Вдова

Окончание, Начало в № 9 [92]

- Гриш, ты никогда не жалел, что существует минус пятый?

- Жалел. Очень даже. Как откат начинался, так хоть в петлю.

- Нет, нет, я не про это. Потом. Когда пройдет месяц-другой. Чтобы спокойно взвесить все за и против.

- Не знаю. Я редко бывал целый месяц не вдовцом.

Надины брови поползли к переносице.

- Ты так часто ходишь?

- Это разве часто? - пожал плечами чекист, раскуривая самокрутку. - Наркомы и коллегия вообще не вылезают из бункера. И не только они. Как десять дней заканчиваются, так сразу двойную процедуру: вернуть сердце обратно и снова ухнуть его в контейнер. Чтобы отката не было. Ты представляешь, какой он у них?!

Клубы едкого дыма обволокли голову хозяйки квартиры, но она не обратила внимания.

- Хочешь сказать, что Феликс Эдмундович...

- И Менжинский, и Луначарский, и Рыков, и Трилиссер и много кто еще.

- Налей еще, - Надя протянула рюмку. Гриша наполнил до краев. Теперь и закуска пригодилась. Хотя самогон все еще не вступил во владение телом.

- Гриш, но что это за страна, которой управляют... машины!

- А что? Хорошая страна. Получше многих будет. А ты что предлагаешь? Захлебнутся в жалости и соплях? Котят надо топить, иначе скоро в доме кошек станет больше, чем клопов.

- Человек не должен переступать черту, за которой он перестает быть человеком, - убежденно сказала Надя.

- Надь, человек и без минус пятого делал такие вещи, что в кошмарном сне не привидятся. Вспомни хотя бы татаро-монгольское иго и Чингисхана. И нормально жил, даже не чесался. Хотя нет, клопы были уже тогда, - с совершенно серьезным лицом пошутил чекист.

- Но человек должен отвечать за свои поступки! И перед обществом, и перед государством, и перед другими людьми, и перед собой, - возразила хозяйка.

Сыроежкин подцепил вилкой кусок селедки и отправил его в рот, зажевав черным хлебом.

- Мы просто исполняем роль хищников в государстве. Умных хищников, заметь, которые знают, куда и на что идут, знают какую жертву и ради чего им придется принести. Если не мы, то это сделает кто-то другой. Только с другими целями.

- Это все можно сделать и без минус пятого.

- Нельзя, Надюх, нельзя. Если вокруг все взяли в руки пистолеты, то глупо оставаться с луком и стрелами. Дефензива нас жмет, Сюртэ лютует, Сигуранца вообще такие отморозки, что им и без агрегата все до одного места. Если мы начнем перед ними расшаркиваться, то никогда не выберемся из этой ямы.

Они помолчали. Бутыль пустела, тарелка тоже.

- Я могла не убивать Мишу, - тихо сказала.

- Могла, - согласился Гриша.

- Если бы пошла не вдовой, то не стала бы настоящей вдовой.

- А ты уверена, что ликвидировала бы цель?

- Не знаю, - подумав, ответила Зинина.

- Тогда правильно, что пошла вдовой.

Внутри у Нади все взорвалось. Хотелось кричать: «Как же так?! Он же был и твоим другом! Что ты несешь?» Но она промолчала.

Время близилось к полуночи, но темнеть начало только-только: ночи короткие, скоро летнее солнцестояние.

- Его не должно было там быть, - перед глазами встало красное пятно на подаренной рубашке.

Слезы, казалось, взялись ниоткуда в сухих до красноты глазах.

- Я не хотела его убивать.

- Он бы не позволил убрать Карло.

- Я не хотела его убивать.

Рука нырнула к левой подмышке, но, вспомнив, что кобуры там нет, с силой ударила по столу, сжимаясь в кулак. Вилки звякнули о тарелки, подскочили пустые рюмки.

Зинина плыла, но не могла понять, то ли от алкоголя, то ли от отката. «Какая разница?» - рассудила она.

- Пойдем-ка, спать. Хватит на сегодня. Тебе еще на доклад.

Хозяйка с сожалением посмотрела на недопитый самогон и ломтики колбасы. Спать совершенно не хотелось, хотелось крушить и жечь. Но за годы дружбы, она уверилась, что лучше Сыроежкина никто не чувствует норму. Если Гриша сказал хватит, значит хватит. Ни стопкой раньше, ни стопкой позже.

- Гриш, спасибо тебе!

Стоя в дверях однокомнатной квартиры, Надя прижалась к крепкому плечу. Пахло махоркой и чем-то родным: то ли порохом, то ли потертой кожанкой.

- Люгер я пока заберу, - сказал Гриша. - Он хоть и не заряжен, но не поверю, что у тебя дома нет патронов.

Она хотела возразить, но снова промолчала. Да. Пистолет сегодня лучше забрать.

Гриша обнял крепко-крепко, затем чуть отстранил и поцеловал в лоб. Наде как-то довелось присутствовать на семейном торжестве Сыроежкиных, и там чекист так же поцеловал младшую сестру.

- Спи. Если что - бутыль я оставляю. Но не рекомендую.

Хозяйка кивнула и закрыла дверь. Из-за нее еще доносились удаляющиеся шаги, а потом она осталась одна, наедине с собой.

- Добрый вечер, Феликс Эдмундович.

- Добрый, Наденька. Слышал, все прошло успешно?

- Так точно. Николай Семенович Чхеидзе покончил жизнь самоубийством, видимо, вдали от родины потеряв силу сопротивления и веру в революцию. На столе была обнаружена предсмертная записка. Нашему агенту в Париже передана распоряжение о смене места.

Надежда Петровна вытянулась перед Дзержинским, произнося необходимые слова, а сама жадно изучала его лицо. Глубоко посаженые глаза не моргали, казались парализованными.

- Непредвиденные обстоятельства?

- В доме Николая Семеновича я встретила своего мужа, меньшевика Михаила Зинина, которого пришлось ликвидировать, так как он пытался помешать.

- Сочувствую.

Феликс Эдмундович улыбался, хвалил, высказывал соболезнования, даже предложил внеочередной отпуск, но Надя знала, что это холодная расчетливая игра. Он - вдовец, а значит, ничего не мешает убить ее прямо сейчас, если это по каким-то причинам понадобится.

«Котят надо топить», - вспомнила Гришину фразу. Сейчас как раз чувствовала себя таким котенком перед немигающими глазами удава.

- Спасибо, Феликс Эдмундович, но я в порядке. Думаю, что в ближайшее время смогу приступить к выполнению следующего задания.

- Очень рад это слышать, - серьезно произнес он, и мурашки покрыли кожу женщины. Показалось, что сейчас была на грани. Что ответь по-другому - и не было бы больше верного чекиста Нади.

- Служу революции.

- Вижу. Но ты все же отдохни с месяцок. А потом приходи на минус пятый. Только сначала ко мне загляни.

Надежда кивнула и вышла из кабинета.

Будто неживая добралась до дома, и тут ее начало трясти. Наполнила стакан из вчерашней бутылки и выпила махом, но дрожь не прошла. Упав на кровать, постаралась успокоиться. Взгляд остановился на дипломе, висевшем на стене, где крупными буквами красовалась надпись «За верность».

Лето вошло в зенит, когда Надя снова встретилась с воробьем.

- Везет мне на вас, - улыбнулась она.

- Скорее, мне на вас, - ответил парень, расцветая ответной улыбкой.

Уже не спрашивал, как ее зовут. Торопливо вписал данные в журнал и полез за ключами от бункера.

«Жарко же, а она оделась, будто на Северный полюс собралась», - удивлялся молодой чекист, украдкой пытаясь разглядеть фигуру, скрытую широкими брюками и мешковатым пиджаком с длинными полами.

«Наверное, чтобы пистолет не привлекал внимания», - решил он.

- Прошу, - сказал парень, открывая дверь, но Зинина, к удивлению, не пошла туда, а шагнула к открытому окну.

Солнце слепило глаза, на ярко-синем небе ни облачка. Налитые соком тяжелые листья кленов раскрылись навстречу теплу. Все дышало спокойствием и сытостью, довольно урчало и нежилось в полудреме. Надя набрала полные легкие свежего воздуха и замерла на секунду, разглядывая одинокую птицу, точкой парившей в небе. С такого расстояния невозможно определить кто это, но и не надо. На мгновение она разделила с птицей чувство полета. Та нырнула вниз, к земле, и Надя, отшатнувшись, нырнула в дверной проем бункера.

- Счастливо оставаться, - сказала провожавшему и начала отсчитывать ступени.

Минус один: холод подземелья прошел сквозь кожу; минус два: сердце сжала железная рыцарская перчатка; минус три: ноги сделались ватными; минус четыре: в голове забухала кровь; минус пять: Надя выключила эмоции, превратившись в машину.

- Документы.

Проверка, решетка, проверка, решетка, проверка, решетка... Когда очутилась в зале, поняла: пора.

Встречал незнакомый охранник, крепкий мужчина лет тридцати на вид. Мышцы угадываются даже под курткой.

Люгер взметнулся со скоростью кобры и так же быстро плюнул ядовитой слюной. Лоб украсила темная дырка, а тело грузно рухнуло на каменный пол. На звук выстрела из камеры хранения высунулась рука с наганом и, зачем-то, правый глаз. В него-то и попал второй плевок люгера. Теперь спешить, пока интеллигенты не сообразили закрыть медицинский кабинет, и не подошла подмога. Надо отдать должное - интеллигенты почти успели. Все же это не просто «врачи», а сотрудники ОГПУ. Надя сорвалась на бег и, не снижая скорости, вдарила левым плечом по толстенному железу, не давая закрыть тяжелую дверь на засов изнутри. Та поддалась, отшвырнув «врача». Плечо обожгло болью. Скорее всего перелом, но это уже не важно. Люгер в правой руке. Две пули - два трупа. «Котят надо топить, а то их станет больше, чем клопов». Вопрос лишь в том, кто котенок, а кто топит.

Надя вытащила из-под пиджака гранату, швырнула в агрегат. Сама выскочила в зал, прячась за спасительной дверью. Взрыв сотряс несущие стены, но они устояли. Металл изнутри погнулся - убедилась в этом, разглядывая ошметки того, что почтительно называли агрегатом. Тут же бросилась к другим дверям. Дернулась - заперто. Ничего удивительного.

«Ладно, вскрою. Вот эту, ближайшую», - подумала Надя, укладывая вторую гранату под дверь.

Пряталась снова за броней медицинского кабинета, только теперь внутри. Мощный взрыв опять проверил бункер на прочность, и тот снова выдержал проверку. Дверь покорежилась, но пролезть, с трудом, все же можно было. Не тратя время на изучение содержимого, Надя побежала в камеру хранения. В люгере оставалось четыре патрона. Перевернув незадачливого охранника, забрала у него наган. Еще восемь патронов.

Войдя внутрь, увидела сплошной ряд металлических шкафчиков с номерами. Метал хороший, но замки никудышные. Зинина пожалела, что не умеет работать отмычкой, но во всех областях специалистом не станешь. Придется так, грубой пороховой силой. Приставила дуло почти вплотную к замку и нажала на курок. От грохота, отраженного несколько раз о железные стены заложило в ушах. Зато дверца сорок шестого открылась. Пусто. Сорок седьмой - выстрел - пусто. Сорок восьмой - выстрел - наган. Проверила барабан - полный.

«Отлично!» - подумала Надя, убирая свой люгер с последним патроном в кобуру. При этом, забыв о травме, потревожила левую руку, и та не преминула о себе напомнить. Надя прикусила губу, сдерживая стон и прогоняя боль. Еще чуть-чуть, довести дело до конца, иначе взрыв агрегата так и останется глупостью.

Бегом вернулась к раскуроченой двери и протиснулась внутрь. По всей стене шли стеллажи с контейнерами. На каждом порядковый номер. Наверняка, если поискать, то можно найти записи соответствия вдовца и его номера контейнера, но искать было некогда. С минуты на минуту придут. К тому же, она не уверена, что записи находятся на минус пятом, а не, например, у воробья или еще где.

Достала ближайший контейнер - вытянутую железную коробку, напоминающую пенал, наверняка бронированную. Одной рукой вытаскивать было очень тяжело, поэтому выбирала те, что пониже. Поставила вертикально, замком вверх, выстрелила. Крышка отвалилась, обнажая содержимое. Как сердце вынимали из груди, без боли и физического вмешательства; как человек без него жил - оставалось для большинства загадкой. Но Зинина пришла сюда не для того, чтобы находить ответы. Она не уничтожит всех, кто знает принцип работы агрегата, но она может заставить отказаться от его использования. Если таинственные боги, принимающие решение посылать людей на минус пятый увидят, чем это грозит. Если цена, взимаемая за использование агрегата, станет слишком высокой.

- Прости меня, товарищ. Я не знаю, кто ты, я не знаю, где ты, но я убиваю тебя. Прости меня, я делаю это ради будущего. Светлого будущего.

- Господи, если ты есть, пусть мне не попадется Гришин контейнер.

Выстрел - и живая ткань превратилась в мертвую. Снова контейнер, снова за неимением ключа открыть выстрелом. Снова убить неизвестного человека. И снова, и снова... восемь трупов. Она расстреляла все патроны и выбежала в зал, чтобы обыскать труп второго охранника, но не успела.

С другой стороны двери раздались шаги. Оставалось несколько секунд, и Надя использовала их максимально эффективно. Выдернув из кобуры любимый люгер, приставила дуло снизу челюсти и чуть нажала курок указательным пальцем.

Четверо охранников, вооруженные до зубов, с гранатами на поясах, не входили в зал, спрятавшись за дверью.

- Предлагаем вам сдаться! - глухо выкрикнул один.

Послушав несколько секунд тишину, махнул рукой напарнику и, стреляя, они вывалились в зал. На полу, с разнесенным затылком, валялось одно тело, рядом другое в пиджаке, широких штанах и без крышки черепа. Мозги смешались с темной кровью, тонкой струйкой стекавшей под ноги охранникам. Из открытой двери камеры хранения виднелись ноги в черных ботинках с развязанным шнурком. Дверь медицинского кабинета оплавлена, другая от взрыва свернулась чуть ли не в трубочку.

- Уходим. Это уже не наша работа, - произнес высокий поджарый мужчина, пряча оружие.

Произнеся речь на пленуме ЦК, Феликс Эдмундович схватился за грудь. Что-то сдавило, навалилась тяжесть, ноги сделались чужими и непослушными. Все тело будто попало под грузовик, зрение отказало, слух тоже. Какую-то сотую долю секунды он удивлялся столь неожиданному бунту организма, а потом осел на пол. Больше Дзержинский не поднимался.

В Польше, Финляндии и Турции сотрудники ОГПУ, работавшие по спецзаданиям, провалили операции из-за внезапной серии инфарктов.

Первым указом Вячеслава Рудольфовича Менжинского, сменившего Дзержинского на посту председателя ОГПУ, запечатанным грифом «особо секретно» стал указ «Об усилении мер предосторожностей при допуске к специальным заданиям». В нем приказывалось сократить количество чекистов, имеющих право допуска к агрегату; создать несколько бункеров: для руководителей и полевых работников; усилить броню, используя только легированную сталь; отказаться от употребления обычных замков.

Зимой 1927 года Григорий Сыроежкин, как имеющий опыт борьбы с бандитизмом, был командирован в Якутию, где организовал борьбу с бандой кадрового колчаковского офицера Шмидта. Принимал личное участие в его ликвидации.