— Тимур Султанович, не жалко ли оставленного эндоскопа?
— Нет. С тех пор, как инструмент был отправлен на покой, я выпустил восемь дисков: "Выбери меня", "По классике тоскуя", "Итоги пятилетки", "Сказки нашего времени, "Верните, твари, оптимизм!", "Любовное чтиво", "От Бодлера до борделя", "И какая меня муза укусила?" От укуса музы никакие прививки не помогают.
— Недавно, согласно интернету, у вас была "горячая линия" с читателями "Московского комсомольца". О чем спрашивал многократно воспетый вами народ?
— Ой, легче сказать, о чем не спрашивал! Многие просто благодарили, удивлялись возможности напрямую поговорить с любимым исполнителем — это я не характеризую себя, просто передаю оценку. Звонит, например, женщина, смущается: "Муж сказал: "Набирай!" — а я не верю, что вот так запросто можно вас услышать — ой, спасибо за это..." Хотели узнать простые вещи: что я люблю и чего не люблю, не устаю ли во время гастролей...
— Ни о чем таком сложном, философском речи не было?
— В смысле о бытии? Нет, как-то в этот раз не прозвучало: видимо, многие ответы содержатся в песнях.
— А не раздражают ли вас банальные вопросы, заданные из любопытства?
— Разве могут раздражать ценители? Я всегда благодарен за внимание: не понимаю, как можно от кого-то отмахиваться, говорить, что тебя достали... Кто достал — те, для кого пишешь? Ну, интересно им, женат ли ты, сколько лет детям — что тут плохого? Заколебали поклонники — смени сферу деятельности. Доктор, которого раздражают пациенты, уж точно не должен лечить. Конечно, если в вопросе содержатся нападки, агрессия, он не радует — но меня пока бог миловал.
— Нынешний ваш приезд в Америку — очередные гастроли, или есть какой-то иной повод, приуроченность?
— Повод есть: новая книга песен "Синяя тетрадь", невероятно талантливо иллюстрированная. Три года назад художник Сергей Сысуев выгреб весь мой фотоархив и все это время работал. От результата я обалдел. Каждый разворот можно рассматривать по полчаса и удивляться, какие это коллажи... Книга весомая — в смысле весит целое кило. В нее вошли автобиография, песни, ноты, мои предисловия к песням, лучшие записки, полученные на концертах. Но если честно, на эту поездку я дал себя уговорить — не хотел заниматься "чесом": был такой термин у старых российских гастролеров, означал скоростной бег, прочесывание провинции с целью провести максимальное количество концертов. Халтуру, проще говоря. Я стараюсь делать больший перерыв между гастролями: со времени последних американских прошел всего год. Но друзья из Нового Света попросили приехать и попеть, а то экономика всех подкосила, оптимизма как-то маловато. Программа называется "Антикризисное..."
— Смена полюсов: теперь оптимизм надо завозить из России в Америку...
— По-моему, дело не в том, кто где живет: я мог бы приехать, например, из Швеции. Важен результат: с моих концертов люди до сих пор всегда выходили улыбаясь. В этот раз я отнекивался — и тут на сцену выступил один из американских антрепренеров, человек с вашего Брайтона. Я ему говорю: дескать, был у вас недавно, новых песен появилось немного — а он мне: "Вы шо о себе думаете? Вы думаете, шо весь Нью-Йорк только и поет ваши песни? Какие там новые — половина иммигрантов вообще не знает старых!" Тут бы обидеться — а мне стало очень весело, с небес вернулся на землю и стал готовиться к поездке. Концерты будут в основном по заявкам: зрители пишут записки — пою.
— Недавно я с семьей устраивала домашний концерт милому молодому российскому барду. В беседе далеко заполночь он признался, что после этой поездки — второй по счету — окончательно расстался с российскими негативными мифами об Америке. А насколько подобные мифы внедрены в ваше сознание?
— Я попрощался с ними несколько раньше — сразу после одиннадцатого сентября две тысячи первого года. Проходил интервью в американском посольстве на следующий день после трагедии: получить разрешение на выезд было тогда фантастикой. Спросили: "Куда едете?" Отвечаю: "На песенный фестиваль!" И чиновники, которые оказались абсолютно нормальными людьми, прямо обрадовались, хотя кто тогда вообще радовался: "Ой, это замечательно, это сейчас очень нужно!" — и тут же, ничего больше не выспрашивая, дали визу. Потом многому научила сама Америка — спокойствию, терпению. Научился вежливо ездить — хотя в Москве вежливому водителю легче не садиться за руль вообще... В любой стране нужно пожить, покрутиться, только потом можно делать выводы.
— Вот американская авиакомпания "Дельта" вас обидела. Сотня дисков, том Шекспира и штаны исчезли — грустно и жалко! Это нашло темпераментное отражение в вашей известной песне, но тоже не перешло на уровень обобщений, ведь правда?
— Правда. Простил я их! Хотя сумка исчезла и не вернулась. Мог бы, конечно, получить компенсацию, но некогда было этим заниматься, плюнул. Дурацкий миф о бездумности и бездуховности американской молодежи развеялся в одном из колледжей Айовы, где мне выпало читать лекции об авторской песне. "Бездуховные" задавали вопросы о Чехове, о Станиславском... Нельзя ничего обобщать. Матрешки, медведи, повсеместная грубость — это другой миф, о России. В моей квартире, например, грубости нет. Хотя, понимаю, что за ее пределами можно хорошо нарваться.
— При теперешнем состоянии дел и настроений в России не беспокоит ли кого из ура-патриотов тот факт, что Тимур Шаов — по оценкам многих, первый бард страны, — человек не русский?
— Людей глупых это да, беспокоит. Отношение к ним у меня безразличное. А вот оценка "первый бард России" кажется некорректной — и не из ложной скромности. Разве это бег или плавание — кто определяет первенство, в каких единицах? Если сузить сферу только до авторской песни, то для кого-то первый — Александр Моисеевич Городницкий, кстати, нежно мной любимый. Ну, а кто-то назовет Митяева. Разные измерения.
— А как вы, которого подкованные поклонники с любовью, как собрата, называют "гнилым интеллигентом", справляетесь с мощным потоком всесильного масскульта?
— Мне-то чего справляться: массовка раздражает количеством, но ведь каждый сам делает выбор, читать литературу или макулатуру, смотреть содержательные передачи или бесконечные танцы на льду, подо льдом... Конечно, культурное пространство России унифицировано, у людей теряется чутье на хорошее и плохое. В этом смысле очень многое зависит от семьи, и я рад, что мои эстетические вкусы и вкусы детей совпадают. Приятно послушать вместе с сыном "Дип Перпл", например...
— В этом плане у меня перед вами, Тимур Султаныч, личный должок. Мои собственные дети, на ранней стадии иммиграции упорствующие в желании быть американцами, сломались на вашем "Чисто конкретно": храбрый голубой "Запорожец", обогнавший джип с крутыми "братками", ужасно их рассмешил и примирил со странноватым жанром авторской песни, а заодно и с отчуждающимся русским языком.
— А меня недавно порадовала семнадцатилетняя дочь Бэла: забрала у меня все книги Вайля и Гениса — "Карту Родины", "Родную речь", "Американу..." Это при том, что с экрана льется бесконечное тупое счастье — одно на всех. Ну, так и не смотри этот поганый телевизор...
— В котором вы появляетесь не очень часто...
— Одна зрительница так и спросила: "Вам не обидно, что вас так мало на телевидении, в газетах? Было бы больше передач и публикаций — и слушателей бы прибавилось". Это беда не только моя: в России достаточно авторов, которые стоят внимания настоящего зрителя. Люблю Марка Фрейдкина, Григория Данского, Андрея Козловского — но эфир ими не переполнен. Недавно на Грушинском фестивале слышал группу каких-то девчат из провинции: молодые, настоящие! Стихи прекрасные, музыка замечательная, голоса свежие, подача оригинальная. Кто они, кто про них знает? Вот то-то и оно.
— А кому-то везет больше... В российских верхах нынче модно слушать авторскую песню: такой знак демократичности небожителей, показатель их интеллигентности. За последнее время мне выпало несколько бесед с российскими бардами. Не кичась, но и не особенно скрывая, некоторые из них поведали, что пели в Кремле перед первыми лицами страны. Вам такая честь не выпадала?
— Ой-ой, минуй нас пуще всех печалей! Надеюсь, что у первых свои дела, а у меня пусть остаются свои. К тому же сильно сомневаюсь, чтобы на социально заостренные песни у них была лояльная реакция: это же не лирика. Кстати, сам Городницкий — повторяю, что нежно люблю его... — спрашивал, не слишком ли много я пишу на злобу дня. Не то, чтобы надо перестать это делать — но, может, пореже, может, проявить себя в лирике. "Я, — говорит, — и Саше то же самое говорил!" Уточняю: "Какому Саше?" — "Галичу!" — "Ну, Александр Моисеевич, комплимент мне, спасибо за сравнение!"
— И все-таки: как же насчет лирики?
— Когда тянет на лирику, я ее читаю.
— Скажите, пожалуйста, давно ли вы после написания сокрушительной песни об украинской таможне "Транзитный поезд через Украину" ездили в "ближнее зарубежье"?
— Ага, давно... Позавчера приехал. Концерты были именно в Киеве и Днепропетровске. Принимали потрясающе — стучу по дереву.
— А в поезде?
— Пару предыдущих поездок в тот регион оказались странно тихими, а в этот раз в соседнем купе находилась блюз-группа "Крематорий", которая везла скрипку — и началось... Документов о том, что это не Страдивари, а рядовое китайское изделие, у ребят не было. Над ними, понятно, поиздевались, зато мимо нас прошли.
— Что-то мне обидно, что украинские пограничники вас не узнали...
— И слава богу: думаете, у них бы хватило бы юмора сказать спасибо?
— Если говорить о маршрутах более дальних — особенно в один конец, то о вас говорят: "невыездной". Как о Жванецком. В смысле: что бы вы делали, уехав из страны, питающей ваше творчество?
— Насчет меня это точно: где родился, там и сгодился. Уехать мог бы, но только чтобы лечить — а это в условиях эмиграции крайне сложно. Кстати, само сочетание "мое творчество" не очень люблю: оно означает слишком высокое мнение о себе и заниженное — о других. Начинаешь сомневаться, так ли хорошо человек творит и не только ли для себя он это делает.
— О том, как это делаете вы, говорит сам народ: врачевание! Кстати, имеет ли это смысл, если, по вашим собственным словам, человечество сошло с ума?
— Не надо думать о том, безнадежны ли труды — надо трудиться, честно и спокойно. Спасет ли мир красота? Может, и спасет, ты выполняй утилитарную задачу.
— Слова "утилитарную" не боитесь?
— Абсолютно. Подними людям настроение — а вдруг они еще и над чем-то задумаются...
— Как ни печально, довольно значительная часть российского люда поднимает себе настроение известным российским способом. И версия едкого и умного Дмитрия Быкова о том, что пьянство — это миф, привела в замешательство. По наблюдению Быкова, страсть россиян к выпивке сильно преувеличивается, дабы скрыть пороки посерьезнее — и вообще во французской провинции Коньяк пьют так же, как в Тамбовской области...
— Странно слышать. Пьется в России много, по-черному — и не только вокзальными бродягами и бомжами. Да какой там миф — очень серьезная беда: жил, видел. В станице Зеленчуковской достаточно было зайти в приемный покой больницы после праздника — знаете, бывали такие, по три дня. А потом везли упившихся — с холециститами, панкреатитами, в белой горячке. Не был я в провинции Коньяк, но уверен, что там все происходит немножко иначе — не так запойно, не так надрывно, не ту гадость глотают.
— О том, что напитки во Франции почище, Быков честно сказал. И плавно перешел к развенчанию другого якобы мифа — о тоталитаризме. Дескать, не так плохи сегодняшние российские верхи, все могло быть гораздо страшнее...
— Судя по тому, что я сейчас читаю, мнение свое он переменил. По-моему, о чистом тоталитаризме говорить рано, а вот о тенденциях — необходимо. Нерадостные происходят вещи.
— Но вы умудряетесь поднимать людям настроение. А кто улучшает его вам?
— А вот эта, младшая наследница, рядом бегает... Три с половиной года. Радость — семья, друзья, общение с теми, кто приятен. Простое обывательское счастье, на которое так редко появляется время...
Тимур Шаов
Грипп
Весь мир — театр,
а люди в нем — актеры...
Но нищий в переходе мне сказал:
"Весь мир — бардак,
а мы в нем — сутенеры.
Болезни за грехи нам Бог послал!"
Москва не крестится,
пока не слышит грома
И гордо заявляет: "Я сама!"
Ниспослан грипп на оба наших дома,
Хвала Создателю, хотя бы не чума!
Весь мир в соплях гриппозного угара.
И коль Творец так карты разложил,
Чихайте так, чтоб чих не тратить даром,
Чтоб заболел лишь тот, кто заслужил.
Чихайте на мерзавцев и подонков,
Пусть лоб у подлецов огнем горит.
Чихайте зычно, смачно и подолгу.
Оружье пролетариата — это грипп!
Как все течет, все из меня!
И из тебя течет,
в гриппозном смысле слова.
Да выбрось "Колдрекс" —
это все фигня,
Налей перцовочки "Упса",
ну, будь здорова!
Вложите в чих всю горечь от бесправья,
Всю боль обиды,
что пришлось в себе носить.
Весь пыл неутоленного тщеславья,
Всю историческую скорбь
больной Руси.
Чиновники борзеют год от года,
А мы язык засунем в попу и молчим.
Как я чихнул бы на избранников народа!
Жаль только в Думе пропускной режим.
Стране на все начхать на самом деле.
Всю жизнь проходит босяком
и в неглиже.
И, кстати, чихните кто-нибудь
на Церетели, —
Пусть отдохнет немного
городской бюджет.
А мегаполис кашляет до хрипа,
И Вальсингам болеет в Горках втихаря.
Москва справляет пир во время гриппа.
И вирусы расходует зазря.
Не надо чихать на детей и философов,
На меценатов любезных, на спонсоров,
На докторов, на старушек, на дворников,
Жен музыкантов и жен алкоголиков.
На менестрелей и, в первую голову, —
На Мищуков, Мирзояна, Егорова,
Рабов шестиструнки когорточку малую,
Бардов и так жизнь не очень-то балует...
Надо чихать на соседа сварливого,
Злую жену и на мужа блудливого.
На графоманов, воинственных
критиков,
Умных фашистов и глупых политиков.
На дураков, бандюков отмороженных,
Снобов, скучающих с кислыми рожами.
Да не поможет, боюсь, ни черта.
Феличита, феличита...
Феличита, феличита...
Добавить комментарий