В Нью-Йорке, а точнее в Бруклине, часто вспоминают об Ирландии. Вероятно, гораздо чаще, чем на маленьком острове у противоположного берега Атлантики, думают об Америке. У многих бруклинцев остались на далекой родине могилы предков, в деревеньках среди зеленеющих зимой и летом лугов и сейчас живут родственники и однофамильцы. Однако, американские ирландцы — отрезанный ломоть. И что думать о них, давно оставивших родину и растворившихся в кипящем иноземном “котле”.
Не волновали американские ирландцы и старого, почти совсем ослепшего Джорджа Уильямса. А между тем, думы о самом Нью-Йорке редко покидали его. Вечерами он сидел у камина в своем маленьком деревенском домишке без электричества и водопровода в горах Окс на западе острова, смотрел почти невидящими глазами на ровное пламя горящего торфа, прислушивался к пению висевшего над огнем чайника, и губы его шептали: “Она у меня была...”
 |
Память возвращала его в послевоенный Лондон, разбитый, еще не стерший с себя следы ожесточенных немецких бомбежек. Он работал тогда над каталогом древностей для аукциона Сотбис. Как-то на улице у полуразрушенного антикварного магазина увидел выставленную на тротуаре женскую головку из темно-зеленого камня.
Его поразило в ней сходство с описанными в каталоге работами мастеров Древнего Египта. Но полной уверенности у начинающего искусствоведа не было — сказывались молодость и недостаток опыта.
Выписав чек, Джордж попросил знакомого специалиста из аукционной команды Сотбис пойти взглянуть на будущую покупку. Свое мнение по поводу скульптуры высказал и еще один профессионал — теща будущего владельца была специалистом по истории искусств. В своих оценках оба эксперта были единодушны: “Ерунда, парень. Не выбрасывай на нее деньги”.
Но он не смог устоять и купил ее. “За тридцать фунтов, понимаете? — вспоминал Уильямс — Тридцать фунтов! Это же ничто. Правда, тогда для меня это была серьезная сумма”. О том, что он спасал от забвения поистине бесценное сокровище, молодой человек и не помышлял.
...Чтобы доставить покупку домой, пришлось нанять извозчика. Тяжела она была изрядно — в маленькую квартирку в Найтсбридже ее с трудом втащили по лестнице вдвоем с соседом. Оставшись один, Джордж долго всматривался в черты неведомой ему красавицы. Нет, чутье его не обманывало: “Все-таки это вещь!”
Он окончательно утвердился в этой мысли, когда осторожно сколол со скульптуры куски затвердевшей глины — остатки проведенной давным-давно реставрации. На него смотрела изваянная из чудесного зеленоватого камня прелестная молодая женщина, как потом выяснилось, принцесса, одна из дочерей фараона Аменемхета Второго — главы двенадцатой династии Среднего царства.
Впоследствии удалось проследить и запутанный путь этого скульптурного портрета, начавшийся около четырех тысяч лет назад в Древнем Египте. Оттуда во втором веке скульптура попала на славную своим собранием египетских древностей виллу императора Адриана в Тиволи, затем — в поместье английского графа Шелберн...
Потомки лорда Шелберн держали статую на камине в своем лондонском доме до 1929 года. В следующем году она была продана на имущественном аукционе, после чего надолго исчезла, чтобы через полтора десятка лет оказаться на полуразрушенной войной лондонской улице.
Тысячелетиями очаровывавшая людей каменная женщина-сфинкс поразила не только молодого ирландца. В отличие от неискушенного Джорджа, его тогдашний босс директор Сотбис Питер Уилсон не мог не видеть истинной цены случайной находки.
“Это был очень приятный джентльмен, — вспоминал Уильямс, — получивший образование в чопорном Итоне. Лицо его прямо-таки излучало порядочность. Он помахал передо мной чеком на 500 фунтов и сказал, что просто обязан иметь ее. Сначала я отказывался, ведь я сам только купил ее. Но, сравнив 30 и 500, не выдержал и уступил. Это была самая большая глупость, которую я сделал на своем веку”.
Через десять с лишним лет после того, как директор увез египтянку, на глаза Джорджу попался свежий номер журнала “Апполо”. Из него он узнал, что Уилсон продал скульптуру в Америке Бруклинскому музею. “Он все собирался собрать собственную коллекцию, — вспоминал старик, — но для этого слишком любил деньги. Он знал толк не только в искусстве. А я тогда не понимал ничего — 500 фунтов казались мне большим капиталом. И, конечно, не знал, что эта сделка означала банкротство всей моей жизни. Впрочем, может быть, и триумф, тоже, а? Ведь нашел-то ее я и никто другой!”
...Яркий свет заливает экспонат №56.85 — приобретение номер 85 1956-го года — в богатейшем отделе древнего египетского искусства Бруклинского музея. Рядом табличка с надписью: “Голова женщины-сфинкса”. Чуть улыбаясь, большеглазая красавица со строгой прической, не мигая, смотрит на все новые и новые поколения людей. Изучает, сравнивает, оценивает. День за днем, год за годом, тысячелетие за тысячелетием...
В 1966 году этот взгляд покорил студента одного из нью-йоркских колледжей Джеймса Романо. “Я был ошеломлен, — вспоминал он. — Переполненный чувствами, я простоял перед нею минут тридцать. Это была живая плоть. Кто бы ни создал ее, он ухитрился уловить божественный момент, когда в девушке расцветает женщина. Я смотрел и смотрел, пытаясь понять, как это удалось передать...”
Эта встреча оказала большое влияние на жизнь впечатлительного юноши, настолько большое, что через много лет Джеймс Романо стал куратором отдела египетского искусства Бруклинского музея. С помощью коллег по отделу любимый экспонат Джеймса получил широкую известность. Красотой его египтянки могут любоваться читатели почти всех публикаций, посвященных искусству Древнего Египта.
И сама она не остается на одном месте, путешествуя по городам и весям вместе с разными выставками. Чтобы потом снова вернуться “домой” — в ставший ей родным Бруклин. А голос Джеймса Романо, который недавно погиб в автомобильной аварии, и сегодня звучит во взятых напрокат гостями музея наушниках: влюбленный продолжает рассказывать историю своей любви...
Добавить комментарий