"Чем больше веснушек, тем больше счастья. Это каждый знает..."
Павлик Кубиков был, по выражению его родителей, человеком подсолнечным. Таких рыжих мальчиков, говорил папа, делают исключительно на заказ!
— Зачем же вы меня таким заказали? — удивлялся Павлик.
— А мы хотели, чтобы у нашего сына в жизни было очень много радости, — поясняла мама. — Рыжики же вообще счастливые, а те, что с веснушками — в особенности. Чем больше веснушек — тем больше счастья. Это каждый знает.
Павлик хмурил брови и не верил.
Если это было правдой, то он должен был бы просто лопаться от счастья, как спелый арбуз, думал Павлик. Ведь большего количества веснушек, чем у него, не было, наверное, ни у кого на свете. А он вовсе не лопается. Все дразнятся. Обзываются: "Конопатый, убил дедушку лопатой", "Рыжий, рыжий, врежу лыжей", и поют:"Рыжик-пыжик, где ты был?" Девчонки хихикают.
Позавчера вон приходили в гости Вовка и Мишка, близнецы из пятнадцатой квартиры. Павлик с Мишкой чуть-чуть поборолись и разбили чашку. Пришла мама, нахмурилась и велела Павлику все немедленно убрать и больше не безобразничать. "Ты давай тоже убирай", — сказал он Мишке. "Нетушки, — ответил тот. — Что я, рыжий, что ли? Или конопатый?" И они с Вовкой как захохочут!
Одним словом, никакого особенного везения и радости в Павликовой жизни не наблюдалось. Скорее, даже наоборот. А, стало быть, все эти рассказы про веснушки — никакая не правда.
Поэтому, когда однажды на детской площадке к Павлику подошла незнакомая маленькая девочка с огромным бантом на макушке и предложила обменять веснушки на шоколадное драже, Павлик согласился, почти не раздумывая.
Нет, сначала, конечно, он удивился. Потом заподозрил, что над ним опять собираются посмеяться, и разозлился. Он хотел было треснуть девочку чужим пластмассовым ведром, которое валялось в песочнице, но вспомнил, что драться нехорошо, а с девочками так и вообще почему-то нельзя, и неохотно оставил ведро в покое.
— Отстань, — сказал он, грозно насупившись. — А то как дам!
— Вы, мальчик, может быть, боитесь? — вежливо поинтересовалась девочка. — Ну и зря. Вот, смотрите.
Она достала из сумочки круглую жестяную коробку и, аккуратно сняв крышку, продемонстрировала целую шоколадную сокровищницу. Павлик громко проглотил слюну и озадаченно почесал затылок.
— Давайте, мальчик, меняться, — снова предложила девочка. — За каждую веснушку по конфете.
Павлик поглядел по сторонам. Было еще рано и на площадке почти никого не было, если не считать нескольких совсем уж карапузов.
— Ну, давайте, — сказал он сурово, от торжественности момента тоже переходя на "вы".
Огромный бант кивнул. "Раз, два, три", — принялась считать девочка. За каждую посчитанную веснушку она клала в Павликову ладонь одну дражеину, которую тот сразу же запихивал в рот. Дражеины были такими вкусными, что в первый раз за свою шестилетнюю жизнь Павлику Кубикову показалось, что веснушек у него определенно маловато.
— А теперь, — поинтересовался он, проводив жадным взглядом коробку, которую девочка опять закрыла и спрятала в сумку, — они будут считаться вашими, что ли?
— Веснушки? — уточнила девочка. — Почему "считаться"? Они теперь и в самом деле мои. Вот, можете сами убедиться.
Она достала из кармана зеркальце.
К своему немалому удивлению, Павлик увидел, что его физиономию словно отмыли едким-преедким мылом. На лице не осталось ни одной оранжевой крапинки, ни единого пятнышка.
"Во, — подумал Павлик, — как мне повезло. И шоколаду наелся, и от половины дразнений заодно избавился!"
Он хотел было предложить девочке на обмен еще и свою рыжесть, но подумал, что если он станет лысым, смеяться над ним будут больше, а не меньше прежнего, и со вздохом передумал.
— Вы волшебница, что ли? — спросил он девочку.
— Фея, — деловито ответила та, поправляя свой огромный бант.
— А веснушки вам зачем?
— Я ими буду освещать свой дом, — объяснила фея. — Вот накоплю десять тысяч штук, и будет у меня в комнатах солнце круглые сутки, и днем, и ночью. А то светлячки очень мерцают. А болотные огни слишком тусклые...
— Ну и ну, — сказал Павлик. — Десять тысяч штук. Надо же.
— Ничего, — фея вздохнула, — сегодня обойду еще десять дворов, а завтра с утра попробую затесаться в детский сад — там должно быть много конопушек...
— Ну, пока, — попрощался Павлик. Ему не терпелось показаться в своем новом безвеснушчатом виде Вовке с Мишкой.
— Пока, — кивнула фея.
Павлик думал, что у него теперь начнется новая, распрекрасная жизнь. Но все пошло как-то не так.
— Ты чего, веснушки свел? — спросил Мишка.
— Зря, — добавил Вовка. — У тебя без них лицо дурацкое.
— Ничего не дурацкое, — обиделся Павлик, — это ты от злости.
— Не веришь? Давай Ленку спросим... Ленка! — закричал Вовка на весь двор. — Правда, Кубик без веснушек стал дурацким?
Леночка Матвеева, по прозвищу Мальвина, высокомерно окинула Павлика холодным взглядом.
— Правда, — голосом Дуремара вынесла приговор Мальвина. — Блеклый какой-то.
— Сама блеклая! — завопил Павлик, а близнецы противно захихикали.
Вконец рассердившись, он отправился домой. Папа уже ушел, а мама сидела за столом и пила чай. Увидев его, она чуть было не уронила чашку.
— Пушенька, что с тобой? — воскликнула она. — Почему ты такой бледный? Тебе плохо? Где болит?
— Нигде у меня не болит, — несчастным голосом ответил Павлик. — Я не бледный.
— Да на тебе же лица нет! Дай-ка я лоб потрогаю... Где у нас градусник?!
Несмотря на протесты, Павлика уложили в постель и напоили горячим чаем с малиной. От чая стало жарко и потно, от пребывания в постели среди бела дня — тоскливо до невозможности. Павлик даже подумал, а не зареветь ли ему. В это время пришел доктор.
— Замечательный мальчик, — сказал доктор и зачем-то погрозил Павлику пальцем. — Здоровый, как бычок. Совершенно незачем ему валяться в кровати в такой отличный летний день.
— Какой же он здоровый, — закричала мама, — если у него вдруг все веснушки с лица разом пропали?
— Разом? — удивился доктор и почесал затылок. — Ну... бывает, — добавил он не очень уверенным голосом. — Сходите на всякий случай в поликлинику. К врачу-дерматологу. Сдайте анализы.
— Не хочу в поликлинику! — заявил Павлик. — Я замечательный бычок! Не надо анализы!
Но его никто не слушал. Мама проводила доктора и пошла записывать своего внезапно полинявшего сына на прием к врачу со страшным названием.
"Надо срочно все исправить", — решил про себя Павлик. Наверно, правда всё это было про конопатое счастье. Вот ведь, стоило перестать быть конопатым, и все сразу разладилось. Вредная какая, эта фея.
Павлик еле дождался окончания этого длинного невезучего дня. Гулять его мама больше не отпустила, велела лежать на диване и отдыхать. А кто угодно знает, что нет более тяжелого труда, чем отдыхать, когда ты ни от чего не устал! У плюшевого медведя нечаянно оторвалась лапа. Из коллекции машинок куда-то запропала любимая, пожарная. В довершение всех горестей бедного Павлика больно ужалила залетевшая в окно пчела. Он не выдержал и немножко поревел, мысленно давая себе обещание никогда, ни за что на свете не связываться больше ни с каким феями, ни с какими бантами на макушках!
"А что, если она не отдаст веснушки? — с ужасом подумал Павлик. — Дражеины-то я все съел... Что же, мне так и ходить теперь всю жизнь несчастным и невезучим?"
Он перестал реветь и крепко призадумался. Нужно было срочно разработать хитроумный план.
На следующее утро он встал очень-очень рано, когда родители еще спали, сам оделся и умылся, а потом взял свой самый оранжевый фломастер и нарисовал на лице ровным счетом шестьдесят три яркие крапинки. Он мог бы нарисовать и больше, потому что умел считать до целых ста, но больше Павлику было не нужно.
Тем же самым оранжевым фломастером он написал записку: "Я НА УЛNЦЫ". Тихо открыв замок, Павлик выскользнул из квартиры. Он знал, что ему ой-ой-ой как влетит, но другого выхода не было.
Выйдя из подъезда, Павлик со всех ног побежал к детскому садику, который, по словам феи, она сегодня собиралась посетить.
Садик еще не открылся, и Павлик принялся ждать, нетерпеливо приплясывая на месте. На его счастье (наверное, от нарисованных конопушек тоже бывает маленькое счастье), ждать пришлось недолго.
— Ой, — удивилась фея, увидев Павлика. — У вас, мальчик, кажется, отросли новые веснушки?
— Ага, — кивнул хитроумный Павлик. — Отросли. Хотите опять меняться?
— Хорошо, — согласилась фея, доставая из сумочки знакомую жестяную коробку. "Раз, два, три..." — принялась считать она, перекладывая шоколадные кругляши в подставленную Павликом панамку. Конфеты выглядели не менее заманчиво, чем вчера, но он мужественно противостоял соблазну.
— Шестьдесят три, — закончила считать фея и довольно качнула бантом.
— Как шестьдесят три? — притворно удивился Павлик. — Должно быть шестьдесят четыре. Как вчера.
— Наверное, одна не успела отрасти, — пожала плечами девочка.
— Ну, уж нетушки, — разгневанно возразил Павлик. — Жухать нечестно.
— Я не жухаю, — разозлилась в ответ и фея. — Ровно шестьдесят три, и не штукой больше.
— Нетушки, — повторил Павлик громко. — Нате вам ваши дражеины, отдавайте мои веснушки назад.
— Противный мальчишка! — не менее громко закричала фея. — Возьмите свои дурацкие конопушки и больше не смейте ко мне приходить.
Она махнула рукой, и из панамки исчезли все конфеты.
— Вот, — фея сунула ему под нос зеркальце. — Все на месте. Все шестьдесят три! Идите отсюда, рыжий-бесстыжий обманщик.
И хотя она обзывалась, Павлик не обиделся. Он послюнявил палец и потер щеку. Веснушки не стирались, а, значит, были настоящими. Павлик быстрей побежал домой.
Родители уже встали и были очень сердиты. Но когда они увидели сына в прежнем, "подсолнечном" виде, они тут же перестали сердиться и не стали наказывать Павлика.
"Ага, — подумал он довольно, — я теперь опять счастливый и везучий. Хотя и на крапинку меньше. Но это ничего".
Это и впрямь было сущим пустяком. Ведь счастье, между прочим, все-таки не в веснушках, а в том, чтобы быть самим собой.
Добавить комментарий