цене картошки), это, наконец, садовые участки, которыми утыкан весь Франкфурт, стоит только чуть-чуть отъехать от центра. Тут мы с ними едины, хотя у немцев эта страсть копаться в земле не обусловлена никакими практическими соображениями. Однако если немец среднего достатка заболел, он попадает в объятья той же рутины, что хозяйничает и в нашей районной поликлинике. Правда, рутина эта оснащена компьютером, но этот последний скорее даже вредит нормальному общению, отвлекая на себя львиную долю врачебного внимания. Впрочем, надо отдать справедливость, что от писанины они избавлены. И тем не менее... Например, посмотреть или послушать больного - такого нет и в заводе, об этом надо просить врача специально. Я встречал людей, которые годами посещают одного и того же hausarzt`a, и за все это время тот не только ни разу их не посмотрел, но даже не пощупал пульса. И при всём при этом антибиотики, выписываемые направо и налево (говорят, врачу это выгодно), лекарства от гипертонии, назначаемые один раз (то есть сам врач никогда не предложит больному явиться для контроля) и т.д. Ну и, наконец, напрочь отсутствующая система ведения больных на дому (что опять-таки связано с удобством врачей). Наши соседи по общежитию, например, своих маленьких детей с температурой под 40 возили к врачу и в дождь и в снег - когда в автобусе, а когда и на велосипеде. Вызвать терапевта на дом теоретически возможно, но практически я такого что-то не встречал - если это, конечно, не ургентный случай.
Вероятно, все сказанное не относится к людям высокого достатка, но с такими наши пути просто не пересекаются. Ну а мне в этой ситуации ничего не остаётся другого, как лечить себя самому - благо все охотно идут в этом навстречу и выписывают всё, что попрошу. Не слишком это, правда, приятно, но что делать, когда знаешь заранее, что никто всерьёз заниматься тобой не станет.
Ну вот, кажется, получилась ещё одна статья, хотя я этого и не планировал. Но, чтобы вы не подумали, будто я зациклился на здешней медицине, посылаю вам ещё одну свою публикацию из журнала “Врач”, который вы, по всей вероятности, не читаете, хотя он вам и не чужой. Надеюсь, что компьютер у вас уже заработал. У меня их целых два: один привёз я, другой, более новой модификации - Виталик. С его помощью, кстати, он и нашёл свое нынешнее место. Да ведь не везти же его было в Финляндию. Так он и осел у нас, и я пользуюсь сразу обоими - на одном пишу доносы и романы, а на втором подключаюсь к интернету.
Это письмо я перешлю вам через редакцию - так надёжнее, хотя сюда вы можете писать более-менее спокойно: ведь в ваших конвертах не ищут долларов. Но и к вам у меня будет просьба: переслать вложенное письмо по адресу, который у него вверху значится (получается нечто вроде матрёшки).
Ну вот и всё, кажется. Крепко вас обнимаю и рад, что это письмо наконец-то попадёт к вам в руки. Сердечный привет от Зои.
Ваш Гарик
ПИСЬМО 3. Освободить себя от малоприятных уколов совести
Оказывается, в эмиграции приходится иногда писать и такие письма
Франкфурт/ Майн 25.10.2000
Здравствуйте, Гриша[10]!
Увы, вынужден начинать это письмо с объяснений по поводу личности Вашего корреспондента, поскольку меня Вы наверняка не помните, хотя имя Гарика, брата Аллы Тумановой, Вам кое-что и скажет. Может быть, Вы что-то слышали также и о нашем переезде в Германию в начале прошлого года. Но, так или иначе, я, по-видимому, последний из нашей родни, кто на протяжении минувшего года виделся и общался с Вашей мамой[11]. Поэтому считайте, что информацию о ней Вы получаете из первых рук (хотя за это время я, возможно, в чём-то и поотстал и уже не полностью в курсе дела).
Так, буквально на днях из письма тёти Шуры[12] мы узнали, что маму забрала к себе её бывшая сослуживица, что ей стало трудно оставаться дома одной, у неё кружится голова, она иногда падает и т.д. Насколько это серьёзно, судить не берусь, но в августе, когда я говорил с ней по телефону, голос её показался мне сравнительно бодрым. Поэтому я всё же надеюсь, что это просто очередное ухудшение её обычного состояния, которое, благодаря последним 10 годам нашего довольно тесного общения, мне как медику сравнительно хорошо известно.
Но всё равно нездоровье её с возрастом прогрессирует, что естественно. К сожалению, оно усугубляется ещё и хронической депрессией - отчасти возрастной, отчасти ситуационной. Надо ли говорить, насколько её положение - одиночество - незавидно и, я бы даже сказал, ужасно. Все наши разговоры в последние годы только и крутились вокруг этой темы.
Конечно, деньги, которые Вы ей посылаете, спасают её от нищеты, но не от одиночества. Тогда как все её мысли в последнее время только о Вас, о Лизе[13] и о внуках. Хотя в письмах, это, возможно, не просматривается - писать писем она не умеет, - но могу Вам засвидетельствовать, что это действительно так. Тем более, что круг её интересов резко сузился с возрастом и с болезнью, и ничто, кроме Вашей семьи, сейчас её по-настоящему не интересует. Да ещё, пожалуй, она живёт прошлым. Её воспоминания и рассказы о папе, о дедушке с бабушкой, обо всех драматических коллизиях, которые, в связи с Вашим отъездом, с избытком выпали на долю вашего семейства и всё ещё свежи в её памяти, так что слушать её всегда интересно. Это, по существу, пока ещё живая хроника Вашего рода, которая может уйти вместе с ней, и это было бы обидно. Как-то я даже попытался уговорить её записать эти воспоминания на магнитофон, но из этого, увы, ничего не вышло.
К чему я это пишу? Наверное, к тому, что Вы и Ваши дети очень много теряете от необщения с бабушкой (хотя в общежитии она, возможно, человек и не лёгкий). Но главное не в этом. Главное в том, чтобы попытаться что-то изменить в её нынешнем отчаянном положении. В своё время я пробовал уговорить её уехать вместе с нами, доказывал, что отсюда, из Германии, она будет ближе к Вашему семейству. Она долго колебалась, но всё-таки отказалась. Теперь вижу, что правильно сделала. По всей вероятности, забрать её к себе Вы всё равно не сможете (хотя я знаю примеры, когда люди всё-таки ухитрялись оформить вызов своим одиноким родителям: американские законы суровы, но не безнадёжны). Однако дать ей почувствовать. что она не вовсе одинока - это всё-таки в Ваших силах.
Мне кое-что известно о причинах, которые осложнили в своё время отношения между Вами и родителями и, вероятно, послужили причиной папиного инфаркта. Но всё это уже давно в прошлом. Теперь не только Вы у мамы один, но и она у Вас одна. Поэтому в моей голове не укладывается, как можно не звонить и не писать матери годами, как бы ни были трудны у Вас житейские обстоятельства. То, что пишет Лиза - не в счёт, она не дочь, да и пишет она не часто (хотя каждое её письмо для мамы событие, и она живёт им всю ближайшую неделю). Очень жаль, что не пишет никто из внуков. Я как-то уговорил маму взять адрес Йосика[14], но это, к сожалению, осталось без последствий. Возможно, дети, выросшие не в России, не владеют письменным русским языком. Но ведь Вы-то владеете. И если, допустим, не можете взять маму к себе, то писать и звонить ей хотя бы раз в месяц Вы ведь можете. Увы, это, кажется, единственное, что Вам остаётся.
Мне также непонятно, почему Вы держали её все эти годы на таком жёстком (если не сказать, жестоком) информационном лимите, когда она месяцами не знала, где Вы и на каком свете, особенно в период Вашего переезда из Израиля в США. Может быть, в Новом Свете так принято? Но у меня перед глазами есть и другой пример. Когда уезжала Алла, это была, конечно, очень тяжёлая травма для всей нашей семьи, в особенности для моих родителей. В те годы, как Вы знаете, это был отъезд без всякой надежды на встречу в обозримом будущем. Однако она сделала всё, чтобы даже из-за океана окружить отца (мама умерла через несколько месяцев после их отъезда) сердечным теплом и заботой. Толстые пачки писем, сохранившиеся в нашем домашнем архиве, тому свидетельство.
Конечно, я не предлагаю Вам брать пример с моей сестры, из этого у Вас всё равно ничего не выйдет. Есть люди, которые органически не умеют и не любят писать. Среди моих знакомых тоже есть такой, кстати, Ваш коллега - физик из Балтимора. Когда-то я попробовал написать ему раз, другой, но ни на первое, ни на второе письмо ответа не дождался. В конце концов обиделся и бросил. Наши отношения мы выяснили только при личной встрече 15 лет спустя. Однако у Вас, мне кажется, не тот случай, и никакие оправдания тут не работают.
Думаю также, что кому-то из вас - Вам или Вашим взрослым детям - не грех было бы и в Москву съездить. Старшие внуки ещё помнят бабушку, и общение с ней им было бы небезразлично. Да и посмотреть на город детства своих родителей тоже не вредно. А взять над ними опеку во время нахождения в Москве смогли бы дети и внуки бывшего Шуриного мужа - у них с мамой вполне добрые и дружеские отношения. Ведь когда-то, и, возможно, в недалёком будущем, если не на похороны, так на оформление наследства, кому-то приехать в Москву придётся. И чтобы освободить себя на будущее от тех малоприятных уколов совести, которые неизбежны, не лучше ли съездить сейчас, пока мама жива. (Сдаётся мне, что поездка внуков была бы всё же предпочтительней - момент расставания с Вами, причём, навсегда и, по-видимому, безо всякой надежды, был бы для неё слишком тяжёл, и, не уверен, стоит ли платить такую цену за встречу.)
Когда мы уезжали из Москвы, мама всё никак не могла поверить, что остаётся одна, как перст, а мне её, увы, абсолютно нечем было утешить. И тогда я дал себе слово, что обязательно напишу Вам по приезде в Германию. Для меня эта миссия тоже была не из лёгких. Но тревожные известия, содержащиеся в письме тёти Шуры, заставили меня поторопиться. К сожалению, у меня нет полной уверенности, что это письмо дойдёт, потому что адрес мама продиктовала по телефону и не всё могла как следует там разобрать. Поэтому, если не трудно, подтвердите, пожалуйста, получение этого письма. И на этом прощаюсь.
Мой самый сердечный привет Лизе.
Ваш Гарик
P.S. Ответа на это письмо я так и не дождался.
ПИСЬМО 4. Площадь имени советских военнопленных в одном из районов Франкфурта
Оказывается, географические открытия можно делать не только в необитаемых широтах, но и в густонаселённом регионе. Как, например, вот это, которое моя жена нечаянно сделала 20 лет назад в почти миллионном Франкфурте
Франкфурт/ Майн 16.08.2004
Дорогая Аня!
Вот обещанная мной история, которая Вам, вероятно, будет интересна.
Итак, три с половиной года назад Зоя случайно наткнулась на окраине
Франкфурта на табличку с надписью «Golub-Lebedenko-Plaz» с краткой сопроводительной надписью, поясняющей, в честь кого и почему эта площадь названа. Да, именно так – стояла на остановке, ждала автобуса, подняла голову и вдруг увидела.
Вообще-то, площадь - громко сказано, просто скверик перед зданием громады «Адлерверке» (Adlerwerke), бывшего в войну главным танковым заводом Германии. Тогдашнего Зоиного немецкого еле-еле хватило на то, чтобы понять, что площадь носит имена двух военнопленных, работавших на этом заводе и расстрелянных невдалеке от его проходной в марте 1945 г. при попытке побега.
Стали спрашивать соседей, друзей, знакомых, россиян и коренных немцев, нет, никто об этой площади никогда ничего не слыхал. И тогда, с помощью нашего соседа из Донецка, знающего немецкий, запросили Музей истории Франкуфурта. И они любезно прислали нам несколько газетных вырезок, из которых выяснилось, что площадь переименована в 1996 г. по инициативе Эрнста Кайзера, соавтора книги о труде заключенных на Адлерверке, что Адам Голуб и Георгий Лебеденко родом из Украины (из Киева и Днепропетровска) и что расстрел этот описан его непосредственным свидетелем, тогда 14-летним подростком, а впоследствии западногерманским писателем, Хансом Фриком (Hans Frick), в одном из его рассказов, фрагмент из которого тоже был приложен.
Итак, кое-какую информацию мы получили, а в университетской библиотеке нашлась даже книга – толстенный том Эрнста Кайзера «Мы жили и спали среди мёртвых» (Wir lebten und schliefen zwischen Toten, 1968). Там, в частности, рассказывалось, как обращались с заключёнными в лагере Катцбах (Catzbach), большинство которых работали на Адлерверке, охранявшие их эсэсовцы, – по принципу Vernichtung durch Arbeit (уничтожение работой). А всего за семь месяцев существования лагеря из 1600 человек, преимущественно поляков, участников Варшавского восстания, и советских пленных, войну пережили только сорок восемь человек.
В начале марта 1945 г., когда стало известно, что заключенных из этого лагеря решено перевести в Дахау, Голуб и Лебеденко решили бежать. Лучшим местом для побега была заводская территория, где не было такой плотной охраны. Им действительно удалось выскользнуть через заводские ворота, но спохватившаяся охрана тут же бросилась на поиски. Лебеденко застрелили сразу же. А Голуба, которому удалось спрятаться в подвале соседнего дома, обнаружили жильцы и выдали эсэсовцам. После зверских издевательств он был застрелен в двух шагах от проходной завода. С десяток жителей окрестных домов молча наблюдали эту кровавую расправу. И всё это происходило на этой самой площади 14 марта 1945 г.
И вот теперь нам захотелось выяснить, знают ли об этом на Украине. И, судя по рассказам активисток общества «Инициатива против забвения» (Iniziative gegen das Vergessen), опекавшего приглашаемых в Германию бывших военнопленных, было подозрение, что не знают. То есть площадь долгое время существовала как бы отдельно, а ничего не знавшая о ней украинская сторона – отдельно.
Попытались связаться с представителями украинского посольства, но не тут-то было. Дозвониться туда практически невозможно, а на письма, написанные по-русски, они вообще не отвечают. Не помню уж, кто дал нам электронные адреса двух киевских журналистов - с телевидения и из газеты. Обратились по очереди к каждому, и опять без ответа. И снова нам объяснили, что писать надо было по-украински. И тогда тот же сосед из Донецка, хорошо знавший не только немецкий, но и украинскую мову, помог составить письмо на имя украинского атташе по культуре в Германии. И только после этого письма нам, наконец, позвонили (это была женщина), и обещали помочь. И опять многомесячное молчание. В общем, стало ясно, что всё это им до лампочки. И тут мы с соседом решили настрочить жалобу на эту даму-атташе самому послу в Берлине (по-украински, разумеется).
На этот раз звонок последовал незамедлительно. В разговоре выяснилось, что в самом Франкфурте живет аккредитованная в Германии киевская журналистка. Правда, информация была годичной давности, потому что журналистка эта, как оказалось, давно уже вернулась в Украину. Но, к счастью, в той же квартире продолжала жить ее дочь, студентка филфака Франкфуртского университета Наталья Писанская. И вот она-то и написала большую статью «Чьи вы, хлопцы, будете», опубликованную её матерью в киевской газете «Зеркало недели», приурочив её к Дню Победы, причём сразу на двух языках.
Главное, чего нам хотелось, это чтобы отыскались родственники. Но, увы, никто не откликнулся. А по прошествии нескольких месяцев украинское консульство вдруг загорелось желанием воздвигнуть на этой площади мемориал. Денег на это у них, естественно, не было, но их после долгих переговоров выделила немецкая сторона. И вот 8 июля 2004 г. состоялось открытие мемориальной плиты на площади «Golub-Lebedenko-Plaz», как раз напротив заводских ворот «Адлерверке»[15], на которое из Украины специально привезли несколько деревенских старушек, бывших гастарбайтеров, работавших в войну на Адлерверке. Никакого Голуба и Лебеденко они, конечно, не помнили, но зато во время ужина, проходившего после церемонии в соседней кирхе, одна из активисток «Инициативы против забвения» объявила, что бывшеий узник лагеря Кацбах Александр Иванько, приезжавший по их приглашению 2 года назад во Франкфурт (об этом тогда писали в газетах), будто бы знает племянника Лебеденко. Информацию проверили, оказалось, что это правда и что Валентин Андреевич Лебеденко действительно проживает в Элисте, хотя о судьбе своего 19-летнего дяди, по-видимому, не имеет понятия. Вот такой неожиданный хеппи-энд [16].
Вы, наверное, спросите, почему я не написал обо всём этом сам и не отослал в газету. Честно говоря, руки не доходили, и мы выбрали другой путь, не подозревая, что он растянется на три года. Впрочем, оно и к лучшему. Публикация за моей подписью никогда бы не сподвигла украинское консульство на сооружение мемориальной плиты, а, следовательно, и не отыскался бы племянник одного из расстрелянных ребят.
Всего доброго. Ваш Гарик
ПИСЬМО 5, адресованное однокласснику-сталинисту
Увы, среди моих соотечественников в Германии я повстречал немало всё ещё не прозревших сталинистов. Что же говорить о тех, кто остался в России и унаследовал эту слепоту от своих родителей. Один из них – мой бывший одноклассник, который спустя полвека разыскал меня в Фейсбуке. Но это особый случай. Ведь он из семьи высокопоставленного генерала госбезопасности и продолжает исповедовать ту же самую «религию», что служила когда-то путеводной звездой его отцу. То, что он не изменился, меня нисколько не удивило, но не хотелось обижать соученика, и я вступил в переписку. Сам он не генерал, но, кажется, полковник в отставке, окончил Военно-воздушную Академию и все годы прослужил в авиации. Незадолго до начала нашей переписки он побывал на встрече одноклассников и подарил каждому свою книгу, посвящённую сталинскому министру внутренних дел Круглову[17], в чьём ведении находился тогда ГУЛАГ (в постперестроечные годы он стал ещё и писателем). И все они – что меня порадовало, а его обидело – эту книгу проигнорировали. Это письмо, кажется, последнее, на нём оборвалась переписка. Не думаю, чтобы там было что-нибудь новое, просто я привёл в порядок некоторые общеизвестные аргументы. Но вряд ли кто-нибудь из этой публики способен их воспринять. Разве только кто-то из подрастающего поколения, кто не успел ещё одеревенеть и открыт свежему слову.
Франкфурт-на-Майне 31.07.2016
Дорогой Юра!
Не хочу выглядеть в твоих глазах свиньей, а потому, хоть и с опозданием, отвечаю на твоё письмо. Спасибо за поздравление, день рождения у меня действительно 16–го, только в августе. Увы, поздравлять не с чем, не тот возраст. Впрочем, я давным–давно перестал уже отмечать свой день рождения, и для меня он ничем не отличается от всех прочих дней в году.
В отношении наших одноклассников, упоминаемых в твоём последнем письме. Интересно, конечно, было бы узнать, кто кем стал, но ты об этом почти не упоминаешь. Знаю только, благодаря телевидению, кем стал Андрей Маленков[18], да еще Алик Ицхокин – это от него самого, поскольку виделся с ним незадолго до отъезда. А чем занимается Тимофеев? Что касается Толи Козлова, то тут ты попал в точку – у него к двадцати годам действительно развилось психическое заболевание, причём, по–видимому, наследственное. Больным был и его младший брат, о котором мне известно, что он лечился в психбольнице. В общем, грустная судьба всей семьи.
Я прочёл твою главу из книги «Легендарный ФД», хотя из неё нельзя понять, что сия аббревиатура означает. К сожалению, мы уже не в том возрасте, когда можно кого–либо в чем–то переубедить – ведь за нашей спиной целая прожитая жизнь и свой собственный жизненный опыт. Так что к чему каждый из нас пришёл, к тому пришёл. Однако молчание твоих собутыльников косвенно говорит о том, что они твою позицию не разделяют. Попробую коротко изложить здесь свою.
Мне кажется, ты взялся за очень неблагодарную задачу – попытаться обелить и возвеличить Сталина. Собственно, свой приговор ему уже вынесла история. А главное – что он ни во что не ставил человеческую жизнь, чему в наше время не может быть оправданий. Отсюда и те неисчислимые бедствия, которые он принёс нашей стране, начиная с коллективизации и голодомора и кончая Большим Террором и трагедией первых месяцев войны. Например, за два дня до заключения мира с Финляндией он приказал штурмовать Выборг, который по условиям мирного договора всё равно отходил к СССР, положив на это тысячи жизней с той и с другой стороны. Как это с позиций приписываемой ему стратегической мудрости?
Сегодня уже не остается никаких сомнений, что не будь Сталина и Гитлера, не было бы и 2–й Мировой войны. Да и самого Гитлера не оказалось бы во главе немецкой нации, не будь в России большевистского переворота и всего, что за ним последовало. Гитлер воспринимался на Западе как заслон от большевистской угрозы, этим был вызван позорный Мюнхенский сговор.
Но окончательно развязал ему руки всё-таки Сталин. Пакт Молотова–Риббентропа позволил ему напасть на Польшу, когда он вовсе не был готов к полномасштабной войне. Не было у него на тот момент ни сильной армии, ни достаточных материальных и людских ресурсов, которых едва-едва хватило на то, чтобы покорить эту маленькую страну. Так что не будь пакта со Сталиным, никогда бы он на этот шаг не решился и никакой угрозы для СССР он в 1939 г. не представлял. А все эти рассуждения насчёт выигранной нами мирной передышки не более чем миф.
А вот через 2 года он такую военную мощь (не без нашей помощи) действительно нарастил. Настоящий же мотив пакта Молотова–Риббентропа был передел мира между двумя людоедскими режимами, и ничего более. Зато после 39-го года у нас с Германией образовалась общая граница, что и сыграло свою роковую роль в первые месяцы войны.
Не могу принять и твоей конспирологической концепции. Почему тебе всюду мрещатся заговоры и предательства? Было ли у высших военных в 37–м году намерение свергнуть Сталина, по-настоящему не знает никто. Во всяком случае, никаких документальных подтверждений этому до нас не дошло, а гадать на эту тему можно сколько угодно. Признательные показания обвиняемых? Но ведь тебе известно, каким способом выбивались подобные показания. Вот Рокоссовский, например, с 1938 по 1940 г. сидел в ленинградских Крестах, но ему повезло, его выпустили. А если б не выпустили, расстреляли или отправили в лагерь? Что ж, и он в этом случае был бы по твоей логике заговорщик и предатель? В этом свете гораздо правдоподобнее выглядит другая версия, согласно которой компромат на Тухачевского и других военачальников[19] был рассчитанно подброшен немецкой стороной Бенешу для передачи Сталину. И цели своей, как видишь, они достигли, потому что знали, с кем имеют дело. Но даже если предположить, что действительно был заговор, какой был смысл в поголовном истреблении всего командного состава Красной Армии? Вот и оказались в начале войны без квалифицированных военных кадров, а те, что остались, ни в какое сравнение не шли с уничтоженными.
Так что воевать учились на ходу, платя за эту науку миллионами жизней. А то, что растерялись, наделали ошибок в первые военные месяцы – так ведь не было у большинства из оставшихся за плечами серьёзного военного образования. Даже Жуков не имел за плечами Академии! Да и система, созданная Сталиным, при которой боялись любого не согласованного с вождём шага, не способствовала принятию самостоятельных решений. Так что не было никакой измены и предательства, которые чудятся тебе на каждом шагу, а просто неумелость и беспомощность, от которых мучительно медленно начали постепенно избавляться. Не в последнюю очередь благодаря тому, что Сталин стал реже вмешиваться в действия военных, что прекрасно видно хотя бы на примере Жукова и Рокоссовского, блестяще проявивших себя в решающем сражении под Москвой. (А там, где вмешивался, это всегда кончалось плачевно, как, например, знаменитый котёл под Харьковом, закончившийся в конце концов Сталинградом.)
Характерно, что и сам Сталин сознавал свою вину за трагические события первого периода войны и даже в свойственной ему манере попросил за это прощения в своём знаменитом тосте «за здоровье русского народа» на приёме в Кремле 24 мая 1945 г. «У нашего правительства было немало ошибок, – сказал он тогда, – были у нас моменты отчаянного положения в 1941-42 гг. Какой-нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. <…> Но русский народ на это не пошёл <…> Вот за это доверие нашему правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое!»
Только, увы, никакое это не покаяние, а лишь остатки пережитого им когда–то острого страха, когда он едва не потерял свою власть – единственное, чем он по–настоящему дорожил, – и удовлетворенность тем, что этого не случилось. Но нет и тени сожаления о тех жертвах, которые понесли по его вине прославляемый им русский и другие народы. А коли так, то можно и дальше действовать в том же духе, чем он и не преминул воспользоваться, пока смерть не положила конец его кошмарной тирании. Судьба и опала Жукова – лучший тому пример. Ну, а если уж можно было так распоряжаться судьбой самого Жукова, то о людях помельче и говорить нечего. Стоит вспомнить хотя бы о безруких и безногих инвалидах войны, которым не только не попытались воздать должное и сколько можно облегчить их участь, а, наоборот, поспешили убрать с глаз долой, чтобы не портили настроение своим более благополучным согражданам.
А судьба послевоенной деревни? О том, чтобы как–то облегчить страшное бремя, которое она несла все годы войны, не было и мысли, и Сталин продолжал методично выжимать из неё последние соки. Если ты читал роман Федора Абрамова «Две зимы и три лета», там всё это прекрасно описано. Ознакомившись подробнее с историей создания советской атомной бомбы, я всё понял: колоссальные средства, которые на это требовались, были для истощённой войной страны запредельными. Но Сталин не останавливался ни перед чем, лишь бы заполучить собственное атомное оружие. На этом фоне человеческая жизнь, как я уже сказал, была что пылинка. И, в результате, деревня продолжала жить так, будто война для неё и не кончалась.
Ты скажешь, что это было вызвано стратегической необходимостью. что на кон была поставлена безопасность страны. Но ведь холодная война была спровоцирована не Трумэном и не Черчиллем, а самим же Сталиным. Тогда, в 1946 г., США действительно готовы были протянуть нам руку помощи наравне с Германией, Францией, Италией и другими странами, особенно тяжело пострадавшими от войны. Но Сталин закрыл Советский Союз для плана Маршалла и запретил своим сателлитам последовать примеру Западной Европы. А в 1948 г. ещё и предпринял блокаду Западного Берлина, к счастью, провалившуюся.
Вот так была упущена уникальная возможность сближения двух победивших в войне союзнических режимов, что позволило бы Советскому Союзу вполне обойтись без атомной бомбы, и одновременно запущен маховик разорительной гонки вооружений, результаты которой мы пожинаем и по сей день. Ведь вызванная ею растрата ресурсов не в последнюю очередь привела к той катастрофической деградации окружающей среды, которую мы наблюдаем сегодня и от которой до вселенского экологического апокалипсиса всего один шаг.
Таким образом, с какой стороны ни возьми, роль Сталина в мировой и российской истории это всегда только минус, минус и минус. И трудно найти в прошлом личность подобного масштаба, которая принесла бы столько бед как своему народу, так и человечеству в целом. И если гитлеровская диктатура – прямое следствие диктатуры большевистской, то зловещие азиатские режимы маоистского толка – всё это, в конечном счете, лишь различные сталинские отпочкования.
Не знаю, насколько понравится тебе это письмо, но если не понравится, может быть ты отважишься показать его своему внуку? И пусть он сам решает, на чьей стороне правда.
Будь здоров. Твой Гарик
[1] Татьяна Фёдоровна Колесник, врач-анестезиолог, моя однокурсница по 1-му Московскому медицинскому институту.
[2] Моя жена.
[3] Примечание 2020 г. Эти «немецкие порядки» давно уже канули в прошлое. Теперь в нашем доме всё разрешено, да и коренных немцев в нём почти не осталось.
[4] Министерство путей сообщения.
[5] Никита, сын Т.Ф.Колесник, врач-кардиохирург. На тот момент ушёл из хирургии, чтобы заняться бизнесом.
[6] Письмо адресовано оставленным в Москве супругам, моим коллегам и бывшим однокурсникам..
[7] Моя сестра, с 1974 г. живущая в Канаде.
[8] Речь идёт о статье «Германская медицина на колёсах» (точнее, на колёсиках, с помощью которых передвигается всё больничное оборудование – от кроватей и прикроватных тумбочек до диагностических приборов и штативов с капельницами), написанной по следам моего пребывания во франкфуртской больнице Markuskrankenhaus и напечатанной в 1999 г. в московском журнале «Врач».
[9] Американский врач-кардиолог, изобретатель дефибриллятора, сопредседатель организации «Врачи мира за предотвращение ядерной войны», в составе которой стал лауреатом Нобелевской премии мира (1985), автор книги «Утерянное искусство врачевания» (русское издание М., 1998).
[10] Мой троюродный племянник, эмигрировавший в конце 1970-х гг. в Израиль, а затем в США
[11] Его мать, моя троюродная сестра.
[12] Наша общая родственница.
[13] Жена Григория.
[14] Его старший сын.
[15] Возложение цветов к этому мемориалу станет впоследствии традицией и будет осуществляться украинским консульством во Франкфурте в каждый День Победы.
[16] Примечание 2020 г. Впоследствии, год или два спустя, когда была еще жива надежда на его приезд, нам удалось, наконец, разыскать Валентина Андреевича Лебеденко – тоже малолетнего узника немецкого концлагеря на территории Украины – и предпринять всё от нас зависящее, чтобы организовать ему вызов из Франкфурта-на-Майне, где организация Iniziative gegen das Vergessen обещала оплатить его недельное пребывание. Но, к сожалению, время было упущено, и программа земли Гессен по приглашению бывших узников концлагерей и их близких была завершена, а отпущенные на это средства исчерпаны. У самого же Валентина Андреевича денег на эту поездку не было, а его обращения за помощью в военкомат и другие инстанции ни к чему не привели – в значительной мере потому, что Георгий Лебеденко считался на тот момент гражданином другого государства (Украины), а племянник проживал в Российской Федерации (в Элисте). Ну а потом грянул кризис 2008 г., и стало вообще не до того. Так Валентин Лебеденко на могилу родного дяди и не попал, хотя переписываться с ним и даже перезваниваться мы продолжали до самой его смерти в 2018 г.
[17] Круглов Сергей Никифорович (1907–1977) министр внутренних дел СССР 1946– март1953 и с июня 1953 по 1956 г.
[18] Этот Маленков, между прочим, тот самый, сын Георгия Максимильяновича. С обоими его сыновьями (не близнецами) я учился некоторое время в одном классе. Тот, о котором идет речь, стал известным учёным-биологом, учеником Н.В.Тимофеева-Ресовского. но своего отца продолжал чтить, как и в юности.
[19] Где говорилось о сотрудничестве советской военной верхушки с германскими спецслужбами. Не все историки поддерживают в настоящее время эту версию.
Добавить комментарий